Игра на вылет
– Но?..
– Я играла все турниры, путешествовала по разным местам. Моя игра постоянно улучшалась под руководством Марси, но я начинаю думать, что это происходило недостаточно быстро. Мне почти двадцать пять! Знаешь, как много теннисисток выиграли свои первые главные титулы в двадцать пять или позже? Десять. Десять! И это еще не принимая во внимание тот факт, что я восстанавливаюсь после серьезной травмы, и в прессе говорят, что мне никогда больше не выиграть престижного турнира. Даже Марси так считает.
– Ты добралась до четвертьфиналов Австралии и Франции. Дважды. Ты дошла до полуфинала в Индиан-Уэллсе и Сингапуре. Думаю, тебе есть чем гордиться.
– Я не о гордости говорю, ты ведь понимаешь. Я хочу выиграть Шлем. Я тренировалась всю свою жизнь, и теперь, кажется, у меня есть возможность работать с человеком, который сумеет привести меня к цели.
– Я просто не знаю, что…
– При прочих равных, если твоя цель – выиграть Открытый чемпионат США в течение следующих двух лет, кого бы ты нанял? Марси Беренсон или Тодда Фелтнера? Не принимая во внимание их стиль тренерства, насколько они приятные люди и все остальное.
Он молчал.
– Вот, – тихо произнесла Чарли.
– Вовсе не обязательно, что он правильный выбор для тебя, – сказал мистер Сильвер, делая глоток пива.
Чарли подняла на него взгляд.
– Похоже, Тодд – неправильный выбор для тебя.
Он посмотрел ей в глаза. Они помолчали.
– Папа, дело не только в победе, я понимаю. С каждым годом в женском теннисе все большее значение имеет атлетизм. Пятнадцать лет назад, если ты занималась в тренажерном зале по часу в день, можно было ожидать, что ты продержишься на корте дольше, чем большинство твоих соперниц. Сейчас все иначе. Женщины тренируются в зале столько же, сколько и на корте, а Марси не вполне за этим поспевает. Я уже говорила тебе: она отказывается работать в прежнем режиме.
– Она хочет ребенка, Чарли. Я уверен, ты это понимаешь.
– Конечно, я понимаю! Она все еще мне друг, папа. Я провела с ней вместе больше времени, чем с кем-либо другим. Я была одной из подружек невесты, когда она выходила за Уилла! Естественно, сейчас она не хочет так много разъезжать. Больше сорока недель в год, просто ад, а ведь они проходят процедуры ин-витро. Я понимаю, правда. И надеюсь, что ей удастся забеременеть. Но что потом? Думаешь, она станет летать каждые три дня то в Дубай, то в Шанхай, то в Мельбурн? А когда она по очень понятным причинам не захочет так много путешествовать… что делать мне?
Отец кивнул.
– Да, нанимая женщину-тренера, ты рискуешь. Но мне нравится думать, что мы не отступим от наших друзей, когда…
– Я не понимаю, почему ты так со мной, – прошептала Чарли.
– Мы просто беседуем, Чарли.
– Это не похоже на беседу, папа. Ты меня осуждаешь. Мы даже не обсудили то, что произошло на Уимблдоне. В конце концов, именно она была ответственна за обувь. Она стала менее внимательной в последнее время. И ты бы слышал наш утренний разговор о моем будущем.
Официант, местный ученик средней школы, которому, по словам отца, светила теннисная стипендия в школе Первого дивизиона, забрал тарелки и поставил перед ними маленькие чашки с ягодами.
– Похоже, ты уже приняла решение. Я с ним не согласен, но я поддержу тебя в любом случае, – произнес мистер Сильвер, подкладывая к ягодам взбитые сливки.
Поддержишь, пока я с тобой соглашаюсь, подумала она. И хотя Чарли сомневалась, что Тодд был правильным выбором, ей самой все стало гораздо яснее, когда она изложила отцу доводы, нравятся они ему или нет.
– Да. Я решила, – сказала Чарли.
– Хорошо. Мы друг друга поняли, и каждый остался при своем мнении.
Те же самые слова мистер Сильвер сказал более пяти лет назад, когда летом перед вторым годом в колледже Чарли решила перейти в профессионалы. Чарли понимала, что не сможет одновременно учиться в колледже и соревноваться на высших уровнях женского тенниса. Хотя это, конечно, понимал и мистер Сильвер, его неодобрение граничило с возмущением.
Чарли хотела напомнить, что у них уже был похожий разговор, но ее спас Говард Пинтер, владелец клуба. Толстый и лысый Говард шепелявил и всегда носил подтяжки, до предела натянутые на огромном животе. Он любил и отца, и дочь и не упускал случая с ними поболтать – особенно теперь, когда Чарли стала знаменитостью.
– Питер! Чарли! Почему я не в курсе, что вы сегодня здесь обедаете?
– Привет, Говард. – Отец поднялся. – Рад тебя видеть.
Они пожали друг другу руки.
Чарли тоже хотела встать, но Говард мягко удержал ее за плечо.
– Сиди, пожалуйста, дорогая. Как вам обед? Твой друг присоединится к вам позже?
Сначала Чарли подумала, что Говард спрашивает ее, потом заметила, с каким выражением посмотрел на него отец. Оно говорило: «Заткнись». Никогда в жизни она не видела, чтобы отец так смотрел на кого-то… Что это в его глазах? Паника?
Так или иначе, Говард его понял.
– Прости, я все путаю. С возрастом становлюсь ужасно рассеянным, хорошо еще, одеваться не забываю… Было время, когда я помнил имя каждого сотрудника, а теперь радуюсь, если собственных детей узнаю. – Он фальшиво рассмеялся.
Гнев на лице отца промелькнул и исчез.
– Вот, посвящаю Чарли в сплетни нашего клуба, – сказал он с улыбкой.
Говард с удивительной живостью сел рядом.
– О! И мне расскажи, и мне! Никто не рассказывает мне ничего занимательного. Думаешь, интересно слушать споры из-за графика посещения корта или об уходе за гольф-полем? Конечно, нет! Я хочу знать, кто с кем обнимается в раздевалке!
Все рассмеялись, и Чарли с облегчением заметила, что отец, похоже, расслабился. Они втроем несколько минут поболтали, и Чарли посвятила Говарда в пикантные, но совершенно безобидные теннисные сплетни: Наталья встречается со знаменитым квотербеком, миллиардер из Саудовской Аравии предложил семизначный гонорар каждому из тройки лучших теннисистов за один матч с ним в его поместье в Джидде, теннисистка, занимающая пятую строчку рейтинга, недавно пропустила тест на допинг… Говард хлопал в ладоши и радостно смеялся. Это даже не особо интересные сплетни, думала Чарли. Любопытно, как бы он отреагировал на новости о Тодде Фелтнере. Или на известие о том, что она спит с самым красивым теннисистом в турне.
– Извините, вынужден вас оставить, – произнес Говард, глядя на мистера Сильвера. Повисла неловкая секунда молчания. Говард кашлянул и отодвинул свой стул. – Долг зовет. Пока я тут сижу, какая-нибудь скучающая домохозяйка наверняка ругает одного из моих сотрудников. Чарли, рад был тебя видеть. Приходи к нам почаще! – Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Чарли заставила себя не вытирать мокрую щеку.
– Спасибо, что подошли к нам, мистер Пинтер, – улыбнулась она. – И не проболтайтесь о секретах турне, хорошо?
Он засмеялся, тряся животом, как Санта-Клаус, и засеменил к двери. Чарли повернулась к отцу:
– О чем он говорил? У тебя новости? Кто этот твой «новый друг»?
– Ерунда. Говард организовал для меня переезд в один из гостевых коттеджей в дальнем конце участка, возле бассейна.
– Ты про коттеджи, построенные в начале прошлого века? Там хотя бы есть отопление? С какой стати тебе туда переезжать? В них, наверное, последние десять лет никто и не жил!
– Я сэкономлю массу времени. Не придется ездить туда и обратно из Топанги каждый день. Пробки…
– А как же наш дом? Мама так его любила! – Чарли не хотела поднимать тему матери, но она никогда и подумать не могла, что отец однажды продаст дом ее детства.
– Я знаю, что она его любила, дорогая. Но пойми, все меняется. У меня не хватает времени и сил заботиться о таком громадном…
– То есть ты лучше будешь жить здесь? Ты и так проводишь здесь слишком много времени! – Она чувствовала нарастающую панику. – Дело в деньгах, правда?
Отец встретил ее взгляд.
– Дело не в деньгах. И это совершенно не твоя проблема, ясно?
– А в чем тогда дело? Я не понимаю, почему ты не позволяешь мне помочь!