Вспомни обо мне (ЛП)

— Анна, — отец кивнул в сторону ее спальни. — Мы уезжаем через десять минут.
— Да, хорошо. Я иду, — сказала она, отправляясь переодеваться для поездки в церковь, но затем она остановилась и вернулась в моем направлении, крепко обнимая меня за шею, чем очень меня удивила.
Я закрыл глаза и крепко прижал ее к себе. «Я люблю тебя, Бананчик», — подумал я.
— Не присоединишься к нам? — спросил отец, когда Анна исчезла в своей комнате.
— Мне нужно кое-что сделать по дому, — покачал я головой.
Он приподнял бровь, но не пытался вывести меня из себя, говоря о том, что это простая болтовня. Но давайте посмотрим правде в глаза: мы оба знали, что у меня нет никаких серьезных дел по дому. Это была просто передышка от любопытных взглядов и вопросов, а также от чувства вины. Я пришел на воскресный завтрак только для того, чтобы успокоить маму, и, если бы я отказался, она сигналила бы у моего дома до тех пор, пока я бы не спустился.
Двадцать минут спустя я вернулся в свою квартиру, которую мои родители полностью обставили, прежде чем я въехал в нее прошлым летом. Сейчас я чувствовал себя совсем иначе, чем тогда, год назад.
Я не хотел возвращаться в Флойд Хиллс. Не хотел работать по своей специальности преподавателя. Во-первых, я получил на всякий случай это чертово образование в качестве резервного, никогда не намереваясь его использовать. Но все закончилось в конце прошлого июня. Я сломался не на шутку, пытаясь свести концы с концами, путешествуя из города в город, играя джазовые стандарты (прим. музыкальное сочинение как часть общеизвестного джазового репертуара) для толпы в ресторанах, которая даже не видела разницы между Телониусом Монком и Биллом Эвансом (прим. известные американские джазовые пианисты).
Взрослея, я всегда думал, что путешествия и игра на пианино сделают меня счастливым. Это было моей мечтой очень долго, но реальность была удивительно отрезвляющая. Я ненавидел дешевые отели, единственные, которые мог себе позволить. Бесконечные пьяные крики, чтобы я играл «Пианиста» (прим. песня в исполнении Билли Джоэла). Я ненавидел, что даже с Наташей, девушкой, которая была тогда рядом со мной, я никогда в жизни не чувствовал себя настолько одиноким. Единственное, что я действительно любил во всем этом, была музыка. И те несколько часов, которые я играл каждую ночь, позволяли мне убежать от печальной реальности, в которую не хотел верить.
Бог свидетель, я пытался справиться с этим, потому что вернуться домой в Флойд Хиллс означало признать провал, а я не хотел быть полным неудачником. Но один взгляд на меня во время поездки в Нэшвилл, чтобы посмотреть мой концерт, и мои родители увидели меня насквозь. Обещание помочь мне встать на ноги с постоянной работой, собственным домом, машиной... было слишком заманчиво, чтобы сказать «нет».
Что привело меня туда, где я был сейчас. Даже еще хуже, чем было раньше, потому что: «О, привет, давайте добавим к этому подругу, которая ушла от него, автомобильную аварию, может быть еще несколько сломанных костей, черепно-мозговую травму... а затем, когда он предположительно исцелился, давайте шокируем его еще сильнее и заставим снова пройти через операцию. Оу, и, если можем поиграть с его памятью, чтобы он не понимал, что реально, а что нет, давайте сделаем это тоже».
Я провел рукой по лицу, снял туфли и бросил ключи на полку. Бутылка «Кроун» в нижнем шкафу звала меня, но последнее, что мне было нужно, — это опираться на виски как на костыль. Вместо этого я подошел к окну гостиной и задернул шторы, чтобы закрыться от солнца, которое пыталось выглянуть сквозь дождевые тучи.
Усталость, которая накрыла меня, когда я опустился на диван, заставила меня закрыть глаза, хотя была только середина дня. Но, как и всякий раз, когда сгущались сумерки, мой разум вопил о моей жизни. Даже когда мое физическое тело смертельно уставало, мое подсознание мчалось в отчаянном поиске ответов. Я знал все части головоломки, которые заполнили врачи и моя семья, но ни одна из них не казалась реальной. Последнее, что я помню перед тем, как проснуться в больничной палате, был, по-видимому, день моего несчастного случая несколько месяцев назад. Я проспал тем утром и даже не успел побриться, потому что задержаться, означало пропустить кофе, а работа с детьми требовала повышенного кофеина. Но... это было последнее, что я мог вспомнить, — как я покинул свою квартиру в тот день. Не как сел в красную Mazda 3, которую купили для меня родители, не мою обычную остановку у Джо — ничего. Единственное, что хоть отдаленно имело для меня смысл, это то, что авария была слишком тяжелой и болезненной, чтобы помнить, поэтому мой разум заблокировал ее. Но чего я не мог понять, так это почему недели спустя тоже пропали.
И конечно, время, потраченное на восстановление после моих травм, не было чем-то, что я хотел заново пережить, это точно, но... что-то было не так. Расплывчатые ответы моих родителей не складывались, и они никогда не смотрели мне в глаза, когда я спрашивал о неделях после аварии. Как будто чего-то не хватало, чего-то жизненно важного, о чем мне никто не говорил, и мой разум не мог успокоиться, пока не узнает, что это такое. Недостающий кусочек пазла.
Я вытащил телефон из кармана и включил отрывок Баха, чтобы успокоить свои мысли, а затем взбил подушку и положил ее за голову. Мой последний день свободы и я проведу его в отключке на диване.
«Печально».
Завтра я снова вернусь на работу, хоть это был и незначительный шаг, так как летом в школе не было занятий. Обучать детей игре на пианино было достаточно легко, и это вытаскивало меня из дома. С этого проклятого дивана. И, может быть, просто давало мне ощущение нормальной жизни.
Что бы это ни было.
Глава 2
Олли
Три месяца и чертовски много часов. Именно столько времени прошло с тех пор, как я заставил себя уйти из жизни Рида.
Не потому, что я этого хотел, а потому, что после операции по устранению кровоизлияния в мозг он проснулся, не помня, кто я такой.
Никто.
Ноль.
И я никогда, никогда не забуду его пустое выражение лица, когда он смотрел на меня.
— Кто ты такой?
Моя улыбка исчезла, когда я опустил протянутую ему руку, и, каким-то образом мне удалось прошептать: 
— Что?
Рид переместился на больничной койке. 
— Я тебя знаю?
От его слов кровь в моих жилах застыла. В этом голосе, таком любопытном и невинном, не было знакомого тепла, которое я узнал за последние несколько недель.
Нет. Нет, этого не может быть. Он разыгрывает меня, и в любую секунду он улыбнется и скажет: 
— Попался!
«В любой момент, Рид. В любой момент…»
Но он продолжал наблюдать за мной, а я стоял и смотрел на человека, которого любил, на того, кто смотрел на меня без всякого узнавания на лице. Вскоре взгляд Рида переместился от меня к двери, как будто ему было неудобно с незнакомцем в своей палате.
«Незнакомец... О Боже».
Паника охватила мою грудь, и я попытался успокоиться. «Это временно, — говорил я себе. — Он только что проснулся. Конечно, все расплывчато». Но в глубине души я это знал. Я знал.
Я понимал, что все хреново.
Проведя рукой по волосам и проглотив желчь, которая поднималась в горле, я пытался придумать хоть какое-то объяснение, почему я был там. 
— Я... — мои слова прозвучали хрипло, и я прочистил горло, — работаю здесь. И просто зашел проверить... кое-что.
— О, — Рид посмотрел на вазу с белыми лилиями и голубыми гортензиями, которую я поставил на стол у окна. — Ты принес мне цветы? — спросил он.
«Чееерт. Цветы». Как я должен был это объяснить, если он понятия не имел, кто я такой?
Я потер грудь, совершенно уверенный в том, что мои ощущения указывают на сердечный приступ. Если повезет, я отключусь через несколько секунд.