Рыжая племянница лекаря. Книга вторая (СИ)

— Ты их нашел? — охнула я, невольно восхитившись сметливостью демона.
— Они и не прятались, — Хорвек все увереннее шагал вниз по улице, и я с облегчением заметила, что нездоровая бледность уже сошла с его лица. — Вернувшись в храм, эти проныры объявили, что все золото забрали разбойники, и даже если кто-то усомнился в этих словах, то не решился проводить дознание после того, как в город вернулись ограбленные паломники, на каждом углу вопящие о нечестивцах, напавших на святых людей. Только об этом и болтают в тавернах, втайне завидуя удаче богохульников, получивших безо всякого труда целый сундук золота.
— И ты отправился в храм? — продолжила я расспросы, видя, что они ничуть не смущают бродягу.
— При храме дают ночлег беднякам, и хоть ночевать в той сырой и холодной богадельне не намного приятнее, чем в могиле, — невозмутимо отвечал он, — я воспользовался гостеприимством святой обители. В ответ на мои простодушные расспросы, добрые люди указали на святых отцов, пострадавших от разбойников, и уже к рассвету один из них рассказал мне, где закопан сундук.
От последних слов у меня мороз по коже пошел, несмотря на то, что голос Хорвека оставался таким же безмятежным. Не приходилось сомневаться, что спроси я: «Неужто ты пытал монаха, мерзавец?» — он все с тем же замечательным равнодушием ответит на мой вопрос утвердительно, да еще и присовокупит к ответу немало тошнотворных подробностей.
По всему выходило, что минувшую ночь бывший демон провел с куда большей пользой: пока я сомнительным образом обогащала свой разум, слушая господина Казиро, Хорвек разбогател в прямом значении этого слова. По тому, как неуловимо менялся цвет его глаз во время рассказа о монашеских сокровищах, я поняла, что золото весьма угодно как его демонической части, так и человеческой.
Я не знала, куда он ведет меня, и не решалась спрашивать, уже устав от ответов, пугавших меня еще больше, чем молчание. Однако дурные мысли не отступали, ведь мой взгляд то и дело задерживался на Хорвеке — все в его облике напоминало мне: это тело раньше принадлежало какому-то другому человеку. Прежний хозяин украсил свои руки синеватыми северными узорами, вплел в волосы цветные нити и бусины, вдел в уши и в нос серебряные серьги… Тут я припомнила, что Хорвек снял эти украшения, когда мы возвращались в Таммельн, и прикусила губу, размышляя, отчего побрякушки вернулись на прежнее место, несмотря на то, что были слишком яркой приметой. Не могло ли так статься, что тело покойника хранило какие-то обрывки памяти и настойчиво требовало вернуть то, что принадлежало ему при жизни?..
Хорвек был чуток к любому проявлению моего внимания — и тут же прямо спросил:
— Что вновь не так?
— Серебро, — не придумала лучшего ответа я. — Люди говорят, что демоны не переносят серебро.
— Еще бы, — фыркнул он. — Дешевка! Верная примета неуважения со стороны дарящего и неразборчивости со стороны принимающего — только золото достойно высших созданий.
— То есть, демоны просто его не любят? — озадаченно переспросила я. — А как же легенды о том, что серебро губит демонов?
— Оно губит самоуважение, — скривился Хорвек. — А унижение всегда сродни бесчестью.
— Но зачем же ты вновь…
— Потому что я не демон, — отрезал он, и я поумерила свое любопытство, поняв, что мои расспросы — словно поглаживание израненной кожи: иной раз стерпеть можно, но куда чаще я касаюсь открытой раны, отчего она может нагноиться.
Однако усмирение беспокойства — не такое уж простое дело, и вновь я в уме складывала слово к слову, воспоминание к воспоминанию: сегодня ночью псы-оборотни искали демона на старом кладбище, а на следующий день черный мертвец очутился на виселице… Значит ли это, что ведьмины твари все-таки нашли нечистые останки средь старых могил? А если так, то Господин Подземелий и впрямь вывел тогда Рекхе на кладбище, где демон получил это тело… О, как мне хотелось верить, что Рекхе не убивал безвестного бродягу, чтобы заполучить новое обиталище для своей темной души!
Мне ясно представилось, как слепой демон таился между надгробий, принюхиваясь и ожидая нужного случая. Вот гробовщики приволокли покойника — быть может, он был убит во время кабацкой потасовки или ограблен более везучим собратом. Как произошло перерождение? Что человеческого сохранилось в этом теле — остатки памяти, особенности нрава, склонность к вину, быстрому богатству и приключениям? Чувствует ли Рекхе, как эта кровь, вновь побежавшая по жилам, требует своего?.. Как противен ей новый хозяин? Может ли демон читать воспоминания того бедняги, что не дожил, пожалуй, и до своего двадцать пятого дня рождения?
Но более всего меня занимала мысль о причине, побудившей демона стать человеком. Срок жизни ему при этом отводился мизерный, а для мести колдунье не доставало сил. Неужто и вправду он хотел отдать мне долг? Но разве не была я в его глазах так же ничтожна, как остальные люди?
Повинуясь внезапному порыву я ускорила шаг и коснулась руки Хорвека. Он вздрогнул, однако после секундного колебания сжал мои пальцы, и произнес, превратно истолковав мое потерянное выражение лица:
— Сегодняшний день не так уж плох — все остались живы. А ты хорошо держалась, маленькая Фейн. Ты должно быть не заметила, что сумела в очередной раз победить ведьму? Ведь ты переиграла ее, и все еще свободна, как ветер, хотя одна из тех петель предназначалась тебе.
— Но это я виновата в том, что случилось с дядюшкой и Мике, — прошептала я, сразу же почувствовав себя опустошенной и бессильной. — Ты сам сказал мне это…
— Я не хотел тебя обидеть, — Хорвеку нелегко давалось сочувствие ко мне, но я видела, как он старается изобразить непривычное для него чувство. — И сказал это вовсе не для того, чтобы ты винила себя. Но ради себя самой ты не выдержишь тех бед, что тебя ожидают. Сама по себе ты всего лишь слабая недалекая девчонка, ничем не отличающаяся от прочих. Только когда в голову тебе взбредает кого-то спасти, ты становишься отважной и стойкой. Ради одного мужчины ты совершила множество храбрых поступков. Быть может, ради троих у тебя получится совершить и вовсе невероятный подвиг?
— А ты поможешь мне? — спросила я, с детской надеждой глядя на него.
— О, не переоценивай мои способности, — с мрачной усмешкой промолвил он, отведя глаза. — Боюсь, я годен только на то, чтобы изредка давать тебе скучные советы и предупреждать об опасности, которой ты все равно не сможешь избегнуть. Сегодня, пожалуй, я могу быть полезен еще в одном отношении…
И Хорвек с полупоклоном указал в сторону строения с яркой вывеской — то была гостиница, из кривой трубы которой шел сизый дымок: наверняка там совсем недавно разожгли кухонный очаг, и мой живот от одной этой мысли громко и тоскливо заурчал.
Заведение это было не из тех, где хозяин слишком пристально вглядывается в лица своих постояльцев, но и глотки здесь по ночам не резали, это уж точно. Хорвек, к тому же, не скупился, заняв самый хороший номер, и даже если кому-то из челяди показалось странным то, что гость притащил с собой грязную нищенку, озвучены эти сомнения не были. Я испуганно вжала голову в плечи, когда услышала, как мой воистину странный друг приказывает хозяину подать в комнату побольше горячей воды для мытья.
— Вдруг рыжина проступит? — тихо пискнула я, вцепившись в рукав Хорвека.
— Веский повод для того, чтобы не касаться воды и мыла до конца дней своих, — согласился он невозмутимо. — Однако, мне кажется что тебе стоит пойти на этот безумный риск. Не хочу тебя огорчать, но, боюсь, наша дружба не продлится долго, если я вынужден буду терпеть этот запах с утра до ночи.
— Какой запах? — удивилась я, и принялась принюхиваться. — А-а-а! Наверное на меня плеснули помоями на рынке, когда я проходила мимо мясных рядов — торговки подумали, что я хочу что-то украсть…
Хорвек закатил глаза, и я вспомнила, что имею дело с демоном наиблагороднейших кровей. Мне следовало догадаться, что из подобных господ чистоплюйство не выводится ни подземельями, ни перерождениями. Я вновь осмотрела его с ног до головы и впервые заметила, как явно в его одежде проявилась двойственность натуры: множество украшений, пестрая повязка на лбу, бусины и цветные нитки в волосах — все это принадлежало неизвестному бродяге, недавно отдавшему свою душу богам. Но отличные сапоги, рубашка из хорошего тонкого полотна, куртка из кожи лучшей выделки — все это наверняка показалось бы тому бродяге излишней роскошью. Стоило только Хорвеку раздобыть денег, как он тут же приоделся, точно дворянин, но так и не смог вытравить из себя постыдную слабость к дешевым побрякушкам, доставшуюся ему по наследству, как и узоры на руках. Из-за этого он походил, как мне показалось, на картежника-мошенника, к которому удача была в последнее время весьма благосклонна. Возможно, подобный гость показался бы нежелательным хозяину более добропорядочной гостиницы, но в заведении, приглянувшемся Хорвеку, при условии достаточной щедрости мог сойти и за почетного.