Перекрёстки (СИ)

Но вот золотоглазого мальчишку — единственного на весь барак пришедшего ему на помощь — он так и не нашёл. Да и не искал. Зачем? Сказать спасибо? Какая-то странная цель. Познакомиться, подружиться? Вдруг? Нет. Казацкий не хотел портить жизнь тому, кто казался ему достойным человеком. Он был уверен, что сможет только испохабить. Ещё было страшно разочароваться: увидеть в золотых глазах дешёвую подделку, услышать оправдательное блеяние или обнаружить, что твой благодетель — глупец. Глупость и фальшь Герман не прощал никому, почитая именно их смертными грехами, этакое святотатство над именем человеческим. Даже если это имя девчоночье. Поэтому… пусть золотые глаза останутся золотыми, пятно на брови — знаком единорога, а выпирающие лопатки на упрямой спине — пробивающимися крыльями. Да будет так!
Похоже, последнее Герман произнёс вслух.
— Ты о чём сейчас? — отреагировала Катэ.
— Обо всём!
— Казацкий! Сволочь! Ты меня не слушал?
— Слушал-слушал. Давай за единорогов и херувимов! Чин-чин!
— Герыч, при чём тут роги и херы? Чин-чин! Я тебя спрашиваю, что мне делать?
— Идти туда, куда тебя зовут. Надо пользоваться шансом, Катэ. Ты уже семь лет отработала на «Хите», хватит. Идейка с музыкальной передачей хороша. Только добей её до кондиции. Например, предложи что-нибудь с ремиксами покрутить, какой-нибудь диджеинг-баттл. В общем, я весь твой!
— Не уверена…
— А с контрактом ты по-тихому приди к нам, к Гриневичу. Он покумекает по дружбе. Разглядим в шесть глаз всякие телевизионные пакости! И вот ещё что: меняй цвет волос — а то ни уму ни сердцу.
— Убью гада! — Катя кинула в Германа комком салфетки. — Цвет — «дикая слива», между прочим тренд сезона!
— От сливы, Катэ, пучит, а от дикой пучит сильно…
Какое же у него было имя?
========== ГЛАВА 2 ==========
Коротич был удивительно похож на рыбу. Какой-то весь водянистый: и глаза блёклые, выпуклые, и фигура бесформенная, и волосы мокрые, прилизанные, и ручки короткие, как плавники… Только гребут в неизвестном направлении.
— Вы понимаете, что у вас всё на честном слове? Здесь не чинить надо! Здесь надо менять весь передатчик. Поставили три студии! Везде навороты, немецкая коммутация, эфирный тюнер все частоты мира хавает, напряжение на двести пятьдесят, процессор с шумоподавлением, аппаратные платформы, записывающее — всё новомодное, откуда только надыбали? А не подумали, что передатчики, ретрансляторы, конечный ресивер поколения старого? Кабеля все горячие! Заземление вообще самодельное! Антенка на четыре диполя, с таким-то радиусом покрытия! И на этом ресивере же не более двухсот двадцати! — Коротич грустно развёл плавниками в ответ — дескать, я не при делах. И при этом он — технический директор! Александра распирало от негодования.
— Мы всё постепенно поменяем, — утешительно прошелестела рыба-техник. — Вы преобразователь нам подладили, бесперебойник вот сдохший обнаружили… Сейчас всё потихоньку исправим. Лишь бы не трещало в эфире…
— В том-то и дело, что подладил! Он у вас несовместим с ресивером. Ведь я уже предупреждал. Где этот ваш лысый инженер, с которым я в прошлый раз говорил?
— Уволили его. Безответственный. Поэтому вам и звонили. Может, вы к нам на постоянку? У нас вакансия пустая. А вы нам очень подходите, нам кого попало не надо бы… Никитенко мне сказал, что вы уволились из «Телесистем», что у вас обстоятельства личные, и очень рекомендовал. Разовые сделки ни вам, ни нам не выгодны. Ну? Как вам предложение?
Александр поморщился: вот Олежа, друг сердечный, растрезвонил про «личные». Но работа ему была нужна: к разовой и удалённой он не привык.
— У вас тут затрещит и заискрит, я же виноват буду! — пробурчал Саня, почти соглашаясь.
— А мы всё поменяем, потихоньку. Не затрещит! Я сейчас позвоню Герману, скажу, что техника нашёл. — И стал тыкать кнопки на телефоне.
— Я ещё не согласился, — осторожно пригрозил Саня.
— Там, по коридору вниз, дверь сразу около лестницы. Там Люсенька всё расскажет-покажет-оформит.
— А за сегодняшнюю работу?
— А тут всё по договору! Там же Липочка, рыжая такая, она расплатится… Что ж он не отвечает? Пойдёмте-ка, я с вами! У нас всё через трудовую, без всяких испытательных, полный пакет, ланч-боксы привозят, работа будет от начальства и от нервного творческого процесса вдали… — Похоже, время на обдумывание, устраиваться на работу или нет, сокращалось до расстояния коридора и двух пролётов лестницы. Александр позже понял, что рыбообразный технический директор был в большей степени ушлым завхозом, нежели стоящим инженером. Своей обманчиво-инфантильной внешностью и вкрадчивой речью он быстро располагал к себе даже самых борзых.
Коротич топал следом, по-прежнему пытаясь дозвониться до шефа и попутно расписывая, какая благодать — работа в «Перекрёстке». Саня, конечно, ещё когда ему позвонили, предлагая работу по договору, представлял, что могли бы и на постоянку пригласить. Однако, как только реально предложили, включилось сомнение: ехать далековато, оборудование тут вряд ли быстро поменяют, да и Никитенко говорил, что хозяин у «Перекрёстка» человек тяжёлый… Хотя… Вряд ли он с этим самым хозяином контактировать будет.
В помещении на первом этаже царили женщины. Люсенька — работник с самым широким кругом обязанностей, какой-то там менеджер — была дамой в самом соку: пышнотелой блондинкой с неприлично низкой линией декольте. Коротич даже косить стал — видимо, так старался не свернуть глаза.
— Люсенька, нам бы молодого человека оформить сменным инженером… пф-ф-ф… — И рыбьим глазом туда, где покоится жемчужная висюлька на цепочке. Дамочка иронично прищурилась и нарочито колыхнула грудью, вероятно рассчитывая впечатлить новенького. Тем более что мужчинка был интересный, «ничего-о-о так» — как она оценивала симпатичных потенциальных ухажёров. Суховат, на её вкус, и одет без шика, но лицо не рубленое, а даже аристократичное, утончённое: высокий лоб, узкие, но ровные губы, остренький нос, тёмные брови домиком при довольно светлых, соломенных волосах. Впрочем, может, и не особо тёмные — может, это всего лишь иллюзия благодаря большой родинке на правой брови. Эта родинка придавала трагедии какому-то жёлтому взгляду, и даже лучистые морщинки не делали лицо смешливым. Они лишь свидетельство не очень хорошего зрения. Люсенька сразу определила, что аристократ не женат: кольца нет, небрит, круги под глазами, да и смотрит на соблазнительный вырез кофточки спокойно, без оглядки.
— Неужто вы нашли специалиста, Иван Тимофеевич? А Герман не будет собеседовать? — промурлыкала грудастая фея и стрельнула хитрым зарядом в сторону новичка.
— Без собеседования. Александр отличный инженер, опытный, мы уже дважды имели с ним дело… Пф-ф-ф… Оформляйте, Люсенька.
— Да уж… А то ваши студенты всю аппаратуру скоро сожгут! — встряла возрастная рыжеволосая женщина, закутанная в широкий фиолетовый шарф. Саня знал, что это Олимпиада Карловна — бухгалтер и кассир в одном палантине… — А Герману даже и говорить не нужно! Он всех порядочных людей распугал. Приняли техника — он и знать не будет. Он контактирует только с редакторами, звукарями да ведущими.
— С кем он только не контактирует! — От Люси это прозвучало как обвинение. — Ой, а у вас штучка такая же, как у Германа! — И она провела пальчиком по Саниному запястью — там тонкий браслет из сплющенных звеньев двух цветов — золотого и серебряного. Саша инстинктивно обхватил левое запястье, скрывая браслет. Но не тут-то было! Люсенька уже выбралась из-за стола и с ловкостью вокзальной цыганки получила руку вероятного поклонника. — Я-то думала, что это имя его написано! Вот тут! На этой палочке. Видите: «Herman». А это, видимо, фирма такая. Вас же не Герман зовут? Я сначала решила, что у шефа это браслетик от «Hermes», но потом присмотрелась, нет… Поняла, что ему на заказ с именем сделали. А оказывается, не на заказ… Вообще, редкий мужчина носит браслетики! — Люся просто лучилась от собственной наблюдательности и не отпускала руку нового техника.