И снова девственница! (СИ)
Герцог Брионский не мог отвести глаз от небесного видения, спускающегося к нему по лестнице. Безотчётное желание схватить и телепортироваться обратно в родовой замок зудило на кончиках холёных пальцев. А потом порвать и растоптать… Вместо этого он предельно аккуратно накинул на точёные плечики плащ цвета жемчуга и молча вышел.
И вновь карета со странным гербом, только в этот раз она успела разглядеть нетипичную для верёвок штриховку. Любопытство победило, и она решилась спросить:
— А что означает тот символ на дверце?
— Я так понял, геральдику вы не проходили? — приподнятые брови, презрительный изгиб тонких губ.
— Только королевскую, — чего-чего, а вины за собой она не чувствовала. Не она же составляла план занятий.
— То есть за всё время ты выучила один герб?
Медведь попирает гиену, грозно скалясь на остальных. Очень сложный материал, учитывая не прекращающийся спор учёных о количестве клыков в пасти. Говорят, раньше их было шесть, но после нападения на дворец, парочку у главной статуи отбили, а остальные изображения оказались уничтожены. И лишь в древних рукописях некто Фукирол в беседе с учениками упоминает, будто зверь, в которого обращался родоначальник династии и его тринадцать потомков, имел костную аномалию в виде лишних клыков на верхней челюсти. Дескать, признак избранности и свирепства.
— Нет, конечно, — спокойно, а оттого ещё более раздражающе ответила иномирянка, — Двадцать три, а также портреты и биографии всех членов монарших семей.
Где, если копать вглубь, ещё и не такие мутанты имелись.
— Зачем? — опешил маг, — тебе сейчас куда важнее иметь хоть какое-то представление о местной знати.
— Что сказали, то и учила, — буркнула Люба, — в конце концов, я ведь принцесса, причём сопредельного государства. Откуда мне знать, кто здесь герцог, а кто барон, когда я десять лет ковры ткала под опекой старой няньки? — Вновь включилось логическое мышление. — А вот знания о других правящих домах — самое оно.
— Восемь лет, — поправил Брэг. Как ни неприятно это признавать, но девчонка оказалась права. И он снизошёл до ответа. — Змеи — символ знаний и мудрости, а орёл — силы и власти. Род Брионских издревле владеет тайными знаниями, благодаря которым и возвысился.
Гордость и самодовольство — вот что звучало в голосе высокомерного мужчины. За ним действительно стояли гордость предков и величие рода. Но Люба, рождённая на обломках СССР, изучившая тысячу и один вариант выверта мозга, начиная с Аристотеля и заканчивая пресловутым Фрейдом, будь он хоть трижды усопшим, лишь усмехнулась. К счастью, про себя, ибо давно поставила ему диагноз и назначила лечение, всё упиралось в наличие медикаментов и смирительной рубашки. Желательно с антимагическим эффектом. Вот тогда бы она ему объяснила, в чём разница между Бахом и Фейербахом, а также между феназепамом и гидроксизином.
— Я тебе буду подсказывать, — вмешалась Ждара, снимая напряжение, — ведь для того вы меня и наняли.
Люба подозрительно покосилась на компаньонку. Вчерашние слова не шли у неё из головы. «Интересно, если она вся такая соучастница, почему ведёт двойную игру? Она явно имеет на него зуб — сколько раз его подкалывала. А меня так вообще собирается под него подложить, причём явно не из большой любви к сводничеству. Надо и с ней держать ухо востро».
Прибыв, наконец, во дворец, они, в отличие от не настолько высокородной знати, как седовласый, попали внутрь без очереди. Кучер зычно кричал: «Дорогу герцогу Брионскому!», вышеозначенный явно что-то приколдовывал, так что лошади ржали, кареты сцеплялись колёсами, дамы пронзительно визжали, несмотря на то, что придворный этикет запрещает публичные звуки выше 60 дБ. Какой позор! Вездесущие репортёры радостно крапали сенсационные строки.
Вздрогнув от громогласного объявления о прибытии его Сиятельства такого-то с подопечной, Люба во все глаза уставилась на лютую мешанину цветов, местами посверкивающую драгоценностями. На ней самой, кроме сапфировых заколок была лишь скромная цепочка с круглой подвеской — символом бога-покровителя Меравии. Этакий тонкий намёк на толстые обстоятельства. Все дебютантки были одеты в пастельные тона, дамы постарше более эффектно, её же платье балансировало между ними. С одной стороны вызов, с другой — ещё одна дань меравийской традиции: там именно девушек на выданье одевали поярче.
Впрочем, не только наряд способствовал повышенному вниманию к вошедшей троице. Отлично выполненная работа по распространению политинформации, иначе говоря, банальных слухов и, конечно, одиозная личность новоиспечённого «опекуна». От пристальных взглядов Любе стало не по себе, в них было всё: от брезгливости до откровенной оценки. Дамы всячески показывали своё фи к нестандартному туалету, возмутительно блестящим волосам и просто отвратительной красоте девицы. Мужчины, напротив, всё вышеперечисленное одобряли, явно алча познакомиться поближе, желательно без свидетелей. Единственное, что всех сдерживало — каменное лицо и сумрачная аура герцога Брионского. Как ни странно, они неплохо дополняли друг друга, как синее море и мрачный гранит прибрежных скал. Воздушная юбка пышного платья с шелестом разбивалась о чёрный рельеф брюк смокинга, то игриво обволакивая, то в ужасе отталкиваясь. В зале стало настолько тихо, что, жертве повышенного внимание очень захотелось сказать «Бу!», чтобы хоть как-то разрядить атмосферу.
— Ваше величество, — наклон головы, выше положенного, но всё же обозначен, — нижайше приветствую и прошу позволения представить вам мою подопечную — Грэзиэну Дарийскую.
Девушка присела в элегантном реверансе, отрепетированном до боли в суставах. Отошедшая к толпе компаньонка одобрительно кивнула. Его Королевское Величество даже глазом не моргнул, пытливо вглядываясь в лицо. Да, она действительно имела характерные черты павшей меравийской династии: овал лица, разрез глаз, форма бровей. Разве что миниатюрная фигура никак не напоминала о высоких Дарийских, правда, помнится, мать отличалась деликатностью сложения. Но главным фактором были, конечно, глаза. Того редкого оттенка, который он встречал лишь однажды, когда заключал помолвку своего десятилетнего сына с пятилетней принцессой соседнего королевства. Где-то даже портрет висел — рука не поднялась выбросить такую красоту.
Принц, чья рука в первую очередь отказалась избавляться от изображения пропавшей наречённой, еле сидел, с трудом сдерживая порыв сорваться с малого трона и заключить нежную красавицу в объятья. Уловив справа нервное движение, король нахмурился и неодобрительно качнул седой бородой.
— Приятно познакомиться, — подал, наконец, голос монарх, — не уделите мне минутку вашего драгоценного внимания после того, как откроете со мной бал?
Принц обиженно взглянул на отца, но тот не обратил на него никакого внимания. Люба слегка опешила от того, как ультимативно оказалась приглашена на танец и бросила вопросительный взгляд на опекуна. Тот, не меняя надменного выражения, слегка кивнул.
— Почту за честь, — вышло слегка сдавленно, но девушке позволительно волноваться в столь почтенном окружении.
Отходя в сторону, она поймала хлёсткий, как нагайка взгляд. Утончённая брюнетка, одетая в дивное лиловое платье и сверкавшая минимум десятью украшениями на всевозможных местах, с неприкрытой ненавистью смотрела в её сторону.
— Фаворитка, — шепнул на ухо маг, уловив реакцию, — ты лишила её одной из главных привилегий вечера. Можешь гордиться.
Как ни странно, но несмотря на щекотливость ситуации, волнение улеглось, как только зазвучали первые аккорды менуэта. Плавные движения, более, чем пионерское расстояние между партнёрами и неспешная беседа. Голос короля, густой и низкий, очаровывал своей мужественностью. Если не смотреть на глубокие морщины, избороздившие лицо да седые волосы, можно было подумать, что перед тобой могучий воин. Впрочем, могутность виделась даже сейчас, несмотря на почтенный возраст. Упрямый квадратный подбородок, обрамлённый аккуратно подстриженной бородой, острый взгляд голубых, немного выцветших глаз. Картину слегка портила старческая пигментация и слегка оплывшая фигура, хотя чувствовалась и сила в руках и мужской магнетизм. Принц серьёзно проигрывал рядом с ним. У того наблюдался мягкий округлый подбородок, курносый нос, полные губы, румяные щёчки и светлые кудри. В детстве с него можно было писать херувимов, зато сейчас… Единственное, что подкупало — это его искренняя радость от встречи с внезапно появившейся невестой, не замутненная сомнениями и подозрениями. Сущий ангел, право слово, весь в покойную матушку.