Эрина (СИ)
- Здравствуйте, - поздоровался маршал с фон Готтом. Он вошел в комнату, где полковник ждал его, снял плащ с оружейным поясом, на котором висел меч, и повесил их на вешалку в углу, оставшись в зеленой форменной одежде. В руках он держал жезл, который был заткнут за его пояс, явно не зная, куда бы деть этот символ власти. Наконец, маршал положил его на стол. - Мне давно уже не приходилось воевать, полковник, - ни к селу, ни к городу заметил маршал, - административная работа поглотила. А когда-то был лучшим снайпером в нашем командорстве. Не раз мы спускались в тоннели - поохотиться на слуг Метрополита. Но теперь все это в прошлом для меня.
- Скучаете по тем временам, маршал? - спросил у него фон Готт.
- Уже не сильно, - пожал плечами Лазарь. - Здесь та же война, только ведется иными способами. Я многим говорил это, и уже сам поверил в свои слова. Ну да, вам этого говорить не придется.
- Я вас не очень понимаю, если быть честным, - сказал фон Готт. - Что вы имеете в виду?
- Вы уже знаете, полковник, - напрямую высказался Лазарь, - что среди наших рыцарских орденов нет Тевтонского. А если быть совсем точным, то Ордена тевтонских рыцарей госпиталя святой Марии в Иерусалиме. И я теперь пришло время для его основания. Такое решение было принято папой и конклавом кардиналов, конечно же, по рекомендации Марка Антония Калатравы и моей. Костяк будущего ордена составит ваш полк. Вы - люди проверенные в боях с демонами, показавшие стойкость под огнем и в рукопашной схватке. Вполне годитесь, как костяк ордена. Конечно, при условии, что ваши люди согласятся на то, чтобы вступить в орден. Должность магистра, конечно же, я предлагаю вам, Авраам Алекс. Если примете мое предложение, то именовать вас будут Авраам Алекс Тевтон.
И если были еще в душе бывшего - теперь уже окончательно и бесповоротно бывшего - лейб-гвардии полковника оставались сомнения, то именование "Авраам Алекс Тевтон" развеяло их последние остатки. Он был полностью готов к тому, чтобы перейти в новое подданство. Не задавая лишних вопросов.
- Поговорите со своими людьми, магистр, - подлил еще масла в огонь Лазарь, - и через месяц мы отправим новый орден в тренировочные лагеря.
- Я проведу сбор так быстро, как только это будет возможно, - заявил с обычной для него хвастливостью свежеиспеченный магистр Тевтонского ордена. - Но для начала мне надо поговорить с майором Биттенфельдом, ведь он займет место моего заместителя, не знаю, как это называется в орденской классификации званий.
Уж это-то Авраам Алекс теперь уже Тевтон понимал преотлично. Без талантов Биттенфельда он никогда не справится с командованием орденом, пусть оно почти не отличается, как ему казалось, от командования полком. И должность заместителя и реального командующего орденом должна достаться именно ему. А Аврааму Алексу останутся чисто парадные функции и, конечно, политика, хотя он пока слабо представлял себе как она тут, на Земле, колыбели человечества, ведется. В том же, что она есть, магистр Тевтонского ордена ничуть не сомневался. А уж в политике-то Авраам Алекс понимал куда больше, чем в военном деле, иначе никак не оказался бы на своем посту.
Глава 3.
Строевой смотр полка производил удручающее впечатление. В первой роте осталось два десятка бойцов, во второй - три с половиной, в третьей - четырнадцать, в четвертой, в которую входил пулеметный взвод, который забрали под Колдхарбор, - десятеро. Выбило почти всех офицеров, хотя командирам рот повезло больше. Погиб один только капитан Семериненко, а вот штабс-капитан Подъяблонский сумел, не смотря на раны, вернуться в строй. И даже присутствовал на смотре, из-за ран держась слишком прямо. Он снова был в своих странных доспехах, носящих следы недавнего ремонта. А вот поручиков, моих недавних однокашников, выбило очень многих.
После смотра я распустил полк, сам же отправился в канцелярию. Там меня уже ждал майор Дрезнер с похоронками, которые мне согласно неписанной воинской традиции надо было прочесть и подписать - тексты для них сочинял лично зампотылу, согласно той же традиции. Были и менее мрачные списки - награжденных, представленных к очередному званию, а так же отпускников. Собственно, в последнем числились все солдаты и офицеры полка, кроме нас с Дрезнером, бойцов следовало распустить по домам, пусть отдохнут после такой операции. Вряд ли раньше чем через несколько месяцев наш полк отправят куда-либо. После таких потерь, что мы понесли, только доукомплектование солдатами и офицерами уйдет не меньше двух месяцев, тем более, что еще два полка с нашей планеты понесли столь же тяжелые потери. Мы, наверное, подчистую выберем все тренировочные лагеря, нашей губернии, и будет объявлен дополнительный рекрутский набор. Ведь война с Альбионом не закончилась, и даже совместные действия на Пангее никоим образом не повлияли на примирение наших держав.
Разобравшись с долгой и муторной бумажной работой, я оставил Дрезнера, так сказать, на хозяйстве, принимать пополнение, а также новые карабины и доспехи, пулеметы, орудия, малые мортиры, взамен вышедших из строя или брошенных на Пангее. Мне, как и всем, требовался отдых. И я отправился домой.
В этот раз я не допустил ошибки, первым делом отправившись к матери. Она была в своих комнатах, занимаясь каким-то вышиванием. Увидев меня, она вскочила на ноги и, изменив своему обычному образу благородно-сдержанной дамы, почти подбежала и крепко обняла меня, прижавшись лбом к моей груди.
- Все хорошо, мама, - заговорил я, изрекая обычную чушь, что бормочут в таких случаях. - Я живой, даже не ранен, со мной все хорошо, мама. Все хорошо.
- Панкрат пытался скрывать от меня весь этот ужас, что творится на Пангее, - шептала мама, я впервые слышал, чтобы она называла отца по имени, да еще и сокращенному, - но все ведь только об этом и говорят. Куда бы я не пошла, только об этом все разговоры. Во всех газетах печатают списки погибших, переданные гипертелеграфом. Почти каждый день приходили сведения о тысячах убитых. Я внимательно прочитывала все списки дважды, а когда и трижды. Все боялась увидеть там тебя.
Хорошо, что моя фамилия не Иванов или Мюллер - среди них вполне можно потеряться и мамино сердце не выдержало бы столько раз натыкаться на нее.
- Я жив, мама, - говорил я в ответ. - Все хорошо. Я выбрался с Пангеи.
- Это правда, - подняла на меня заплаканное лицо мама, - что говорили и писали о войне там?
- Правда, - только и ответил я, ограничившись только этим словом, что бы там не говорили и не писали о Пангее. - Домой, мама, вернусь и из самой преисподней.
- Не говори так, - строго произнесла мама, - никогда не говори. Ты ведь дрался с демонами, а они утаскивают людей в свой ад, чтобы те возвращались, чтобы сражаться против своих же товарищей.
- Не надо, мама, - положил я ей руки на плечи. - Не повторяй того, что прочла или услышала. На Пангее было страшно, но не настолько. Я пережил это - и ладно.
- Легко тебе говорить, - вздохнула мама. - Я когда газеты брала в руки, у меня сердце кровью обливалось. И все вспоминала слова Панкрата, что драгуны всегда на острие атаки и в первое линии обороны.
Вот тут я уже был готов голову родному отцу оторвать.
Мы постояли несколько минут молча, а потом мама отстранилась и сказала мне:
- Сын мой, - голос ее стал более привычным, - оставьте меня. Ваш батюшка, думаю, будет рад видеть вас и тут же, - не удержалась-таки мама от шпильки, - расспросит вас обо всех нюансах военных действий на Пангее.
- Мама, - протянул я, - как же я все-таки люблю тебя.
Мама привычным уже с тех пор, как я перерос ее, движением надавила мне на плечи, заставляя немного присесть, и поцеловала в лоб. Когда я уходил из ее комнат, она все еще улыбалась сквозь слезы. И тут уж мое сердце обливалось кровью.
Отца дома не оказалось. По словам Франца, он почти все время проводил в штабе инспекции. Готовилась большая наступательная операция против альбионцев, что лично меня сильно удивляло. Ведь воевать следовало с настоящим врагом, которым были демоны. В этом я был убежден полностью, наверное, как и все, прошедшие ад на Пангее. Или деятели из военного ведомства настолько самонадеянны, что готовы начать войну на два фронта. Хотя в это мне верилось с трудом, что бы не болтали о них, как бы не издевались и не насмехались, идиотами они не были точно.