Завещание (ЛП)

Ладно. Мне пора. Нужно делать домашнее задание (Алгебра. Фу. Мистер Пауэлл такой зануда!). Просто хотела, чтобы ты знала. А теперь мне нужно стащить пару марок с папиного стола. Одну на это, а другую на письмо, которое надеюсь написать тебе завтра, где говорится, что Энди снова сидел со мной.
Я люблю тебя. Надеюсь, у тебя все хорошо. Скучаю по тебе.
Начни снова разговаривать с папой. Пожалуйста. Прошлым летом я скучала по Лавандовому Дому.
Но больше всего я скучала по тебе.
Со всей любовью, навсегда и полностью,
Джози
Джейк отложил письма и посмотрел в окно на море, зная, что на следующий день Энди снова сел с ней. И он знал, что Энди сделал больше.
Он избил ее, ягненочек.
Он закрыл глаза, когда слова Лидии поразили его мозг, но он ничего не мог с ними поделать.
Она так сильно хотела встречаться с этим парнем, что убегала к нему крадучись. Это происходило больше года. Однажды вечером, когда она вернулась домой, он узнал об этом и избил ее, ягненочек. Отец избил ее так сильно, что она неделю пролежала в больнице.
Джейк открыл глаза и сделал еще один глоток из бутылки.
Он избил ее, ягненочек.
Он глубоко вздохнул.
Избил так сильно, что она неделю пролежала в больнице.
Он смотрел в окно, ничего не видя.
Мой мужчина будет сильным, высоким, красивым, умным, заботливым и неистовым, очень НЕИСТОВЫМ и прекрасным, и он будет обожать меня.
Это он бы смог.
Он должен быть очень нежным и понимающим, терпеливым и добрым, вдумчивым, мягкосердечным, и да, возможно лихим и утонченным, определенно умным и успешным.
А вот это бы нет.
Джейк сделал еще глоток пива.
Он избил ее, ягненочек.
Он почувствовал, как его челюсть напряглась, а пальцы крепко сжимали бутылку, чтобы не швырнуть ее. Если бы он это сделал, ему бы пришлось убрать весь бардак, и это могло бы разбудить детей.
Вместо этого он положил письма обратно в конверты, встал и, взяв с собой пиво, вернулся к столу.
Он сложил вместе письма Джози, которые отдала ему Лидия, и перевязал их лентой. Затем открыл ящик и уже собирался бросить туда пачку, когда увидел на дне ее.
Он положил письма на стол, сунул руку в ящик и вытащил рамку.
Это была Джози. На пляже. Ее кожа была загорелой. Ветер так сильно трепал ее длинные светлые волосы, что она запустила в них руку, убирая и удерживая на макушке, но завитки вокруг ее лица были захвачены объективом в полете. Другая ее рука лежала на бедре. Она стояла вдалеке, улыбаясь, шарф развевался у нее на шее, на глазах были солнечные очки, сарафан льнул к ее высокому, стройному, но соблазнительному телу.
Ее дерьмоголовый босс-фотограф сделал этот снимок, отдал Лидии, а Лидия отдала его Джейку. Он был похож на фото из 50-х годов какой-нибудь итальянской секс-бомбы. Итальянской, потому что Джози выглядела утонченно. Экзотично. Очаровательно. Стильно. Так много всего, что она не могла быть американкой, но другой, неизвестной, недоступной.
Невозможной.
Так что я буду приходить и сидеть с ней, пока он проводит несколько часов в офисе.
Джейк не отрывал глаз от фотографии, даже делая еще глоток пива.
И поверь мне, у тебя потрясающая фигура. Ты не пробыла здесь и часа, а уже два раза упоминала о похудении. Прекрати это делать. Это просто смешно. И если кто-то говорит тебе иначе, просто сообщи им об этой нелепости.
Он улыбнулся, глядя на фотографию.
Он избил ее, ягненочек.
Его улыбка погасла.
Черт, у этого дерьмоголового босса-фотографа все это было перед носом гребаные годы.
Годы.
А она одна сидела возле гроба своей бабушки.
Так что да, отвечая на твой вопрос, я оставляю его.
Она была хозяйкой дома.
Это означало, что они могут ее удержать.
Джейку просто нужно было сделать так, чтобы это произошло.
Он положил фотографию обратно в ящик и вернул туда письма. Закрыл его. И запер. Он допил остатки пива, выключил свет, пошел в спальню, разделся и лег спать.
Было уже поздно, и ему нужно было немного поспать.
Потому что завтра утром, за завтраком, он встречался с Джози.
ГЛАВА 7
Лишенная дыхания
Мои сапоги на высоких каблуках глухо стучали по дощатому настилу, когда сильный ветер развевал позади меня шарф от Александра Маккуина.
Я заметила Джейка у окна хижины через солнцезащитные очки, которые были на мне, хотя день был холодный, серый и угрожал пролиться дождь. Шарф кремового цвета с ярко-розовыми черепами (его фирменный дизайн) точно не был теплым.
Как будто почувствовав мое приближение, Джейк повернулся, его глаза без солнцезащитных очков прошлись по мне с головы до ног, а его, к сожалению, привлекательные губы расплылись в широкой улыбке, обнажившей столь же, к сожалению, привлекательные зубы.
Он двинулся в мою сторону, когда я подошла ближе, и я услышала, как он крикнул в окно:
— Просто кричи, когда они закончат, Том.
— Понял! — ответил невидимый Том.
Я остановилась там же, где остановился Джейк, в конце «Хижины», где стоял высокий стол со всякой всячиной.
— Доброе утро, Джейк, — поздоровалась я.
— Доброе утро, Лисичка, — поздоровался он в ответ, все еще широко улыбаясь.
Я моргнула. Лисичка. Наконец-то я поняла, что он имел в виду. Святой Боже. Он дал мне прозвище. И это Лисичка! Я открыла рот, чтобы возразить, но он протянул мне руку, и я увидела, что он держит два белых бумажных стаканчика.
— Кофе, — указал он на очевидное.
Вынужденная из вежливости выразить благодарность, а не отвращение к своему прозвищу, я взяла его и сказала:
— Спасибо.
— Для кофе все здесь, — он указал на стол. Затем поставил на него свой кофе и снял белую крышку.
Я посмотрела на предлагаемый ассортимент и с немалым ужасом заметила, что они употребляли сливки и у них не было заменителя сахара.
— Я думал, Феллини мертв, — странным тоном заметил Джейк, насыпая себе в кофе сахара из серебряного стеклянного контейнера.
— Прошу прощения? — спросила я.
Он насыпал еще немного, потом отставил сахар и повернулся ко мне.
— Детка, ты выглядишь так, будто идешь на съемочную площадку фильма Феллини.
Я снова моргнула, прежде чем спросить:
— Ты смотрел фильм Феллини?
И он снова широко улыбнулся.
— Нет, но это не значит, что ты не похожа на крошку из тех старых артхаусных фильмов, где все сплошь очень хорошо одетые сексуальные кошечки, в солнцезащитных очках и с развевающимися во все стороны шарфами.
Я уставилась на него, думая, что это может быть комплимент. И очень хороший. Или, очень в стиле Джейка Спира.
— Шарфы, скажу я тебе, ни хрена не греют при десяти градусах, а от холодного ветра кажется, что температура нулевая, — продолжал он.
Я все смотрела на него.
— Джози? Ты не заснула? — спросил он, когда это продолжалось некоторое время.
— Ты добавляешь слишком много сахара в кофе, — выпалила я.
— Да, — сказал он, возвращаясь к своему кофе, теперь помешивая. — Ты не первая женщина, которая мне это говорит.
Мне это показалось интересным. Он посмотрел на меня, потом на стол, потом снова на меня и спросил:
— Ты будешь заправлять свой кофе?
Я скрыла свое отвращение, посмотрев на то, чем предлагалось «заправить кофе», затем снова посмотрела на него и покачала головой.
Обычно я добавляю немного обезжиренного молока и подсластитель. В то утро я пила его черным.
— Ладно, давай присядем, — сказал Джейк и бросил мешалку в маленькую белую корзинку, стоявшую на столе (грязную и покрытую множеством разных пятен, не только от кофе).
Затем он направился к мешанине непривлекательных белых пластиковых стульев с их одинаково непривлекательными белыми стальными (обильно покрытыми ржавчиной) столами, которые, вероятно, знали чистку только с помощью соленого воздуха и морского бриза.