Необыкновенный рейс «Юга» (Повесть)
Судно уходило.
— Да куда же ты уходишь? — со слезливым гневом прохрипел чей-то голос вослед уходящему судну.
— Эй вы! Люди там! — хрипел, как пьяный, потрясая кулаками вслед судну, огромный когда-то кок Кувадло. — Вы люди там или звери? Здесь же вот умирают, куда же вы идете?
— Остановитесь! — надрывая глотку и последние силы, сипел кто-то в гуще людей у борта, но сиплый крик его был слышен не дальше пяти метров.
— Что б вы туда не дошли, а назад не вернулись! — хрипел кто-то другой.
Выпускаемые сперва через полминуты ракеты стали выпускать через минуту. Судно явно уходило, не видя ни ракет, ни «Юга».
На палубе поднялись сиплый вой отчаяния, проклятия и стоны. На лицах, изуродованных страшным оскалом зубов, корчились гримасы плача и гнева. Люди хрипло кричали, махали руками и, казалось, готовы были вот-вот выскочить за борт и догонять судно вплавь. Будь в это время на «Юге» дальнобойное орудие, из него в этот момент непременно открыли бы по уходящему судну огонь.
Рассвет охватывал все больший и больший простор океана. На палубе стало совершенно светло.
На уходящем судне опять, видно, начали подбрасывать уголь в топки, потому что из трубы его повалил густой, бесформенным облаком заволакивающий судно дым.
Эта случайная дымовая завеса стала на время немым антрактом между двумя действиями неподдельной драмы пятидесяти четырех человек. Первое действие этой драмы было уже известно. За дымовой завесой, как за декорацией, таилось второе действие с двумя предполагаемыми вариантами: по одному варианту это могла быть дальнейшая, более мучительно ощущаемая после всего происшедшего медленная смерть, о чем страшно было думать, а по другому — вдруг ставшая прекрасной жизнь.
Стиснув зубы и как бы по уговору умолкнув, люди неотрывно следили переставшими мигать глазами за пригибающимся к океану дымом.
Может быть, минуту, может, полторы тянулась дымовая завеса за судном, но людям «Юга» казалось, что она тянется бесконечно, что за дымом давно уже нет никакого судна, что по океану ползет только, как марево, один дым.
«Чет или нечет? Чет или нечет?» — беззвучно и молниеносно мигало в до безумия напряженных мозгах.
Буквально безумным не было на судне в этот момент ни одного человека, но если бы рассеявшаяся дымовая завеса открыла вдруг по-прежнему уходящее судно, то за борт вслед за ним друг за другом выскочило бы, пожалуй, не меньше половины людей. Когда отползший немного влево дым открыл опять контуры уже довольно далеко ушедшего судна, все вдруг увидели, что оно стоит не кормой к «Югу», как следовало бы ожидать, а левым бортом.
«Случайное это положение или неслучайное? Идет судно или стоит на месте? Кажется это или не кажется?» — промелькнуло в десятках голов при виде стоящего поперек своего курса судна.
Прошло несколько томительных секунд, и все, наконец, стало ясно. Огибая дугу, судно поворачивалось носом к «Югу» — оно увидело сигналы «Юга».
Многие, вспоминая потом этот момент, говорили, что они в это время, катаясь на палубе и на трюмах, рыдали и плакали от радости, как дети. В том, что многие в этот момент могли рыдать и плакать, сомневаться, конечно, нельзя было. Ведь так огромно было счастье от завиденного вдруг спасения. Но вряд ли кто, видя этих людей в тот момент, когда они плакали, сказал бы, что они действительно плачут. Их мумиеподобные с ощеренными зубами и немигающими бельмоподобными огромными глазами лица изображали во время этого плача все, что угодно, но только не плач. Из огромных глаз их не выступало ни одной слезы, а лица в плаче кривились в страшный нелюдской хохот. Они живо что-то лопотали шелестящими языками, и хриплый с присвистом лопот их был похож, скорее, не на говор людей, а на непонятный лай человекообразных существ.
Через полчаса приблизительно метрах в тридцати от «Юга» застопорил свою машину английский пароход «Мери Родсгер».
Около десятка биноклей щупали нас с разных мест палубы «Мери Родсгер».
Как только прекратилось движение винта позади парохода, с капитанского мостика «Мери Родсгер» крикнули на «Юг» в мегафон (по-английски, конечно):
— Чего вы хотите? В чем дело?
— Мы потерпели аварию!.. У нас нет провизии!..
— Зайдите, пожалуйста, к нам на палубу, — не прокричал, а, скорее, прохрипел тоже в мегафон капитан «Юга» по-английски, но вряд ли его понял и расслышал кто на «Мери Родсгер».
Когда разговор на мостике оборвался, с разных мест палубы «Юга» вдруг на всевозможных языках раздались хриплые и шипящие крики: «Дайте нам хлеба!», «Дайте закурить!»
Вид людей на «Юге» говорил англичанам, вероятно, больше, чем их слова. Минут через пять к штормовому трапу «Юга» подплывала шлюпка со старшим помощником с «Мери Родсгер», а еще через пару минут он говорил уже с капитаном. Разговаривая с капитаном, он время от времени больше, казалось, с опасением, чем с удивлением посматривал в сторону недалеко стоящей и пожирающей его голодными глазами команды. Вид небритых, явно потерявших человеческий облик людей, по-видимому, пугал его.
Разговор капитана со старшим помощником «Мери Родсгер» длился минут пять. Из отрывочных переводов на русский язык этого разговора команде стало известно, что «Мери Родсгер» — рефрижераторное судно, идущее из Австралии в Англию с мясом. Необходимую провизию для команды немедленно доставят на «Юг» и даже приготовят пищу. Команда «Мери Родсгер» сама подаст на «Юг» концы, и «Юг» будет взят на буксир до Адена.
Теперь уже было ясно: мы спасены.
Через полчаса после визита старшего помощника с «Мери Родсгер» «Юг» шел уже на буксире у «Мери Родсгер», а еще через четверть часа вся команда «Юга», сидя на трюмах, отпивала небольшими глотками из японских чашек душистый кофе с консервированным молоком, но без сухарей и без хлеба. И на кухне, и у штурвала «Юга» под общим присмотром второго помощника работали люди с «Мери Родсгер».
Англичане передали команде «Юга» табак, папиросы и сигары. Сидя после кофе на трюмах, люди, блаженно улыбаясь, курили подаренные им папиросы. Редко кто выкурил первый раз целую папиросу. Большинство от двух-трех слабых затяжек пьянели и сейчас же, притушив драгоценную папиросу, пьяно валились на постель.
Через три часа после кофе всем людям «Юга» выдали по небольшой тарелке жирного бульона с сухарями, через два часа — кофе с сухарями, а еще через три часа — опять бульон с сухарями. Сухарей выдавалось каждый раз не больше 50 грамм на человека.
На второй день, не меняя времени выдачи пищи, порции были удвоены, еда была разнообразнее, но всё же это было каплей в море по сравнению с тем, что мы могли проглотить, если бы нас не держали в стороне от провизии. Только на пятый день мы стали есть нормальными порциями пишу, приготовленную уже нашим коком, но без увеличения порции сверх нормальной потребности для нормального здорового человека.
Приблизительно отъелись мы и перестали чувствовать голод только через три недели. Даже прибавивши против прежнего нормального веса по четыре килограмма, мы все еще чувствовали временами адский аппетит, все еще ели что попало со вкусом и без разбора.
Второй помощник с «Мери Родсгер», не старый ещё, веселый и общительный человек, пробыл на «Юге» почти сутки. Сутки пробыли с ним два рулевых матроса и около двух суток кок.
От общительного второго помощника и матросов «Мери Родсгер» мы узнали, что в войну было втянуто уже не менее полмира и что нам уже в Одессу не попасть. Оказалось, что Турция тоже объявила России и всем державам Антанты войну и что проходы в Черное море для нас уже закрыты.
— А как с «Эмденом»? Что слышали и что знаете вы об «Эмдене»? Был ли в Индийском океане «Эмден»? — допытывались мы, жадно ловя каждое слово троих людей, так много знавших о том мире, который был далеко от нас все эти дни.
Из ответов второго помощника и матросов с «Мери Родсгер» мы узнали, что «Эмден» действительно потопил не одно судно воюющих против Германии держав и что только недавно австралийский крейсер «Сидней» потопил его в Южном полушарии между рифами группы островов Кокос-Айленд в Индийском океане.