Боль и сладость твоих рук (СИ)

— Мне нужен коктейль. Мастер, дайте, пожалуйста, распоряжение бармену, — пропела она, мгновенно сменив тон.
Ник снова поднял голову и невольно посмотрел в сторону барной стойки, словно прикидывая, есть ли у него желание и время прогуляться туда ради Ириного удовольствия. А затем перевел полный удивления взгляд на сабу:
— Понятия не имел, что у тебя алкогольная зависимость.
— Не смешно. Ник, мне просто сегодня надо, пожалуйста. Со всеми бывает. Это серьезно.
На лице Ника обозначилась ухмылка, которая в долю секунды превратилась в саркастичную мину:
— Серьезно? Залиться алкоголем — вопрос жизни и смерти?
Ира залилась краской от приступа ярости. Этот дом всегда бесил ее. Даже когда трахал. А сейчас — особенно.
— Ладно, забудь. Иди ты в жопу, Ник, — процедила она и резко повернулась, чтобы гордо удалиться.
— А ну-ка, стоять, — рявкнул он так быстро, что она даже не успела завершить поворот на пятках. — Стоять, саба. Иди-ка сюда немедленно. На колени.
Ира замерла на месте, тяжело дыша. Черт, черт. Она этого не ждала. Она не могла заставить себя повернуться. Злость переполняла ее до краев. О том, чтобы встать на колени, даже речи идти не могло. Но, кажется, она только что сделала ошибку, переоценив терпение Ника.
Зачем она это сделала? Зачем?
Тимофей.
Одна из худших недель в его жизни заканчивалась ожидаемым ушатом дерьма. Женщина, с которой у него был лучший секс за всю эту жизнь и шесть предыдущих, исчезла и не отвечала на звонки. А потом он встретил Лори у отделения полиции. Этой встречей он был обязан случайному стечению обстоятельств: ехал мимо, решил заглянуть по просьбе следователя, чтобы подписать одну потерявшуюся на допросе бумажку.
На пару секунд они молча остановились друг напротив друга. Тимофей ни о чем не спрашивал, даже взглядом, но она решила ответить. Вздернув подбородок и глядя в другую сторону, Лори процедила:
— Я сказала то же, что и в прошлый раз.
— Спасибо.
— Не надо.
— Как ты? — спросил он после небольшой паузы.
— Твоими молитвами.
Он вздохнул и молча пошел дальше. Позади хлопнула дверь и взвизгнули колеса — Лори сорвалась с места, как чокнутая. Тимофей раздул ноздри и еле заметно качнул головой. Он ненавидел эту женщину. Почти так же сильно, как самого себя.
Полицейские оттоптались по всей его жизни от души: вызвали на допросы родителей, друзей, Макса. Следствие прекрасно знало, что к самоубийству он отношения не имеет, но страстно жаждало чего-то большего, чем просто показаний: благо, "клиент" богатый, так почему не прощупать со всех сторон? Тимофей принципиально не предлагал ничего, действуя только через адвокатов. Адвокаты были отличные — лишь благодаря им материалы того старого дела не оказались в свежей прессе. Благодаря им его оставили в покое через пять дней — правда, оставили на дымящихся руинах его жизни.
Материалы того дела, связанного с Лори, со смачными фотографиями, показали Максу, еще паре его друзей, его родителям. Родители, к счастью, просто не поняли, что это правда, и твердо решили, что фото — результат подлога. Друзья перестали общаться, не сговариваясь. Все трое. У него были на редкость порядочные друзья, ими можно было гордиться. Руки теперь никто не подаст, разумеется, но и к журналистам ни один не пошел. Потеря Макса была обиднее других — вместе они прошли через многое.
Хотя кому он врал? Худшей потерей была Она. Такой сильной, что хотелось материться, орать, ломать мебель. У него были большие планы на нее. Но он уже тогда понял, что они не сбудутся, когда она впервые упомянула про Лори. Лучшие подруги, надо же. Впрочем, мир БДСМ-тусовки тесен — этого следовало ожидать.
У него не было ни единого хорошего объяснения тому, что произошло ТОГДА. Но почему-то хотелось ехать к ней, и поговорить. Останавливало только то, что он знал: она боится его. Если Макс рассказал ей все, а он, конечно, должен был рассказать, значит, теперь им можно ее пугать, как пугалом. Он был страшный-страшный человек, который избивает женщин до полусмерти. Чудовище. Маньяк.
Заперевшись дома на три дня, Тимофей потерял счет времени. Он знал, что в воскресенье у него встреча с клиентами, которую нельзя отменить, а больше не знал ничего — и просто шарахался из угла в угол, закидывался чаем и кофе до тошноты, смотрел в стену, валялся в кресле, засыпал там же — скорее, отключался на пару часов, потом просыпался и начинал снова ходить по квартире.
В приступе ярости перевернул все на кухне, зато потом было занятие — долго наводить порядок, чтобы не выглядеть чокнутым хотя бы перед уборщицей.
Эта мысль его даже позабавила: его уборщица — вот единственный человек из ближайшего окружения, который не будет считать его психом. Отличное начало новой жизни. Устроив в кухне идеальный порядок, Тимофей сел на пол и сидел несколько часов.
Он даже не сразу понял, когда в дверь начали звонить и среагировал с большим запозданием. Судя по тому, что звонки продолжались, это был кто-то очень настойчивый. Тяжело поднявшись, Тимофей подошел к двери, заглянул в глазок и на секунду прислонился лбом к холодной поверхности перед тем, как открыть. Решившись, он отпер дверь и едва успел прикрыть глаза — за мгновение до того, как получил ожидаемый и вполне справедливый удар в челюсть. Боль на секунду оглушила, потом половина лица занемела, взгляд постепенно сфокусировался, а до ушей дошел хлопок двери — Макс закрыл ее изнутри.
— Надеюсь, лед у тебя в холодильнике есть? — деловито спросил гость, морщась от боли в разбитых пальцах.
— Где-то был, — так же спокойно отозвался Тимофей, стараясь не сильно шевелить губами и осторожно проверил пальцами челюсть. Широко открыв рот и снова закрыв его, он убедился, что кость не сломана и криво улыбнулся:
— Бить ты, положим, толком не умеешь.
— Я бы на твоем месте больше помалкивал, — прорычал Макс. — Я тебе больше не друг.
— Как скажешь.
Тимофей закрыл за ним дверь и хмуро пошел на кухню за льдом. С той секунды, как он увидел Макса в глазок, все стало понятно. Тот мог злиться как черт, но все-таки приехал. И это дорогого стоило, после такой-то истории.
Он достал лед, протянул Максу, молча сел за стол. Тот поделил пакет на две части с прежней деловитостью, протянул половину через стол. Приложив его к щеке, Тимофей вздохнул:
— Спрашивай.
— Лори. Что за. Херня? — прорычал Макс.
— У меня нет оправданий. Послушай, я знаю, что ты был близок с этой женщиной, и…
— Мне не нужны оправдания, — зарычал Макс еще сильнее, перебивая. — Я не просто был с ней близок. Я до этого еще был ее психотерапевтом, чтобы ты понимал.
Его лицо побелело от злости.
— О, черт. Еще и это, — протянул Тимофей, закрыл глаза и покачал головой.
— Еще и это, — процедил Макс. — Так что я немного больше в курсе этой истории, чем ты думаешь. Говори.
Тимофей откинулся на спинку стула, отвел глаза:
— Хорошо. Она не сказала стоп-слова. Я был самонадеянным идиотом. И еще мы оба были пьяны.
— Твою мать, — процедил Макс побелевшими губами. — Твою ж мать.
Они встретились взглядами и отвели глаза как по команде. Они оба знали, что Максу тоже доводилось делать ошибки с сабами. С каждым домом случается. Не такие, разумеется, как у него с Лори, но всякое бывает. И, слушая истории о таких эпик-фейлах, каждый всегда примеряет на себя, думая: мог бы я оказаться на его месте? Судя по выражению лица Макса, тот решил, что — да. Мог. Мог — сам перебирал с алкоголем по молодости. И с сабами, которые не говорят стоп-слов вовремя, сталкивался не раз и не два.
— Вы договаривались на игры с плетью?
— Разумеется.
— Чья это была идея?
— Разумеется, ее. Я ненавижу плети, ты же знаешь. Ненавижу ранить кожу.
Лицо Тимофея исказилось, и Макс тоже поменялся в лице, что-то вспомнив. Они говорили об этом раньше. Когда Макс учился обращаться с плетью, Тимофей был единственным, кто отговаривал до последнего. Кто яростно возражал и постоянно говорил ему о том, как опасен этот девайс.