Сон обитателя Мышеловки (СИ)

- Привет!- говорю я,- Подойдёшь поближе.
Мяч катится своей дорогой, за него уже борются другие игроки. Серьёзного вида мальчик с кучерявыми волосами и в очках что-то ему крикнул, но Канопис только отмахнулся - дескать, ещё наиграемся, а пока ждут дела поважнее.
- Лучше ты спускайся,- кричит он.
- Эй, подожди, ты ведь секундант,- слышится голос Хабантали и я весь сжимаюсь... но нет ни руки, которая схватила бы за шиворот, ни даже звука шагов в свою сторону. Похоже, он увлечён схваткой не меньше самих дуэлянтов. тем лучше для меня.
Терраса находится на уровне второго этажа, а рядом, словно под заказ, просится под ноги деревянная крыша сарайчика. Туда, наверное, складывают, мячи. Сарай совсем новенький, с безукоризненной кровлей и лакированными стенами. Доски такие ладные и золотистые, что кажется, будто он собран из печенья. Не помню, был ли он здесь, когда я учился на первом курсе. наверное, был, но я его не заметил. Не было склонности к спорту...
Перебрасываю туда чемоданы, а потом прыгаю следом. Меня провожает двойной звон сабель и удивлённый возглас Хабантали. Похоже, он потерял ко мне всякий интерес, слишком увлечённый схваткой двух кандидатов на роль зомби.
Крыша грохочет под ногами, словно ящик из-под картошки. Теперь на землю, она кажется далёкой и недружелюбной.
- Какой был счёт? Два-ноль?- я действительно не знаю, что ещё спрашивать. Дежурный вопрос «как учёба» я возненавидел ещё в школе.
- Ага! Ты следил за игрой?
Он счастлив. А я счастлив безумно.
- Да, следил. Ты здорово играешь!
- Ты что! Я почти не занимаюсь спортом. Просто ребята пригласили.
- А чем занимаешься?
- Ничем серьёзно. Химия нравилась, вот и поступал. Тем более, что здесь сестрёнка. Но сейчас, когда уже выбрали, даже и не знаю, стоит ли чем-то увлекаться. Всё равно до экзаменов не доживу.
Внезапная тишина окатывает нас невидимой волной. Он торопливо оборачивается и резко меняется: замирает, цепенеет, с лица сползает улыбка, он неестественно выпячивается и так и замирает испуганной статей. Слова застревают у меня в горле, я смотрю туда же, куда и он... и мигом успокаиваюсь. Ничего критичного, это Комендант. Они просто ещё к нему не привыкли.
Хмурый и сосредоточенный, он пересекает футбольную площадку по диагонали, не переставая тасовать свои карты. Гроб покачивается на ходу, словно большая чёрная лодка. Заметив детей, Комендант улыбается поднимает худую руку с узелками-суставами, показывая, что гордится ими, любит их и пришёл сюда из-за чего-то совсем другого, так что волноваться не стоит - можете играть дальше.
Гроб останавливается возле нас. Вся его система работает настолько слаженно, что я даже не успеваю заметить, каким жестом он отдал приказ. Носильщики действуют настолько слаженно, что гроб вместе с ними похож скорее на машину, которой он правит, нажимая невидимые педали.
Комендант усаживается в нём поудобней, и щурится в сторону парапета, похожий на грифа, оседлавшего чёрный насест. Потом усмехается и показывает пальцем туда, откуда пол прежнему доносятся звон и выкрики.
- Дуэлянты, ага,- в полном сознании своей власти, он говорит своим настоящим голосом - голосом старика, уставшего от многообразия мира,- Ничего не слышат за своими саблями. Хоть бы секунданта попросили на страже постоять. Эх, горе...
Выхватывает из колоды какую-то мелкую карту и швыряет её, нарочито легко, на первый взгляд почти не целясь. Словно завороженные, мы следим, как взлетает крошечный чёрный прямоугольник, а потом, не переставая вращаться, опускается по духе куда-то за парапет, а вслед за ним несётся коротенькая трель и падает что-то большое и чёрное, похожее на крылатый железный кулак. После обычного смущения я узнаю этот силуэт, обитавший сразу в двух учебниках - истории и механики. Махаон-6, угрюмая бабочка-могильщик. По сравнению с Махаоном-7 он, конечно, выглядит серой рабочей лошадкой, как и подобает машине, которую пытались запустить в производство. Махаон вздрагивает, переходит на более пологое пике, скрывается за парапетом и спустя несколько мгновений оттуда брызгают и тут же оседают кровавые фонтаны - первый, второй, третий. И только потом мы начинаем чувствовать, какая воцарилась тишина.
Комендант харкает, ворочается и убирает обратно в гроб сигнальный колокольчик. Можно сказать, что только что тяжело поработал.
- Ребята, пожалуйста, принесите мне карту,- просит он. Его глаза-точечки сейчас на мне,- Вы же видите, в этом агрегате по лестницам особо не полазишь... чемоданы оставь, их никто не тронет. Мы их посторожим... карт у меня ещё достаточно.
Человек, конечно, не кошка, он не любит вершин и обожает скатываться куда пониже, и поэтому сарай кажется теперь гораздо неприступней, чем когда я с него прыгал. Я чуть не разодрал перчатку, пока забирался на крышу и уже там обнаружил, что Канопис последовал моему примеру и легко и ловко забрался с другой стороны. Я хотел сказать ему, что можно не беспокоиться, чтобы вернуть карту, достаточно одного человека, но потом посмотрел на него и понял: так надо. Этому гибкому телу надо лазить и кувыркаться, потому что оно это любит. А ещё потому, что осталось только два дня.
Кусок террасы возле распахнутых стеклянных дверей точь-в-точь такой же пустой, как и был. За углом, где была дуэль - кровавое, осклизлое месиво. Кто был здесь, разобрать уже невозможно, крови и ошмётков столько, словно здесь вырезали целую роту. Две сабли больше не отражают солнце, а рядом голова Хабан-Тали со всё тем же букмекерски-довольным выражением на курносом лице. Очень хочется его пнуть, чтобы он полетел, словно футбольный мяч... жаль, что природа ошиблась и внутри недостаточно пусто.
Карта лежит чёрной рубашкой вверх прямо в кровавой луже у подножья замершего махаона. Стараясь не смотреть на эту перепончато-решётчатую смерть (кто знает, какая программа вдруг заработает) я осторожно беру её двумя пальцами, даже не глядя, что на другой стороне. Она запакована в какой-то скользкий пластик, который отталкивает кровь и розовое пятно расползается по моей перчатке.
Когда я спускаюсь вниз и возвращаю карту, она уже сверкает на солнце, как новенькая. Гроб трогается и отчаливает. а за спиной, синхронно с ним, взмывает в небо и распускает веер крыльев Махаон. Он делает короткий вираж, а потом летит прочь, куда-то вглубь Академии, где у него, должно быть, ангары. Первогодки смотрят ему вслед, а потом кто-то буркает «Ну что, играем», с другой стороны пинают мяч и не успеваю я оглянуться, как игра продолжается.
Но Канопис не к ней не вернулся. Он стоит возле сарайчика и переводит взгляд то на парапет, который уже начинает темнеть, то в ту сторону, куда уплыл гроб Коменданта, то на застройку, где вздымается игла Синей Башни.
- Почему их... так?- наконец, решается он спросить,- И быстро, и вообще.
Его глаза смотрят на меня так доверчиво... Я набираю воздуха и пытаюсь принять как можно более взрослый вид.
- «Администрация оставляет за собой право исключить, наказать или прервать (частично, временно или навсегда) жизнь студента в случае нарушения им положений устава Академии, а также военной, научной или иной необходимости»,- цитирую я,- «В случае, если решение обусловлено серьёзным и явным проступком самого студента, не оставляющим сомнений в добровольном его характере, служащие Академии имеют право применить наказание немедленно, не информируя студента, если это позволяет оказать содействие научной или воспитательной работе».