Печать султана

Повивальная бабка велит Камилю положить тело на бок и подержать его некоторое время. Когда она прикасается к лицу утопленницы, изо рта той вытекает темная вода. Женщина двигает руки трупа, и на губах мертвой девушки пузырится розовая пена.
— Она утонула. Если бы ее бросили в море после смерти, вода не проникла бы в легкие.
Они возвращают тело в исходную позицию. Камиль рад, что больше не придется прикасаться к трупу. Липкие руки замерзли, и он с трудом преодолевает искушение засунуть их в карманы.
Повивальная бабка показывает на большую родинку на правом плече покойницы:
— Родимое пятно может помочь в опознании девушки.
Она отходит в сторону и ждет дальнейших указаний.
— Спасибо. Ты очень помогла нам и проявила исключительную наблюдательность.
Амалия тонко улыбается. Судья думает, что эта простая деревенская повивальная бабка гораздо сообразительнее, чем ученые бюрократы из его окружения. Она просто делает выводы из собственных наблюдений, а не строит всякие сомнительные догадки.
У страха глаза велики, особенно в такие неспокойные времена. В результате долгов, многочисленных войн и битв за новое устройство государства между правительственными фракциями, одни из которых являются сторонниками парламента, а другие поддерживают неограниченную власть султана, имперская казна находится в распоряжении европейских держав. Националисты, поддерживаемые Европой и Россией, пытаются оторвать провинции от империи. Улицы Стамбула кишат беженцами. Камиль сомневается, сумеет ли парламент остановить оскудение казны, земли и обнищание людей в громадном Османском государстве, границы которого сейчас мягки, как тело толстяка в турецких банях.
Перемены вызывают страх, размышляет Камиль, в верхах и в низах. А напуганные люди хотят отвлекаться волшебными сказками. Однако эта повивальная бабка вполне рассудительна.
Амалия видит одобрение в глазах судьи и опять улыбается. На этот раз вполне искренне.
— Я хочу попросить тебя еще об одной услуге, — добавляет он. — Расспроси деревенских, не знает ли кто эту девушку. Может быть, люди слышали или видели что-то необычное. И если так, немедленно пошли гонца прямо в суд. Тогда я отправлю к тебе своего помощника. — Он полагает, что бабка, как и большинство сельских жителей, не умеет ни читать, ни писать. — Мы отблагодарим посланца, — любезно добавляет он, не желая открыто говорить о награде. — И еще одно дело. Ты никому не должна говорить, в каком состоянии находится покойная.
Повитуха соглашается и слегка наклоняет голову. Потом одевается и уходит.
Камиль остается наедине с трупом. Тело еще не начало разлагаться. От него исходит сырой неживой запах.
Внезапно кто-то появляется в освещенном проходе. Камиль вздрагивает.
— Мишель! Как давно ты прячешься здесь?
— Я пришел как раз в тот момент, когда повивальная бабка начала осмотр тела. Полицейские посланы на розыски. Позднее я сам поговорю с местными жителями. Мне показалось, что вам не обойтись без меня.
Камиль понимает, что Мишель не подчинился ему и, как бы читая его мысли, сделал то, о чем паша недавно подумал.
— Да, конечно, — неохотно соглашается он, чувствуя, что проиграл в какой-то непонятной игре.
— Я находился в соседнем помещении и делал записи. Здесь хороший резонанс. Голоса доносились до меня. Старуха оказалась очень проницательной особой, — говорит он с восхищением. — Теперь нам уже не понадобится осматривать тело.
— Да, она проявила себя с лучшей стороны. Нужно расспросить купцов на базаре и узнать, кто недавно покупал сушеные лекарственные растения.
— Знаешь, стамбульские евреи-сефарды говорят о каплях, которые использовали их испанские предки для того, чтобы глаза казались большими и темными. Они называют это вещество «белладонна», то есть «прекрасная женщина». Похоже, это то же самое, что и наше таинственное растение.
Мишель подходит к покойной с небольшой чашей в руках. Резким движением наклоняет тело на бок и нажимает на грудь. Тонкий ручеек жидкости вытекает изо рта девушки в сосуд.
Мишель изучает жидкость.
— Теперь я выясню, утонула ли она в пресной или соленой воде. — Он кидает взгляд на кожаную сумку с инструментами, все еще лежащую у изголовья трупа. — Надо проверить содержимое ее желудка.
— Полагаю, мы не можем позволить себе вскрыть тело до того, как свяжемся с иностранными посольствами. Если она подданная одной из зарубежных стран, дипломаты будут недовольны, когда мы отдадим им распоротый труп.
— Да, ты абсолютно прав, — с разочарованием отозвался Мишель.
— Подай мне скальпель.
Камиль разрывает цепочку ожерелья. Потом занимается замком. Открыв кулон, он передает его Мишелю.
— Внутри находится тугра.
Мишель вертит кулон в руках и рассматривает его со всех сторон.
— Есть еще какие-то знаки. Тебе известно, что они означают?
— Нет.
— Выходит, девушка как-то связана с дворцом?
— Возможно. Интересно. Восемь лет назад к северу отсюда, у Шамейри, была найдена мертвая англичанка. Гувернантка из дворца, Ханна Симмонс. Ее нашли плавающей в пруду. Ту женщину задушили. — Он вздохнул. — Не думаю, что между двумя покойницами есть какая-то связь.
Камиль не говорит о том, что имя жертвы застряло у него в памяти потому, что начальник полиции района Бейоглы был снят с должности министром жандармерии, человеком, сменившим его отца, так как не сумел найти убийцу англичанки. Камиль внимательно ознакомился с делом об убийстве сразу после того, как приступил к своей работе, однако решил не возобновлять его. С тех пор прошло немало лет, и было бы политически нецелесообразно возвращаться к нераскрытому преступлению, в котором к тому же замешаны члены влиятельного иностранного сообщества и люди из окружения султана. И вот вновь погибает иностранка, как назло, во время его дежурства. Камиль напрягается, чтобы скрыть тревогу и волнение.
— Тело нашли возле владений ученого ходжи за деревней Шамейри. Тогда о происшествии много говорили, — вспоминает Мишель.
— Правильно. Убитую обнаружили у дома Исмаила-ходжи. — Он уже забыл детали дела Ханны Симмонс, вытесненные из его памяти множеством новых происшествий.
Судья размышляет вслух о лежащей на возвышении девушке:
— Возможно, это просто совпадение. Она может оказаться черкешенкой или сербкой. У них часто бывают светлые волосы и голубые глаза. В любом случае Шамейри далеко от Средней деревни.
— По морю расстояние не так уж велико. Течение там очень сильное. Труп, брошенный в Шамейри, вскоре окажется возле Средней деревни. Если убийца один и тот же человек, значит, он живет в нашем районе или часто наведывается сюда. Этот человек, безусловно, хорошо знает Босфор и его побережье. Многие не решаются сунуть туда нос из-за диких собак.
— Не могу себе представить, что это как-то связано с Исмаилом-ходжой, — твердо заявляет Камиль, следя взглядом за конусообразными лучами света, падающими вниз от купола на тело, лежащее на массажном камне.
Он огорчен тем, как быстро Мишель установил связь между двумя убийствами. У ходжи, а это почетный титул мусульманина, безупречная репутация. И в его доме нет ни одного человека, которого можно подозревать в убийстве. Подробности дела Ханны Симмонс начали всплывать в памяти судьи. Сестра ходжи слыла отшельницей, племянница в то время была еще совсем ребенком. В доме содержалось всего несколько слуг.
— К тому же тело было найдено в лесу за домом, возле дороги. Так что убийцей мог быть кто угодно. Однако, — задумался на минуту паша, — нам не помешает побеседовать с ходжой или его племянницей.
Мишель молчит. Камиль поворачивается к нему и видит, что тот все еще держит в руках кулон и пристально смотрит на мертвое тело. Потом Мишель спрашивает нарочито спокойным голосом:
— Завернуть? — Он указывает на кулон.
— Вместе с браслетом и крестом. Я возьму их с собой. — Кивает в направлении покойной: — Мы даже не знаем, кто она такая. Скорее всего все же иностранка, так что придется начать с посольств.