С любовью, Луков (ЛП)

— Вот и хорошо.
— Но все равно хочется знать.
Я снова взглянула на Лукова, пряча усмешку, которая была готова сорваться с моих губ.
— Мне нужно на работу, любопытная Варвара. Доволен?
Его ошеломленное выражение смутило меня.
— У тебя есть работа?
— Да.
— Но зачем?
Я моргнула.
— Может потому, что все в этом мире стоит денег, а зеленые бумажки на деревьях не растут? — предположила я.
— Очень смешно, — сухо ответил Иван, скрестив руки на груди и окинув меня еще одним из тех ленивых взглядов, которые сводили меня с ума.
— И где же ты работаешь?
Так. Теперь наш разговор действительно становился забавным.
— Не думаю, что тебе стоит знать.
Намек на улыбку или ухмылку появился в его чертах.
— Не хочешь рассказывать?
— А зачем? Чтобы ты заявился ко мне на работу и продолжил доставать меня там? — уточнила я.
Луков даже не пытался отрицать этого. Просто уставился на меня. Но я готова была поклясться, что некоторые мышцы на его лице дернулись.
Я вскинула брови, словно говоря «вот видишь»? Очевидно же, что парень именно так и собирался поступить. Он ведь даже не стал отпираться. Вместо этого Луков ненадолго задумался, затем взглянул на стол и снова на меня.
— Да что с тобой не так? — спросил он, придвигаясь настолько близко, что вся его сторона: бедро, рука и плечо прижались ко мне. — Это всего лишь интервью.
Это всего лишь интервью, как и сказал Иван.
Но я все равно чувствовала себя ужасно.
— Обещаю, что не буду сильно смеяться, если расскажешь, почему оно тебя так пугает, — предложил Иван, словно это было какое-то утешение. Он собирался поглумиться над моими страхами, но слегка.
Ох, тогда ладно.
— Ну так что? — подталкивал меня мой напарник.
Я посмотрела прямо в эти, высасывающие душу, глаза и промолчала. Иван моргнул, а я моргнула в ответ. Его глупая полуулыбка-полуухмылка никуда не исчезла, и я отодвинулась в сторону, выставив локоть в предупреждающем жесте.
Парень не дрогнул и не пошевелился, а вместо этого намеренно прижался ко мне, следя за моей реакцией.
— Будет сложнее удерживать тебя над головой, если у меня будет синяк на ноге, — пригрозил мне Луков.
— Действительно, это же так сложно, — закатила я глаза. — Отвали. Ты прекрасно сможешь сделать это и с синяками на обеих ногах.
Иван рассмеялся, и его смех вновь застал меня врасплох.
— Скажи мне в чем дело, пока она не приехала.
— Нет никакого дела.
— У тебя какая-то проблема.
— Нет у меня никаких проблем. У меня все хорошо.
— Я никогда раньше не видел тебя настолько взвинченной. Даже не знаю, раздражаешь ли ты этим или наоборот становишься милой.
Я вытаращилась на Ивана, прокручивая в голове слово на букву «м». Однако его лицо никоим образом не выдавало, что минуту назад он произнес нечто подобное.
Никогда бы не подумала, что парень использует такое слово в разговоре со мной. «Манда» еще ладно. Но уж точно не «милая».
— Ну хорошо, тогда сделаем по-другому, — продолжил он, оставив слово на «м» витать в воздухе. — Буду спрашивать до тех пор, пока ты не ответишь мне.
Боже. Да что не так со всеми этими людьми, которые не могли и не хотели принять «нет» в качестве ответа? Это была такая же игра, в которую играла моя мать, когда хотела чего-то добиться. На самом деле, точно так же действовали все мои родственники, когда пытались у меня что-то выпытать.
— Пончик.
— Ты хоть понимаешь, как раздражаешь меня? — мой взгляд снова метнулся к двери. — И не называй меня Пончиком перед журналистом. Я не хочу, чтобы ко мне приклеилось это тупое прозвище.
— Не буду, если скажешь, что с тобой не так.
— Придурок.
Луков испустил легкий вздох.
— Говорю же, не буду. Объясни мне.
Я вздохнула и закатила глаза, понимая, что если откажусь, то буду слушать его нытье весь остаток дня. Или дней.
— Мне не нравится пресса. Вот и все. Мне не нравится большинство журналистов. Они всегда выворачивают слова наизнанку. А люди этому верят. Потому что им нужны скандальные подробности. Люди хотят знать только плохое.
— Ну и что?
Ублюдок только что произнес «ну и что», как будто это была ерунда?
— Однажды я высказалась, что считаю систему судейства все еще далекой от идеала, а в СМИ мои слова перевернули так, чтобы казалось, будто я полагала, что человек, выигравший соревнования, не заслужил первое место. После этого мне месяцами приходили письма с угрозами. В другой раз я сказала, что кто-то из фигуристов исполнил красивый Флажок18, а потом прочла в газете, что, с моих слов, он не был хорош ни в чем, кроме этого, — объяснила я Ивану, вспоминая эти два случая, потому что они беспокоили меня долгое время. И это оказалась лишь малая часть информации, которая была искажена и перевернута с ног на голову. Я ненавидела журналистов за это. Клянусь богом. — И не заставляй меня вспоминать о том видео.
Иван довольно долго молчал, поэтому мне пришлось повернуться к нему. Его бедро все еще прижималось ко мне, но при этом он хмурился. Я уже подумывала о том, чтобы подвинуться, но нет. Это он нарушал мои границы. Так что я не собиралась уступать первой.
Его следующий вопрос оказался настолько неожиданным, что удивил меня.
— Так значит это были не твои слова, что результаты судейства Кубка WHK19 сфальсифицированы?
Блядь.
Отклонив голову в сторону, я взглянула на него и пожала плечами.
— Нет, я сказала именно это.
Парень посмотрел на меня и скорчил гримасу.
— С тех пор, как изменили систему подсчета баллов, никаких подтасовок не было.
Все об этом знали. Систему подсчета очков изменили еще в моем детстве, как раз после случая обнаружения сфальсифицированных результатов. То, что когда-то считалось субъективной балльной системой, основанной на «идеальном» балле 6.0, реформировали в более строгий порядок подсчёта очков, в котором каждый элемент стоил определенное количество баллов; если элемент не выполнялся хорошо, то баллы отнимались. Система не считалась безупречной, но она была лучше предыдущей.
Однако в тот момент я очень злилась на Кубок WHK. Да и кто, черт возьми, способен нести ответственность за свои слова, когда говорит в порыве гнева?
— Твоя партнерша приземлилась на обе ноги, а ты чуть не уронил ее, делая тройную подкрутку20. Все было подстроено, — мое второе предложение являлось ложью, но все остальное — чистая правда. Я прекрасно помнила тот случай.
Иван фыркнул, резко развернувшись ко мне.
— Ничего подстроено не было. Наша базовая оценка оказалась намного выше, чем у вас, и мой партнер докрутила все свои вращения.
Я знала это, но будь я прокляла, если бы признала, что в программе Лукова присутствовали гораздо более сложные элементы, которые оценивались более высоким баллом, чем те, что исполняли мы с моим бывшим партнером. К тому же... мы не выступили идеально. Почти, но все же не идеально. Я, наверное, помнила каждую ошибку, которую делала в своих программах. Иногда по ночам я садилась и пересматривала все видео, включая программы из прошлого, когда ещё была подростком. Если бы не моя самоуверенность… Если бы те прыжки получились лучше... Насколько другой могла бы стать моя жизнь, если бы я просто использовала свои возможности, вместо того, чтобы все испортить?
— Как скажешь, — согласилась я только потому, что была бы дурой, если продолжила настаивать на своём. Каким-то чудом мне удалось сдержать улыбку. — Один из твоих людей просто заплатил судьям. Как бы ты это не называл, мне плевать.
Иван моргнул, а я моргнула в ответ.
Кончиком языка парень коснулся внутренней стороны щеки, но лицо осталось невозмутимым, когда он произнёс:
— Я выиграл честно и справедливо.
— А я заняла третье место той ночью, потому что приземлилась, как нужно.
Луков снова моргнул.
— Ты приземлилась правильно, но ваша хореография была ужасной, и вы решили не исполнять каскад прыжков после того, как «Кислая мина» налажал, не докрутив «Три Эс»21 в предыдущем этапе. А еще ты действовала как робот, а твой партнер выглядел так, словно его все время тошнило.