Оно знало себя лишь как Старейшее.
Это было больше, чем имя, – его место в творении. Оно было самым старым, самым сильным и свирепым, и оно отведало больше всего крови. Прежде чем стать Старейшим, оно принадлежало к низшей породе. Эти слабые существа были сородичами Старейшего, однако сейчас оно держалось вдали от них, пытаясь утихомирить голод, который никогда не исчезнет.
Старейшее дернулось во сне, который не был до конца ни сном, ни оцепенением, но неким неподвижным состоянием, переходящим из одного в другое. Мысли его текли вяло, инстинкты и неясные ощущения медленно ползали позади закрытых глаз. В глубине разума Старейшего перешептывались сознания его сородичей.
Они говорили о слабости, об отсутствии добычи, и поэтому этими шепотками можно было пренебречь.
Старейшее не способно было видеть сны. Вместо того, чтоб спать и грезить подобно человеку, оно лежало без движения в глубокой темноте, не обращая внимания на мысленные импульсы своих слабых собратьев и позволяя собственным сонным мыслям вращаться вокруг ненавистного голода, что пробирал его болью до самого нутра.
Добыча, ныло в его медлительном, жаждущем разуме.
Кровь. Плоть. Голод.