С любовью, Луков (ЛП)

Мои родные всегда хотели видеть меня счастливой. И желали мне победы, так как она являлась моим приоритетом. Всегда.
Меня же их забота не волновала. Ко всему прочему, я так и не дала им повода для гордости. Мне нечего было предложить им взамен.
Я задыхалась, потому что винила себя в проигрышах. Из-за чрезмерной зацикленности. Из-за того, что была навязчивой и сложной в общении.
Ком в горле все разрастался, продолжая душить меня.
Боже.
Невозможно было сидеть здесь и вести себя так, будто ничего не случилось. Все, чего мне хотелось — просто находиться дома, есть то, что нравилось, и отдыхать до полного восстановления, но теперь... теперь ничего из того не имело значения. Нет.
Какой же я была сволочью.
Боже, какая же я дрянь, и это полностью моя вина. Если бы у меня получилось исправить положение, усерднее тренироваться, возможно, все было бы по-другому. Но теперь уже поздно что-то менять.
Я больше не могла сидеть на месте.
Поэтому, отодвинув свой стул, направилась к входной двери, собираясь выйти из дома. Однако остановилась, решив убрать свой ужин в контейнер, который затем поставила в холодильник.
Схватив свои ключи, я сбежала из дома. Что-то, похожее на чувство поражения и отчаяния, заполнило меня изнутри, заставляя переживать... Вынуждая чувствовать себя ничтожеством.
Я не знала, куда направляюсь.
Не знала, что, черт возьми, собиралась сделать.
Но нужно было действовать, потому что... отвратительное чувство внутри все росло, и росло.
Мать была моей лучшей подругой, но даже она полагала, что фигурное катание для меня превыше всего.
Неужели так считали все, кого я любила? Было ли это единственным впечатлением, которое я оставила о себе?
Занятия фигурным катанием доставляли мне самое большое удовольствие в жизни, но все это не имело никакого значения без заслуг моей матери и братьев с сестрами, которые поддерживали, заботились и любили меня, даже когда я находилась в отвратительном состоянии. Когда этого не заслуживала.
Мое горло и глаза горели, а мой рот пересох, пока я вела машину. Прежде чем поняла… прежде чем позволила себе почувствовать больше, чем просто боль в горле и глазах, я припарковалась возле Комплекса имени Лукова. Даже не осознавая этого, пока не оказалась там.
Конечно, я бы вернулась именно сюда.
Комплекс был единственным местом, кроме дома, куда еще я могла бы поехать. Мне ужасно не хотелось разговаривать ни с Руби, ни с Тали, ни с ДжоДжо или с Себастьяном. Я не была готова почувствовать себя еще хуже, а так и произошло бы, если б они попытались утешить меня или повторить, что все в порядке.
Потому что все было совсем наоборот.
Похоже, придется принять все те жертвы, которые ради меня принесла семья.
Потому что, к сожалению, это был единственный известный мне способ.
В мгновение ока я вышла из машины и направилась к парадному входу, собираясь попасть в раздевалку. Сумка с вещами осталась дома, но запасная пара коньков всегда лежала в моем шкафчике. Обычно я не надевала на тренировки свою любимую одежду, но... иногда появлялась такая необходимость. Мне нужно было что-то, чтобы абстрагироваться от мыслей... пусть даже мое «отвлечение» являлось тем, что разрушило мое тело и заставило всю семью думать, будто они оказались на вторых ролях.
Не стоило оставлять маму после ее признания, но... У меня не было желания возвращаться домой. Что я могла ей сказать? Что мне жаль? Что она не должна считать, будто мне плевать на нее?
К тому времени, как я зашла в раздевалку, комната оказалась практически пуста; там находились только две беседующие девушки, которые были чуть моложе меня. Не обращая внимания, я ввела код на шкафчике и открыла дверцу. Затем быстро сняла обувь, схватила лишнюю пару носков, которые постоянно оставляла на всякий случай, и сунула ноги в коньки, даже не надев телесные повязки, которые защищали нижнюю часть голени от верхнего края ботинка, который без них постоянно натирал мою кожу.
Мне нужно было как можно скорее сжечь свой негатив. Проветрить голову. Как-то все исправить. Потому что, если бы я этого не сделала... то не знаю, чем бы все закончилось. Наверное, я бы почувствовала себя еще большей сволочью. Если такое вообще возможно.
Не глядя на девушек в раздевалке, которые смотрели в мою сторону в замешательстве, потому что меня никогда не бывало на объекте так поздно, я как можно быстрее направилась в сторону катка. К счастью, в восемь вечера на льду оставалось всего пять человек. Малыши уже находились дома в своих постелях, да и дети постарше тоже планировали ложиться спать.
Но мне было плевать на каждого из них.
В ту же секунду, как мои лезвия коснулись льда, мыслями я сразу оказалась далеко, катаясь настолько близко к бортикам, что меня отделяли от них миллиметры. Моя скорость становилась все выше и выше, мне нужно было отвлечься. Перестать думать.
Прочь.
Прочь, прочь, прочь.
Нужно было напомнить себе, почему мое увлечение заслуживало всех этих потерь.
Не знаю, сколько раз я объехала каток по кругу, продолжая скользить на скорости. Не осознавая, что перешла к прыжкам. Прыжкам, для выполнения которых я даже не разогрелась. Прыжкам, которые не имела права делать, так как сегодня у меня уже была тяжелая тренировка, и мой организм не успел восстановиться после неё. Я выполнила тройной Сальхов — тот, что мы называли рёберным прыжком, потому что в этом прыжке зубцы лезвий коньков не участвовали. Сделав толчок назад, нужно было суметь взлететь с внутреннего ребра лезвия конька одной ноги и приземлиться на наружное ребро конька другой. Что я и осуществила, а затем повторила. После Сальхова мне захотелось исполнить тулуп в четыре оборота, на котором я споткнулась, а затем повторяла его снова и снова, пока не смогла правильно приземлиться. Далее я перешла к исполнению тройного Лутца. К тому времени мой организм уже оказался слишком изнурён, чтобы выполнить его идеально. Тело ныло, так как я все время падала на задницу. Падала и падала, раз за разом, а потом еще. Болело все, начиная от ягодиц и заканчивая затылком, но я не обращала на это внимания.
Мне нужно суметь приземлиться.
Я должна сделать это.
Бедро горело. Мое запястье охватила тупая боль из-за попыток смягчить падение. Кожа над лодыжкой покрылась мозолями.
А я все продолжала падать. Снова и снова.
И чем больше терпела неудачу, тем сильнее злилась на себя.
Нахер это.
Нахер все.
Ненавижу себя.
Затем произошло очередное падение, которое закончилось тем, что я ударилась об лед затылком. И в итоге, просто осталась лежать на катке, закрыв глаза, тяжело вздыхая и чувствуя себя ничтожеством. Во мне закипал гнев, а руки сжимались в кулаки. Пришлось стиснуть зубы настолько сильно, что заболела челюсть.
Я не собиралась плакать. Никаких слез.
К черту слезы.
Я любила свою семью. И любила фигурное катание.
Но облажалась в обоих случаях…
— Вставай, Пончик.
Никогда бы не подумала, что смогу распахнуть глаза с такой скоростью.
Открыв глаза, я заметила знакомое лицо, владелец которого изучал меня с приподнятыми темными бровями. Пока я моргала, мой взгляд остановился на протянутой руке, которая, казалось, возникла из ниоткуда и была направлена в мою сторону. Темные брови приподнялись еще выше, когда в ответ я не произнесла ни слова и даже не пошевелилась.
Что он здесь делал?
— Пойдем, — сказал Иван, глядя на меня с непонятным выражением на лице.
Я продолжала лежать.
Парень моргнул.
Я тоже. При этом с трудом сглотнула, почувствовав, как в горле начало жечь.
Вздохнув, Иван полез в карман и снова протянул ко мне руку, зажав между пальцами конфетку Hershey's. Он снова вскинул брови и потряс лакомством перед моими глазами. По какой причине Луков носил в карманах шоколад, было выше моего понимания.
Но я все же взяла конфету, не сводя глаз с моего партнера. Развернув обертку, как профессионал, я быстро сунула шоколад в рот. Потребовалось всего три секунды, чтобы сладость успокоила боль в горле, пусть и не полностью.