Проклятый муж (СИ)

И граф встал и, хромая, побрёл к любимому креслу у камина, показывая, что разговор закончен.
***
Когда его будущая жена ушла, Джозеф уселся в кресло поудобнее и вытянул ноги к огню. Погода, наверное, меняется. Возможно, завтра будет метель или мороз. Боли были почти нестерпимыми. Говорил же ему доктор, найденный Армином, что рано или поздно, но всё равно придётся начинать принимать обезболивающие микстуры. А он так не хотел. Но спасения нет. Никто не даст гарантий, что он не сойдёт с ума от боли перед смертью.
- Ветер, ко мне! - Лабрадор послушно подошёл к хозяину и уселся у его ног, преданно заглядывая в лицо. Маску граф так и не одел. Она осталась на столе. - Ну что, друг мой, удивила тебя моя будущая жена? А?
Он ласково потрепал Ветра за ушами. Разговаривать с лабрадором давно вошло у Джозефа в привычку. Пёс понимал всё и слушал, разве что не отвечал. Армин приезжал редко, а с преданным Генрихом можно изредка было перекинуться в вист, да побеседовать о погоде. Он был славным малым, но не понимал и половины из того, что граф хотел бы сказать.
И вот теперь приехала его будущая жена, эта тали Сара Бален. Откровенно говоря, он, конечно, ожидал увидеть другую девушку. Всё-таки когда-то она была знатной леди, и эта аристократичность сквозила во всех её чертах. А от аристократок он вообще не ждал ничего хорошего.
Граф усмехнулся. Как будто он не аристократ. Хотя нет, он принадлежит к ним только по праву рождения, больше ничего. Так вот, эта девушка... Он правда ожидал от неё истерики или слёз, а может бледных щёк и обморока. Ведь Проклятыми пугали с детства. Страшные легенды, рассказанные на ночь. И мало кто мог похвастаться, что действительно встречался с ними. Но тали Бален оказалась совсем другой, или просто очень хорошо владела собой. Она почти не боялась его. Приятный сюрприз. Граф научился с нескольких шагов чувствовать страх. А ещё тяжелее было видеть, иной раз, как от его вида у людей подгибались колени. Ну да, он же Проклятый, что с них взять?
Джозеф стянул с руки перчатку и задумчиво почесал шею. Там стояло это несчастное клеймо, от которого боль словно расходилась по всему телу. Ему недолго осталось. Он не лгал Армину. Года два от силы. И то, последний год, наверное, будет годом непрекращающейся агонии. Что-ж, он попытается подготовиться. В конце концов, он будет чувствовать себя удовлетворённым. После его смерти его состоянием не завладеют приставы. А как распорядится всем этим молодая вдова - это уже не его дело. Она любит брата и заботится о нём, попросила назначить ему содержание. Это хорошо. Значит, ей хватит ума не растратить всё состояние попусту. Когда он прочитал о деле тала Балена в газете, сразу решил помочь им и написал Сворку. Несправедливость с давних пор ему претила.
Граф натянул перчатку обратно. Руки с недавних пор мёрзли. Да и не нравились они ему. Он пугался своего тела, которые выглядело как тело семидесятилетнего старика. И как только тали Бален не испугалась его, когда он снял маску? Он от неё этого совсем не ожидал. Хотя, что она, уродов что ли не видела? Небось, за то время, что умер отец, всякого навидалась.
Он вздохнул. Будущую графиню Даррен всё-таки надо ещё будет обучить управлению имением. Собственно, для этого он и написал об обязательном часе в библиотеке. Он ожидал немного другую девушку. Хотя тали Бален, наверное, согласилась бы и без пометки в договоре. Но он не мог рисковать. Да нет! Что он лжёт себе? Он хотел общества. Хоть час в день беседовать с кем-нибудь кроме Ветра и Генриха. Одиночество наравне с клеймом постепенно сводит его с ума. Читать газеты в библиотеке, это, конечно, замечательно, но не сравнится никогда с живым общением. Граф даже Армину не рассказывал об этой приписке в договоре. Виконт не понял бы его. Он слишком молод и не понимает ещё, (и дай Господь никогда не поймёт!) как может давить одиночество.
Джозеф позвонил в колокольчик. Пришёл Генрих.
- Да, господин граф.
- Принеси мне сегодня сюда ужин. И потуши огни, пожалуйста. На половине тали Бален можете зажигать свет, если она попросит, и в столовой. А в моей комнате пусть всё останется, как было.
Генрих кивнул и подошёл к светильником, туша их один за другим. Скоро в комнате воцарился привычный полумрак. Из-за клейма зрение слабело. Глазам больно было смотреть на свет. Да и видел он в темноте почему то лучше.
Через полчаса принесли ужин. Джозеф едва слышно вздохнул. Он уже видеть не мог кашу. Эти каши каждый завтрак и ужин, а иногда и на обед. Но его желудок последний год отказывался принимать что-то другое. Только каши, лёгкие бульоны и пюре. Но его кухарка была старой закалки и готовила только те блюда, которым выучилась у своих родителей, считая, что новшества до добра не доводят. Нет, она конечно преданная и добрая женщина, но кроме пудинга, холодца, мясных подливок и бифштексов в разных вариациях, готовить умела лишь кашу.
Поужинав, Джозеф с трудом поднялся и, опершись на трость, направился к двери. Ветер преданно следовал за ним. След в след. Хороший пёс, настоящий друг. Жаль только, что почти такой же старый, как и он. Ничего. Они умрут вместе.
Спальня находилась на втором этаже. Взбираться по лестнице в последние несколько месяцев стало невыносимо тяжелым делом. Он несколько раз останавливался, устало опираясь на трость. Генрих много раз предлагал ему помочь, но Джозеф отказывался. Он сам не мог сказать, что им двигало - фамильная гордость, или, может упрямство, но никто не должен видеть его беспомощным стариком. Вот когда он будет валяться в беспамятстве, сходя с ума от боли, тогда уже ничего нельзя будет поделать. А пока он в состоянии ходить, он будет ходить, даже если для этого ему придётся останавливаться на каждом шагу. А ведь год назад он ещё свободно ездил верхом... Джозеф вздохнул. Нет смысла думать о будущем, раз ничего изменить нельзя. Хотя иногда врывались сожаления. Ему ведь едва исполнилось сорок три. Это ещё даже не рубеж, скорее расцвет. А выходит вот так... Нет. Жалость к себе самое последнее из того, что он позволял себе чувствовать. Граф сжал губы, опёрся о трость, и, преодолев, последние ступени, очутился на втором этаже.
  
Глава 4
 
Утром Сара проснулась рано. Ещё не рассвело. Она минут десять лежала в темноте, пытаясь вспомнить, где находится. Сон о том, что они до сих пор живут с Язеном в маленькой комнатушке родного города, был необычайно реален. Но там никак не могло быть ни бархатного полога над кроватью, ни такого мягкого постельного белья, да и зарешеченного окна…
Окончательно проснувшись, Сара села на кровати. Конечно, она в имении Проклятого, и сегодня их бракосочетание. Подумав об этом, она ощутила волнение, даже страх, но быстро взяла себя в руки. Граф вчера не показался ей таким ужасным, как она ожидала, даже наоборот. Другой бы на её дерзость ответил совсем иначе. Сара улыбнулась, вспомнив вчерашнюю просьбу. Но зато она теперь знала, что не так уж он и страшен, как ей представлялось. В конце концов, может быть его клеймили когда-то совсем давно и он уже раскаялся в своих поступках. Она представила, за что граф мог получить Проклятье, и ей стало не по себе, но она тут же приказала себе успокоиться. Это её не касается. Главное, сейчас – обеспечить достойное будущее Язену и отправить его в какой-нибудь пансион, а она уж как-нибудь потерпит.
Сара поискала одежду. Тёплое платье, в котором она путешествовала, следовало отдать прачке, а потом убрать до лучших времён. Сейчас она оденет что-нибудь повседневное. Чемоданы с вещами она обнаружила возле двери. Наверное, слуга принёс их вчера, пока она разговаривала с графом в гостиной. Она разберёт их потом. Сейчас надо только найти платье. Выбор, честно говоря, был небольшой, но пока сойдёт, а потом можно будет выписать из Гьердараунта ещё пару. Сара оделась и собралась уже позвать кого-нибудь из слуг, когда дверь распахнулась без стука, и к ней в одной пижаме вбежал Язен. Глаза у него были заплаканными.