Боль и сладость твоих рук (СИ)
— Помоем тебя внутри? — шепнул он на ухо, надавливая пальцем. Ира тихо охнула, прикусив губу и тяжело дыша. Она тихо застонала, когда он добавил второй палец, а затем и третий. В полной тишине он целую вечность насиловал ее попу под ее тихие беспомощные стоны. Ее возбуждение могло бы полностью пройти от боли и дискомфорта, но левой рукой Тимофей ласкал клитор, иезуитски не позволяя ей ни страдать, ни наслаждаться.
— Что ты задумал? — спросила она, когда он внезапно убрал руки. Из ее груди вырвался непроизвольный вздох, когда прошла мучительная боль, но тут он наклонился и перевел душ в капельный режим.
— Трахнуть тебя мокрую, — сказал он и не спеша открутил колпачок какого-то тюбика.
— Что это?
— Смазка. Ты же не думала, что я буду трахать тебя с помощью геля для душа?
— Нет.
— Конечно, нет, — явно забавляясь, согласился он. — Это отличная смазка. Наклонись, сабочка.
— Я не…
— Сейчас.
Его лицо стало жестким. На секунду в голове Иры пронеслась идея сказать "желтый", но она тут же снова осознала, что хочет этого. Хочет этой боли и этой его ярости. Он все еще злился на нее. Все еще ревновал — понимать это будет особенно приятно, даже во время наказания. Каждую секунду, пока он не сделает ей слишком больно.
Воспользовавшись удобными металлическими держателями, она послушно наклонилась, не в силах отделаться от мысли, что каждый сантиметр этой квартиры продуман для БДСМ-вечеринок. Странно, что в ванной еще нет креплений для наручников. Или есть?
Ира вздрогнула, когда он крепко прижался сзади… но ничего пока не сделал, просто просунул руку между бедер, и снова начал ласкать кончиками пальцев. Ей стало жарко, хотя теплая вода лишь слегка брызгала сверху, почти не доставая до их тел. Но вскоре Тимофей придумал, как еще можно использовать душ…
Он дразнил ее целую вечность — и пальцами, и с помощью душа. И только когда она с громким стоном кончила, нагнул сильнее, а затем безжалостно и быстро поимел.
Ее крики, вероятно, слышал весь дом, подумала позже Ира — это было больно до слез из-за отсутствия привычки мышц, но даже в голову не приходило сказать "красный". Как это ни странно, она наслаждалась каждой секундой. Когда Тим кончил и мягко вышел из нее, она обессилено привалилась к нему, всхлипывая, и позволила помыть себя и утешить.
Усталость немного выбросила ее из образа. Она долго собиралась с мыслями прежде, чем обратиться к нему с важным вопросом.
— Вы простили меня, мой господин? — так кротко, как только могла, наконец, спросила она, когда они оба выбрались из ванной, и он подал ей полотенце. И тут же с досадой поняла, что все равно немного сфальшивила.
Тимофей чуть приподнял подбородок, и от него повеяло холодком. Сглотнув, Ирина поймала себя на том, что снова смотрит в пол и плотно закрыла глаза, чувствуя, как дрожат от напряжения веки и ресницы. Щеки становились горячее с каждой секундой его молчания и, не выдержав, она отвернулась к раковине, включила воду, плеснула себе в лицо.
— О чем ты, малыш? — невозмутимо спросил он тогда, погладив ее по спине. — Ты ведь наслаждалась. Я еще и не начинал тебя наказывать. Хочешь прерваться на чашку кофе перед тем, как мы перейдем к этой части?
Изменившись в лице, Ирина повернулась, не вытирая лица, и уставилась на него в полном замешательстве. Щеки горели по-прежнему, только теперь в довершение по ее лицу текла мокрая вода вперемешку с косметикой, превращая его в хаос. Черные потеки туши на щеках ощущались почти физически.
Она хотела что-то сказать, моргая мокрыми ресницами, но не могла в то время, как он смотрел в ответ, и в его глазах плескалось море издевки.
На самом дне этого моря можно было разглядеть и немного любопытства — но лишь того рода, которое испытывают безжалостные экспериментаторы, проводящие тесты на животных. В этом его интересе к ней не было заметно ни тени эмпатии.
ГЛАВА 6. Я ищу своего дома
Лори. На сутки раньше.
Ирина исчезла так быстро, что она даже не успела понять, в порядке саба или нет. Саба… так странно называть так бывшую домину, не говоря уж о том, чтобы два часа кряду играть с ней, как с куклой. Но Лори не могла не признаться себе, что получила громадное удовольствие от этой сцены. Ирина быстро училась и в хорошем смысле насытила ее своим послушанием — а также тем, как послушно перенимала ее приемы.
Лори чувствовала себя так хорошо, что даже захотела поговорить с Димой. Ей казалось, что весь страх рассеялся как дым, теперь она вообще не понимала, почему бегала от него целую неделю. Надо просто найти его и попросить прощения за эту глупую выходку. А в знак примирения предложить любую сцену, какую только он захочет. Она чувствовала, что способна на все. Если уж Ирина смогла ползать у ее ног как кошка и целую вечность позировать во время ненавистной порки, то что может ей помешать доставить удовольствие своему дому?
Перед тем, как выйти из комнаты, она приняла душ, поправила прическу, капнула духов на шею и запястье, освежила макияж. "На все про все" ушло не больше четверти часа — сноровку не пропьешь, как часто шутила Ирина. Она тоже умела быстро приводить себя в порядок после каждой сцены, и они часто успевали наиграться вдоволь еще до середины ночи, уходя из клуба одними из первых. Они хорошо знали друг друга… с Ириной ей никогда не было страшно. С Димой все было иначе.
Уже на лестнице Лори поняла, что вся храбрость осталась в комнате наверху. А, ступив в зал, и вовсе застыла в ступоре: идти дальше? Или тихонько смыться в раздевалку?
Весь клуб бурлил обычным для середины ночи возбуждением. Громкая ритмичная музыка, к которой примешивались звуки хлыстов, шлепков и приглушенные стоны, мешала соображать, тяжелый запах разгоряченных надушенных тел смешивался с ароматными парами от кальяна из лаунж-зоны. Казалось, этот пар делает воздух в клубе плотным, осязаемым и мутным — или у Лори слегка мутилось в глазах от напряжения?
— Малыш? — спросил кто-то нараспев совсем рядом, и Лори повернулась — так резко, что звякнули серьги. Мастер Дав. О нет. О нет. Впервые за всю историю их знакомства один из ведущих мастеров в клубе смотрел на нее плотоядно. Началось. Она знала, что начнется, но не верила, что мастера заинтересуются ею — думала, это будут новички, которых легко отшить. Ведь мастера же знают, что она боится мужчин. Неужели любопытство пересиливает нежелание возиться со сложной сабой?
Лицо Дава со всей ясностью свидетельствовало, что — да, пересиливает.
— Поиграем, солнышно? — мягко спросил он, наслаждаясь ее смятением.
Лори почувствовала, как ускоряется сердцебиение, а щеки заливает краской смущения — и опустила ресницы. Поймет ли он, что она всерьез напугана или репутация лучшей сабы в клубе защитит ее? Спишет ли он все, что видит, на игру и мастерство? И, самое главное — что ей ответить? Как отказаться от игры, чтобы не разозлить мастера? Ведь по правилам клуба она уже не имела права ему отказывать. Бесхозная саба не вправе отказывать мастерам… и ни одна саба в своем уме этого не сделает. Зачем тогда приходить в клуб, если не хочешь играть с лучшими?
Все, что могла сейчас сделать Лори — лишь запретить проникновения.
— Я… уже дала обещание другому дому, — соврала она, не поднимая глаз. Ей нужно было срочно найти Диму… если Макс узнает, что она врала мастеру — ее снова выставят из клуба. Или придется расплачиваться публичной сценой, а она не может… совсем.
— Кому же, малыш? — внезапно послышалось сзади, и Лори похолодела. Чтобы узнать этот голос, оборачиваться ей не потребовалось. Макс.
— Я… хотела сказать, что собиралась поиграть с другим домом, — упавшим голосом призналась Лори.
— Но хочет ли он играть с тобой? — быстро сказал Дав, и Лори, резко подняв голову, впилась взглядом в его лицо. Разумеется, глаза опытного дома ровно ни о чем ей не сказали — что-то, а скрывать эмоции мастера умели. Но даже слов ей хватило — происходило нечто неладное. Они сговорились, с упавшим сердцем сообразила она. Дима настучал на нее Максу. У них был договор: она возвращается в клуб с условием играть с мужчинами.