Голоса чертовски тонки. Новые истории из фантастического мира Шекспира

это не против буквы правил, однако, без сомнения, противоречит их духу.
Оба монарха смотрят на меня. Не терпится заговорить – сказать, что я хочу служить одной лишь Титании, но предупреждение Пака тревожно щекочется где-то в глубине памяти, и я молчу, конфузливо уткнувшись взглядом в пол.
В молчании проходит секунда. Другая. Третья…
– Мой дар будет таков, – внезапно нарушает молчание Оберон. – Служи мне, дитя мое, и я пожалую тебе… – он медлит, обдумывая наилучший подарок. – Вечную юность. Все дни, отпущенные тебе как смертной, ты проживешь молодой, как сейчас, не зная ни старости, ни немощи.
– А что, если и я сделаю собственное предложение? – сладко возражает Титания. – Служи мне, Миран-Миранда, и я пожалую тебе… – вновь пауза, но не задумчивая – скорее, драматическая. – Волшебный облик, меняющийся согласно желаниям твоего сердца.
Невольно вскидываю голову. Щеки разом вспыхивают. Отвечать не полагается, но царица назвала меня двойным именем, и, значит, ей известно, кто я и что я – и, более того, предложенный ею дар означает, что она принимает это благосклонно!
– Правда? – шепотом спрашиваю я.
Улыбка Титании лучится щедростью победителя.
– Правда.
– Тогда… – глубокий вдох, и я обращаюсь к Оберону. – Со всем надлежащим уважением к вам, государь, прошу меня простить: я должна отклонить ваше предложение и принять дар моей государыни, ибо ваш дар щедр превыше моих мечтаний, а ее дар воплощает мечты мои в жизнь. Отвергнуть такое предложение я не в силах, как не в силах добраться пешком до луны.
Целый миг жду грозы – боюсь, что царь будет разгневан. Но Оберон закидывает голову и громко, от всего сердца хохочет.
– О, прекрасно разыграно! В самом деле, прекрасно! Сдаюсь! И приверженка, и состязание – за тобой.
– Что ж, встань, – велит мне Титания, и я повинуюсь. Ноги заплетаются, словно у пьяного сатира. – Всех вас призываю в свидетели! – ее голос, исполненный сердечной теплоты, разносится на весь зал. – Сия приверженка, столкнувшись с препонами в пути, преодолела их собственным разумением. С другой стороны, она явилась ко мне пешком, путем смертных. Я принимаю ее, допускаю ко двору и жалую обещанным даром. Взамен же… – кончиком пальца Титания поднимает мой подбородок. Ее прикосновение вызывает дрожь. – Клянешься ли ты, Миран-Миранда, бывшая некогда принцессой Неаполитанской, верно, не щадя сил, служить интересам – моим и моего двора?
– Да.
– Клянешься ли в повиновении мне в обмен на мое покровительство?
– Да.
– Принимаешь ли всех, кто собрался здесь, в свидетели и понимаешь ли, сколь тяжко бремя твоих клятв?
– Да.
– Быть по сему, – говорит она, легко касаясь губами моего лба. – Служи же мне отныне.
Меня переполняет странное ощущение – словно тучи мелких пузырьков, струясь из морских глубин, с шипением пронизывают все тело. Дар Титании вступает в силу под смех и приветственные клики фей и эльфов, озаряя светом кровь и наполняя музыкой легкие, и я внезапно, будто чувства мои разом обострились, осознаю, что могу менять облик – так же легко, как пальцем шевельнуть, принять любой вид или пол, быть кем хочу, не опасаясь противоречий.
– О! – восклицаю я, падая на колени, исполненная любви, изумления и благодарности. – О, государыня!
– Отблагодари меня службой! – в голосе Титании звучит насмешливая ласка. – И для начала я попрошу тебя отправиться с посольством ко двору Оберона и укрепить единство между нами. В конце концов, – она бросает взгляд на Пака, – там у тебя друзья.
– Конечно, государыня, – отвечаю я, все еще не в силах оправиться от потрясения.
Титания подмигивает – так коротко и быстро, что мне это могло и показаться – и на том аудиенция завершается. Пак мягко увлекает меня из царских покоев наружу, под ослепительный солнечный свет, заливающий двор перед ними. Здесь, понимая, как я потрясена, он усаживает меня на мраморную скамью, срывает с лозы цветок-чашу и подносит его розовые лепестки к моим губам. Я пью. Нектар сладок, как вино и как лето.
– Это ведь ты все подстроил, – говорю я, опорожнив цветок. – Ведь верно?
Пак широко улыбается и усаживается рядом.
– О, спору нет, я тоже приложил руку. Но большей частью все это – дело Ариэль. Она понимала, что, приведя тебя сама, не вызовет конфликта, а без него не будет и даров, но если это сделаю я, то мой сеньор непременно попробует испытать твою верность – то есть предложит дар, чем побудит и Титанию ответить на его дар своим. Должен признать, твоя госпожа необычайно искусна в угадывании желаний сердца.
– Спасибо тебе, – шепчу я, склоняя голову на его плечо. На миг мысли путаются вновь. – А Ариэль? Она вправду была занята?
– Да, у нее имелись кой-какие рутинные дела, но, не сомневаюсь, она не заставит себя ждать! – со странной нежностью он целует меня в висок. – Ну, а пока – не против ли ты, Миран-Миранда, как следует познакомиться с царством фей и эльфов? В конце концов, не могу же я оставить в невежестве собрата по посольскому ремеслу!
Радость, бурля, рвется наружу, и я от души смеюсь.
– О, дивный новый мир! Нет – дивные новые миры! А ведь раньше я не понимала, что мир на самом деле не один, но теперь обойду их все!
– Достойная цель, – соглашается Пак, нежно сплетая пальцы с моими. Что ж, не пора ли нам?
– Да, – без оглядки отвечаю я.
Кейт Хартфилд
Путь истинной любви
Увы! Я никогда еще не слышалИ не читал – в истории ли, в сказке ль, —Чтоб гладким был путь истинной любви.Но – или разница в происхожденье…Или различье в летах…Иль выбор близких и друзей…А если выбор всем хорош, – война,Болезнь иль смерть всегда грозят любви [18].Акт I
Иллирия, 1600 г.
Помона знала: сатир здесь. Из чахлого сосняка, покрывавшего склон рядом с дорогой, доносился шорох, хотя погода стояла безветренная. В уголке глаза метнулась тень.
Вот надоедливое старое чудище! Но все же рисковать обидеть его было нельзя. В силу причин, которых смертному не постичь, он был дружен с герцогом Орсино. Если Силен прекратит платить за ее услуги, несомненно, так же поступят и многие из придворных Орсино. Возможно, даже сам герцог. А ведь проезд до Милана обойдется ей во все – до единого дуката, – что удалось заработать за месяц тяжкого труда по всему иллирийскому побережью, обихаживая бесконечные шпалеры олив и нашептывая заговоры над увядшими виноградными лозами.
Что-то прошуршало в воздухе над самым ухом. Сосновая шишка. Упав в дорожную пыль, она покатилась вперед и постепенно замерла. Из зарослей можжевельника, подступавших к самой дороге, раздался раскатистый хохот.
Остановившись, Помона оперлась на посох.
– Очень мило с твоей стороны, Силен, льстить мне, – сказала она, – удостаивая старую ведьму тем же вниманием, что и девиц, навещающих твою виллу ради твоих прославленных прорицаний. Но я прекрасно понимаю, что для меня время подобных любезностей давно миновало.
Силен выскочил из кустов,