Люди как птицы (СИ)
Захар Романович склонил седую голову:
— Ах, девочка моя, случилась беда! Я был проклят женою, которую любил когда-то, очень давно. Она оказалась тяжёлым человеком, можно сказать, пила с меня кровь, словно упырь. С каждым днём я угасал, забросил любимую науку. И когда я сделал шаг к разрыву и объявил о своём уходе, она закричала мне слова проклятия: «Пусть уста твои навеки закроет каменная плита и ни одного слова ты не сможешь произнести! Будешь ты прозябать в бедности и одиночестве». С того я действительно замолчал, но всё же решился на уход. Когда я был на пороге и оглянулся на свою жену, наверное, что-то дрогнуло в её сердце, и она добавила, что если найдётся молодая женщина, которая согреет меня и моё жилище теплом и ласкою, то чары развеются.
— И как же вы жили после этого?
— Вот так и жил тридцать лет — совершенно один. Утратил работу, друзей. Сын забыл меня, приезжал редко и только внучка Сонечка иногда посещала моё скромное жилище. Потом я утратил и сына! Он был офицером и погиб на войне. Супруга его скончалась от горя. Соня вышла замуж за богатого купца Елисея Острожского, который равнодушно и холодно относился ко мне и запретил появляться в их доме.
— Он не разрешал и мне посещать дедушку. Да только я ездила украдкой. Приказывала поздно вечером запрягать карету и ехала. Мой слуга Ефрем никогда не выдавал меня, — добавила Софья.
Её лицо сияло добротой и счастьем, несмотря на общую печальную тему разговора.
Позже мы с Софьей приготовили хороший обед для старика.
Пока готовили, вели неторопливую беседу. Я постепенно высказала свои соображения по поводу Захара Романовича.
В ответ Софья сказала с искренним запалом:
— У меня уже собраны деньги. Я уговорю деда оставить эту лачугу и переселиться в более уютный домик на той же улице, где и наш дом.
— Кроме того, если он заговорил, и говорит всё лучше, то вероятно со временем сможет восстановить связи в научном мире, — предположила я.
— Да, вероятно! Я уже подумала и об этом. Ведь без науки он никто! Он в Географическом обществе трудился… А теперь есть возможность всё вернуть, всё — благодаря вам! Спасибо вам огромное! Бог наградит вас за вашу доброту!
Пока шёл разговор, я то и дело поглядывала на свою собеседницу и всё более убеждалась, что черты лица её мне хорошо знакомы. Она была очень похожа на девушку с той картины, которая висела в доме у Максима. Видимо она и была ею!
Выбрав момент, я осторожно спросила Соню, висят ли в её доме на стенах картины.
— О, да, конечно, и немало! И муж, и я любим украшать стены живописью! Но, Гера, почему вы спрашиваете?
— Мне очень нужно найти одну картину. Трудно объяснить зачем. Скажем так, она очень дорога и важна для меня. На ней изображено, ну что-то вроде… мастерской художника.
Соня на мгновение задумалась, прикусив губу. Потом воскликнула:
— Ну, конечно, есть такая! В моей спаленке. Она так и называется: «В мастерской». А художник, кажется, Ковалевский. Да, по-моему, он поляк, но не слишком известный живописец. Но полотно его мне нравится!
Умоляюще глядя на Софью, я попросила:
— Мне очень хотелось бы взглянуть на эту картину. Это можно устроить?
Соня быстро согласилась:
— Конечно! Да хоть этим вечером. Поедемте ко мне. Муж мой вернётся только завтра. Так что, мы будем одни.
Ближе к вечеру мы управились со всеми делами. Накормленный и помытый Захар Романович уснул.
Оставив записку, мы с Соней вышли со двора и сели в карету. За кучера сидел Ефрем — верный слуга Софьи. Пока ехали, я разглядывала город — типичный для прошлого века.
Было тепло, и солнце сверкало по лужам подсыхающей брусчатки. Грустный напев шарманки заставил обратить внимание на человека с ящиком на одной ноге. На плече у него сидела маленькая обезьянка.
— Погадаю на судьбу! — кричал шарманщик. Останавливались люди, и обезьянка вытаскивала из шёлкового мешочка лоскуты бумаги с записанной «судьбой».
Купец Острожский жил в белоснежном особняке, находящемся в дубовой рощице. Влюблённый в итальянскую архитектуру, он приказал сделать в подобном стиле фонтан, украсить римскими статуями дорогу к крыльцу.
По этой мокрой дорожке мы и прокатились, остановившись у входа. Дворник в картузе с седой окладистой бородой подметал листья и исподлобья внимательно посмотрел на нас.
Первым делом Софья угостила меня вкуснейшим чаем с пряниками, которые славно умела готовить её стряпуха Аграфена. Я нетерпеливо ожидала, когда же Софья покажет мне картину.
— А теперь прошу вас пожаловать в мои покои, — произнесла хозяйка.
Я вошла в её опочивальню. Она отличалась строгостью декоративного оформления и особым изяществом отделки. Вроде всё немного знакомо — большая кровать, зеркало, стол. Вот и известный мне кувшин!
На стенах виднелись картины. Даже при свете газовой лампы я не сразу нашла ту, что мне нужна, а как только увидела — сердце моё сжалось от волнения. Это была она — комната художника, а точнее, хорошо знакомая мне комната Максима в его доме, с картинами и статуями! Казалось он сам сейчас, подобно призраку, появится и войдёт. Картина была живая, я это сразу почувствовала, это было окно в другой мир, в будущий век!
Софья заняла привычное место — за столом, у кувшина, и жестом указала мне на стул:
— Присаживайтесь, Гера. Вам нравится?
Я обернулась к Софье со слезинками в глазах, взяла её за руку.
— Дорогая Сонечка, не удивляйтесь тому, что сейчас произойдёт, но поймите, у меня нет другого выхода. Я вынуждена вас покинуть! Но я постараюсь как — нибудь обязательно вернуться, навестить вас! Главное — не забывайте о своём дедушке!
Софья замерла изумлённо, слегка открыв рот, а я, повернувшись лицом к картине, уже втягивала её пространство в себя!
Последнее что я услышала, это было восклицание Софьи — «ангел!», и меня поглотила темнота Максимова дома.
***
Какое-то время я стояла, вслушиваясь в тишину. В темноте золотисто — тёмными островами застыли картины. В другой комнате едва слышно стучали ходики. Наощупь пошла к окну, постепенно осваиваясь в темноте.
Над залитыми мертвенным светом полуоблетевшими деревьями повис золотой диск луны.
Несмотря на почти звенящую тишину, я как будто чувствовала чьё-то присутствие.
Но вокруг — ни шороха! Опасаясь включать свет, я медленно пошла в кабинет Максима.
На пороге остановилась, прерывисто дыша. Проехал автомобиль, озарив на миг светом фар комнату. На диванчике была видна тёмная фигура.
Я сделала шаг назад и услышала знакомый голос:
— Наконец-то! Я вас уже второй час жду… Вам нечего опасаться.
Передо мною встал высокий и худой человек. Яркий и неровный танцующий свет с улицы озарил его тревожные серые глаза. Впалые щёки блеснули сталью.
— Когда я узнал о вашем исчезновении, то подумал, что этот дом вы обязательно навестите. И, конечно же, ночью. Расчёт мой оказался верен.
Я узнала говорившего — это был Глеб Боков.
— Товарищ Б…. - начала говорить я, но он выставил вперед ладонь и сказал негромко уставшим, немного равнодушным голосом:
— Постойте, не спешите… Не называйте моего имени… И свет включать не будем. Лучше слушайте меня и запоминайте. Надолго оставаться здесь нельзя. Дом нужно покинуть, иначе не успеете оглянуться, как снова окажетесь в подвале за железной решёткой… Что касается Максима Ковалевича. Освободить его сейчас невозможно. Но мне удалось посодействовать, чтобы его перевели в психиатрическую спецлечебницу… Не пугайтесь, в его положении это неплохой вариант. Что касается вас… Вам, конечно, пора сменить маскарад, ибо в этом одеянии вы напоминаете актрису, забывшую переодеться после спектакля… И ещё… Я дам вам адрес. Вы его запомните, и листик сразу уничтожите. Пойдёте по указанному адресу. Там вы найдёте Георгия Аггелова…
— Жору?
— Да. Этот безумный поэт спрячет вас. Инструкции он получил. Поможет деньгами. На него никто не подумает… А дальше… — страна большая! Вам нужно спрятаться, затаиться среди людей и как можно скорее! На время забыть о ваших способностях. Или применять их лишь в крайнем случае! И пусть вам повезёт!