Давай никому не скажем (СИ)

Смыла косметику, и едва приступила к мытью волос, как услышала из кухни оглушительный крик ребёнка, и следом визг Дины. Поскальзываясь на хлопьях пены, обернула вокруг тела полотенце и выскочила из душевой: Дина бегала по кухне, прижимая к себе орущего сына.
— Господи, что случилось?
— Павлик… упал… Я его на секунду всего, а он…
Взглянула на ребёнка — носогубный треугольник стремительно синел, глазки закатились. Вместо громкого плача ребёнок монотонно поскуливал, обмякнув в руках матери.
— Дина, скорую, скорее!!!
— Нет, нет! Не надо скорую! Только не скорую! — схватив меня за полотенце, умоляюще запричитала Дина. — У меня прописки нет, ребёнок нигде не прикреплён. Он просто упал со стола, просто упал… тут… тут же не высоко…
— С кухонного стола? — я была просто в ужасе, и поверить не могла, что мать может быть настолько хладнокровной.
— Да. Я посадила его на секунду, отвернулась налить молоко, и … он упал…
Из комнаты выглянул побледневший Толик. В трясщихся руках тот держал истлевшую до фильтра сигарету, и внимательно прислушивался к разговору. Я сразу же всё поняла.
— Ты оставила Пашу с Толиком, и он не углядел? Отвечай!
— Да, — тихо прошептала Дина, укачивая ребёнка. — Яночка, пожалуйста, там же обязательно спросят, как это произошло… Толик, он же… он же сидел!
— Мне всё равно, что будет с тобой и Толиком, но рисковать ребёнком из-за ваших разборок я не буду. Если тебе наплевать, то мне нет, — схватив с коридорной вешалки старое пальто матери, с мокрой головой побежала на соседнюю улицу к таксофону вызывать скорую помощь.
Часть 20. Ян
Ян
Домой пришлось идти пешком, через дворы, чтобы меньше попадаться на глаза случайным прохожим. Своего лица я не видел, но мог представить, что картина там малоприятная: переносица жутко болела, каждый шаг отдавался молотком куда-то в лобную кость. Хотелось одного — поскорее вернуться домой, принять анальгин и лечь спать.
— Эй, красавчик, далеко идёшь? Забегай на огонёк.
Две девчонки, каждая с сигаретой в руке, сидели под грибком на детской площадке. Рядом на лавочке по бутылке пива. Та, что левее, глупо хихикнула, и принялась укорять подругу, чтобы не приставала "к мужикам".
— Мало тебе приключений, Танька! А если он маньяк какой? Ох, бл*ть, — выругалась она, прикрыв рот ладошкой. Глаза как блюдца — на пол лица.
Подтянув к себе сумки, обе замолкли, провожая меня испуганным взглядом.
Только дома я понял, что же их так испугало.
Тихо, чтобы никто не услышал, пробрался в гостиную и мельком взглянул в большое настенное зеркало: нос, щёки, подбородок, даже лоб — всё в подсохшей крови. Белая футболка заляпана бурыми пятнами, джинсы и куртка в пыли. На кроссовках толстый слой грязи.
Главное, чтобы мать не увидела, её же инфаркт стукнет.
Скинув обувь, еле слышно направился к лестнице. Шлепая босыми ногами, из кухни вырулила Карина, держа в руках тарелку с бутербродами.
— Что-то ты рано сегодня… Ой, — сестра округлила глаза, и не успел я поднести палец к губам, как она заорёт: — Ма-ам, Яна избили!
***
— А я говорила, говорила не ходить в тот район, там же гопники одни живут! — причитала мать, проводя по моему лицу ватой с антисептиком.
Запрокинув голову назад, полулежал на кресле, в ноздрях по ватному тампону. Пять ярких лампочек по сто ватт нещадно били в глаза.
— Да всё нормально, говорю же, — прогундосил в ответ.
— Вижу я, как нормально. Переносица вон как распухла, кровь так и хлещет! Рома, так что там со скорой?
— Не могу дозвониться, всё время занято! — выругался отец, застёгивая на ходу рубашку. — Сам в травмпункт отвезу. Собирайся давай.
— Ну какая скорая? Что за паника? Первый раз что ли нос разбили?!
Я понимаю, мать есть мать, но её привычка раздувать из мухи слона неимоверно бесила. Ну что я, маленький что ли, теперь из-за разбитой коленки истерику начнём закатывать? Спорить с ней сейчас точно дохлый номер. Недовольно поднялся и поплёлся обуваться.
— Лучше молчи, и отцу не перечь! А если перелом? А если кость раздроблена? — засовывая в батин портфель необходимые документы, мама как наседка бегала по комнате, вслух перечисляя: паспорт положила, полис положила…
Превозмогая пульсирующую боль в висках, наклонился, натягивая зашнурованный ботинок. Карина нарисовалась в дверном проёме, с интересом наблюдая за моими мучениями. Откусив щедро политый горчицей хлеб с колбасой, злорадно прищурилась:
— Так кто тебе зарядил?
— Большой и страшный серый волк. Кстати, будешь есть на ночь, станешь как Кубышкина.
Скиснув, сестра положила недоеденный бутерброд на тарелку.
Кубышкина Лена — известная в моей прошлой школе толстушка, по иронии судьбы носила говорящую фамилию. Только ленивый не сострил по поводу её выдающегося веса. Даже первоклашки упражнялись в остроумии, тыкая пальчиком в мясистую спину Ленки.
— Всё, поехали. Каждый день с тобой ни одно, так другое, — пробурчал отец, забирая с журнального столика ключи от Ауди.
— Рома, проследи, чтобы рентген ему там сделали, чтобы посмотрели всё как следует! Анализы пусть возьмут, — суетилась мама, смахивая набежавшие слёзы.
Хотелось сказать что-нибудь едкое, но зная её реакцию на мои не всегда уместные шутки, решил промолчать. Хоть её забота порой переходила все мыслимые грани, обижать, и уж тем более видеть слёзы, не доставляло никакой радости.
Почти всю дорогу до больнички отец выносил мозг своими дурацкими расспросами. Кто, где, почему, за что. В итоге, как всегда не дождавшись ответа, бросил что-то типа: мало тебе досталось, надо было ещё и губам надавать. Надулся как индюк, и оставшиеся минуты мы сидели в блаженной тишине.
Плавный ход Ауди мягко укачивал, я даже успел на секунду задремать, как вдруг машина резко затормозила у кованых больничных ворот. К счастью, всучив мне в руки тощий пакет с документами, отец решил подождать снаружи, предоставив расхлёбывать самому. Это меня более чем устраивало. Не хватало ещё с папочкой за руку по кабинетам ходить.
Кратко обрисовал ситуацию сонному медбрату, тот заполнил какую-то бумагу и отправил на рентген.
Бросив на меня хмурый взгляд, грузная докторша почтенного возраста тяжело поднялась с табуретки, и направилась настраивать аппарат.
— Подрался?
— Упал.
— Ага. И прям только шнобелем об асфальт.
— Ну почему же только, ещё локоток поцарапал.
Не оценив юмора, врачиха нашлёпала несколько снимков.
— В коридоре подожди, — буркнула, выпроваживая из кабинета.
Выйдя в пустой затемнённый коридор, сел на длинную лавочку обшитую потрескавшимся кожзамом и, откинув голову, закрыл глаза.
Из приёмного отделения послышались торопливые шаги.
— Вот сюда, пожалуйста, проходите, — из-за угла появился медбрат, за ним какая-то растрёпанная баба с ребёнком, и… англичанка. Сонливость как рукой сняло.
Для верности зажмурил глаза и снова открыл: это точно была она. В каком-то убогом старушачьем пальто, таком же дурацком берете и туфлях на босу ногу.
Часть 21. Яна
Яна
С пятого раза дозвонилась до скорой помощи, вызвала врача, и сразу же побежала домой. Слава Богу таксофон на соседней улице у почты, иначе не представляю, как и на чём в этот час до больницы добираться.
Голова мокрая, холод собачий. Не хватало ещё заболеть. Курага мне точно весь мозг чайной ложкой съест, прямо слышала её скрипучее: учебный год ещё не успел начаться, а вам, Яна Альбертовна, уже больничный подавай.
Хотела высушить волосы феном, да пока успокаивала Дину и одевала ребёнка — так как она истерила и всё из рук валилось — карета скорой помощи уже стояла у подъезда. Не отыскав кроссовки, обула туфли и мамин берет, оставшись в её стареньком пальто. Какая разница, не на свидание же!
Отправить Дину вдвоем с Павликом побоялась, мало ли, что она там докторам наговорит, выгораживая сожителя.