Завещание (ЛП)

Черт возьми, она была классной.
— Да, Джози. Кто знает, — пробормотал Джейк.
— Теперь у меня разыгрался аппетит для стейка, — сменила она тему.
— А ты что будешь?
Прямо сейчас, он бы испробовал милую недотепу и ее классную киску, и слушал бы ее стоны. Вместо этого он сказал:
— Жду фирменные блюда.
Она кивнула и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ. Потом принесли ее мартини.
*****
Джейк сидел на подоконнике в светлой комнате, вытянув ноги, скрестив лодыжки, со стаканом скотча Лидии в руке, его глаза смотрели на лунный свет, отражающийся на море.
Джози была рядом с ним, свернувшись калачиком, поджав под себя ноги и прижавшись к спинке сидения, повернув лицо к окну.
Она подала ему выпивку и сняла туфли. Она не распустила волосы, и после сегодняшнего вечера он подумал, что ему действительно нужно увидеть ее с распущенными волосами.
Но для этого еще будет время.
Она пила из бокала какую-то пурпурную жидкость, которую налила из модной бутылки, и запах у нее был как у сиропа от кашля, когда она протянула ему свой стакан после того, как он спросил, что это такое. Он не стал пробовать. Одного вздоха было достаточно, чтобы сбить его с толку, и выражение его лица, должно быть, сказало ей об этом, потому что она тут же взяла у него стакан, но сделала это с милым смешком.
Пригласив его выпить после ужина, отдав его виски, взяв свой напиток и сняв туфли, она повела его в его любимую комнату в доме.
Вечер прошел прекрасно, и он знал это, потому что, видя, как она улыбается, терял счет времени, а она делала это так часто, что он не мог уследить. Она даже смеялась, в основном тихо и мило, но однажды ее плечи затряслись от смеха.
Что заставляло ее улыбаться и смеяться, так это его рассказы о детях или парнях в спортзале или о том, как его танцовщицы и вышибалы встречались, и расставались, пытаясь скрыть это, зная, что он не приветствует отношений на работе.
Она также заставляла улыбаться его, расслабляясь все больше и больше по мере того, как ужин продолжался, рассказывая о местах, где она была, о том, что делала, и о людях, которых знала и с которыми работала. Имена некоторых артистов он точно знал. Он даже знал имена некоторых дизайнеров.
Единственное, что его смущало, так это то, как она говорила об этом. Она явно наслаждалась своей работой, любила и/или восхищалась людьми, с которыми работала, и было очевидно, что ей нравилось то, что она делала, и люди, с которыми она это делала.
В ее стремительном образе жизни с модной и музыкальной элитой он видел, что ей будет трудно осесть в маленьком городке на побережье штата Мэн, каким бы красивым ни был город и каким бы феноменальным ни был ее дом.
— До того как ей стало слишком трудно подниматься по лестнице, мы с бабушкой все время сидели здесь, наверху. — Он взглянул на нее, она по-прежнему смотрела в окно. — Когда я была маленькой, я придумывала истории и рассказывала их ей. Думаю, она знала, что это были мои мечты, но она никогда ничего не говорила. Когда я стала старше, нам вообще не приходилось ничего говорить. Она потягивала свой Драмбуи, я — свой Шамбор, и мы просто сидели здесь, глядя на море, и мы просто были, но делали это вместе.
Джейк ничего не сказал, прочитав ее настроение и решив, что ей не нужен психолог или собеседник. Ей нужен слушатель. Так что он собирался быть им. Однако он ошибался. Он понял это, когда она повернулась к нему и в тусклом свете поймала его взгляд.
— Можешь просто рассказать мне, как вы познакомились? — тихо спросила она.
— Я расскажу тебе все, что ты захочешь, детка, — тихо ответил он.
Она кивнула, и Джейк начал.
— Дела в спортзале покатились вниз, — поделился он. Она склонила голову набок, и он продолжил. — Чтобы добиться реальных результатов от этого места, нужно было предложить учебные лагеря, занятия на велотренажерах, аэробику и тому подобную хрень. В таком большом городе боксерский зал не принесет ни хрена денег. Проблема была в том, что в то время у меня было трое детей и жена, и мне нужно было зарабатывать. Моя подруга работает репортером в окружной газете, и когда стало похоже, что спортзал пойдет ко дну, она раздула из этого большую шумиху, надеясь привлечь ко мне больше посетителей. Грузовик теряет свой спортзал. Дети теряют свою Лигу.
— Дети теряют свою Лигу? — спросила она.
Он кивнул.
— Спортзал выпускал юниорскую лигу боксеров. Они тренируются три дня в неделю после школы и соревнуются по выходным. У нас всегда бывало около двадцати или тридцати детей. Но мы на них ничего не зарабатывали, сборы, которые они платят, едва покрывали оборудование, но занимали время тренажерного зала. Тем не менее, это удерживает детей от разного дерьма и учит их дисциплине, дает им уверенность, показывает, что важно заботиться о своих телах, и дает им средства постоять за себя.
— Ты никогда не упоминал об этом, — заметила она.
— Я знаю тебя не так давно, солнышко, — ответил он.
Она кивнула, а затем сказала:
— Я слышала о «грузовике», и в названии твоего спортзала есть это слово. Что оно значит?
— Я и есть грузовик.
— Прошу прощения?
Он усмехнулся.
— Я и есть Грузовик, Джози. Раньше, когда боксировал. Так меня называли.
Она выпрямилась.
— Ты боксер?
Его ухмылка стала еще шире.
— Э-э… да, я боксер. Раньше был довольно хорошим. Вот как я смог попасть в газету, пусть она была всего лишь городской. Я рано начал боксировать, просто в качестве тренировки. Я не увлекался командными видами спорта, а мой отец не любил, когда ребенок просто валялся и смотрел телевизор. Я нашел себя, и это меня устраивало. Мне нравилось быть в своих мыслях, когда речь шла о том, что может сделать мое тело, но еще больше, когда мое тело бросало вызов, я должен был сохранять голову ясной. Ты тренируешься, изучаешь своего противника, у тебя есть люди, которые строят твою стратегию боя, но когда ты находишься на ринге, вас только двое, и цель довольно экстремальна. Ты должен выбить дерьмо из другого парня, чтобы он не сделал это с тобой.
Когда он замолчал, она спросила:
— И ты был довольно хорош?
— Да.
— Насколько хорош?
— У меня была пара платных боев в Вегасе. Это хорошо.
Она очаровательно смутилась, когда спросила:
— Хорошо?
Он снова ей улыбнулся.
— Да, Джози. Хорошо. Я боксировал в колледже, ко мне обратился тренер-менеджер, я бросил учебу на первом курсе, пошел ва-банк. Это сработало. Участвовал в нескольких крупных боях. Заработал приличные деньги. Немного попутешествовал и увидел парочку отличных мест. Было хорошо, захватывающе, мне понравилось, и я любил боксировать. Но ты должен делать это с умом, и уйти, когда придет время. Твое тело не может терпеть это вечно. Я ушел, вернулся домой в Мэн, воспользовался теми деньгами, что заработал, и открыл спортзал.
— Я все еще не понимаю, почему тебя называют Грузовиком, — сказала она.
— Меня зовут Грузовиком, потому что в колледже я нокаутировал парня спустя три минуты после начала первого раунда. Когда университетская газета спросила его, что случилось, он сказал, что мой правый хук был похож на удар в лицо грузовика «Mack». Это прозвище пристало.
— Я так понимаю, это комплимент, — предположила она, и это вызвало у него еще одну улыбку.
— Да, детка. Большой, — подтвердил он.
Он увидел, как блеснули ее зубы, прежде чем она заставила его вернуться к рассказу:
— Итак, ты мог потерять свой спортзал…
— Да. И Лидия увидела статью, — сказал он ей. — Она пришла ко мне. Не уверен, что ей хотелось, чтобы Грузовик сохранил спортзал. Скорее, речь шла о том, чтобы у детей осталась своя боксерская лига. Но что бы это ни было, она пришла предложить мне деньги, чтобы помочь меня выручить.
— Ох… — пробормотала она.
— Лидия — это Лидия, такой уж она была, заставила меня рассказать ей все, что я и сделал. Папа умер. Мама болела, и вскоре мы узнали, что она умирает. Мой спортзал терпел убытки, и чтобы купить еды, по ночам я работал вышибалой в «Цирке». Мы жили в двухкомнатной квартире недалеко от пристани, и это место не было хорошим, там пахло дохлой рыбой в зависимости от того, куда дул ветер. Донна начала познавать свою внутреннюю хищницу, поэтому больше была заинтересована в том, чтобы трахаться, чем заниматься своими детьми. Это означало, что Слоан плавала в моем дерьме, большую часть времени не испытывая счастья иметь двух детей.