С любовью, Луков (ЛП)

Тренер Ли раздраженно вздохнула — мне был прекрасно знаком этот звук — и, не отрывая глаз от Ивана, ответила:
— Потому что мы хотим, чтобы ты присоединилась к нашей команде без напоминаний о том, почему тебе не стоит этого делать.
Я моргнула. Снова.
И не сдержавшись, покачала головой, ухмыляясь засранцу. Он ухмыльнулся в ответ, копируя выражение моего лица, чтобы взбесить меня ещё сильнее.
— Тупица, — вырвалось у меня прежде, чем я смогла остановить себя и вспомнить, что пыталась вести себя дружелюбно.
— Пончик, — прошептал мне Луков.
Это быстро стерло ухмылку с моего лица, как и всегда, когда он так меня называл.
— Так, ладно, — сказала тренер Ли с коротким фырканьем, хотя ничего смешного не произошло. Я продолжала стоять и пялиться на дьявола в кресле, разозлившись из-за того, что позволила ему задеть себя за живое. — Давайте вернемся к беседе. Жасмин, пожалуйста, игнорируй сама-знаешь-кого. Иван не должен был открывать рот и портить разговор, который, как он знал, очень важен для нас.
Мне потребовались огромные усилия, чтобы повернуться к женщине, вместо того, чтобы продолжать сверлить взглядом болвана слева от меня.
Тренер Ли улыбнулась вымученной улыбкой, и стало ясно, что в отчаянии здесь находилась не только я.
— Мы с Иваном хотели бы, чтобы ты стала его новым партнером, — она приподняла брови, продолжая улыбаться странной улыбкой, которой я совсем не доверяла. — Если тебе это интересно.
Мы с Иваном хотели бы, чтобы ты стала его новым партнером.
Если тебе это интересно.
Эти двое а-ля «тренер Ли и Иван» хотели, чтобы я каталась вместе с ним?
Я.
Это такая шутка, что ли?
На долю секунды мне показалось, что Карина могла быть в этом замешана, но потом решила, навряд ли. Прошло больше месяца с нашего последнего разговора. Она знала меня слишком хорошо, чтобы провернуть нечто подобное. Ну, уж точно не с её братом.
Но ведь это шутка… Правда? Я и Иван? Иван и я? Всего месяц назад он спросил меня, повзрослею ли я когда-нибудь. На что я ответила, что конечно же повзрослею. Как только его яйца отвалятся.
А все потому, что мы столкнулись, пытаясь одновременно выйти на лед. Тренер Ли тоже там была, кстати. И она точно слышала нас.
Так и знала.
— Ничего не понимаю, — смущенно, немного раздраженно и с растущей неуверенностью протянула я им обоим, так как не знала, на кого, блин, должна смотреть, и что должна делать, потому что во всем этом не было никакого смысла. Вообще.
И не упустила момент, когда эти двое обменялись странным взглядом. Лицо тренера Ли вытянулось, прежде чем она уточнила:
— Что именно ты не понимаешь?
Того, что есть тысяча других людей, к которым они могли бы обратиться. И большинство из них моложе меня, а возраст в этом виде спорта являлся определяющим. Если рассуждать логически, то это бессмысленно — просить меня кататься с Луковым... если конечно мы не обсуждаем мой опыт. Я была подготовлена лучше, чем любая из этих девушек. По крайней мере технически, и под словом «технически» подразумевались прыжки и вращения — то, что у меня получалось лучше всего. Но иногда этого было недостаточно. Не менее важными для общей оценки являлись компоненты программы: навыки катания на коньках, переходы, исполнение — хореография и подача.
И вот с артистизмом у меня было не очень. Люди обвиняли в этом моего хореографа. А моего тренера за выбор неподходящей музыки. Меня за то, что не имею души и недостаточно драматична, и вообще «бесчувственное бревно». Нас с моим бывшим партнером за дисгармонию. И опять же меня за недоверие к нему. Возможно, все это повлияло на то, почему я не преуспела в фигурном катании.
Это и мои панические атаки.
Как-то так.
С усилием сдержав горькие слова, я медленно взглянула на людей, которых знала и не знала одновременно.
— Так, значит, вы хотите, чтобы я попробовала быть его… — я указала большим пальцем руки в сторону Ивана, чтобы убедиться, что мы говорим об одном и том же. — Партнером? — я снова моргнула и вдохнула через нос, чтобы успокоиться. — Серьезно? Меня?
Тренер Ли кивнула головой. Без колебаний и переглядываний со своим протеже. Просто уверенный кивок.
— Почему?! — это больше походило на обвинение, чем на вопрос, но у меня не было выбора. Я не могла вести себя так, будто ничего не происходит.
Иван приподнялся, фыркнул и уселся обратно в кресло, вытянув свои длинные ноги настолько, что их стало видно из-под стола, и начал покачивать коленом из стороны в сторону.
— Тебе все еще нужны объяснения?
Не надо. Не спрашивай его ни о чем. Не делай этого, Жасмин.
Но я не могла молчать. И никогда не смогла бы.
Не делай этого.
— Да, — сухо ответила я ему, но гораздо мягче, чем он того заслуживал и непременно услышал бы, не охвати меня приступ паники. Иногда все было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Мне никогда не стоило забывать об этом. Никогда.
— Почему? — спросила я еще раз, давая понять, что не отстану, пока мы не разберемся с этим вопросом.
Никто из них не сказал ни слова. Возможно, я была слишком нетерпеливой, потому что продолжила говорить дальше.
— Мы все знаем, что есть фигуристки моложе меня, к которым вы можете обратиться, — добавила я. Если бы мои предположения подтвердились, ситуация могла бы перерасти в… «полную жопу». Превратившись в гадкую шутку. Мой ночной кошмар. Один из самых ужасных моментов, что мог со мной произойти... Если бы все это оказалось ложью.
И, вообще, что происходит с моим давлением? Мне вдруг стало плохо. Потеребив браслет, я сглотнула и посмотрела на обоих «незнакомцев», стараясь говорить спокойно и удерживая эмоции под контролем.
— Хочу знать, почему вы обращаетесь с этим вопросом ко мне. Помимо того, что есть девушки на пять лет младше, есть также фигуристки с большим опытом катания в парах. Вы оба знаете, по какой причине я не смогла найти другого партнера, — я выплюнула эти слова, прежде чем смогла остановить себя, оставив «почему», витающим в воздухе, словно тикающая бомба с замедленным механизмом, созданная специально для меня.
Ответное молчание сказало мне, что они в курсе. Да и как они могли не этого знать? Много лет назад я заработала себе плохую репутацию и, как ни пыталась, не смогла от нее избавиться. Не моя вина, что люди слышали только то, что хотели, не пытаясь узнать всю историю до конца.
Пол говорил всем, что со мной очень тяжело сработаться, если, конечно, кому-то не плевать на парное катание.
Может, все было бы по-другому, попытайся я объяснить свои поступки. Но я не стала этого делать. И не жалела ни капельки. Мне всегда было плевать, что другие думают обо мне.
Конечно же, пока кто-то не выводил меня из себя.
Хотя теперь уже было поздно думать об этом. Прошлого не вернёшь. Поэтому лучше просто забыть.
Однажды я толкнула одного фигуриста за то, что он схватил меня за задницу, однако, обвинили во всем меня.
Потом назвала мать моего бывшего партнера шлюхой, после того, как та ляпнула о том, что, моя мать, видимо, хорошо сосет, раз муж моложе ее на двадцать лет. И опять же сукой оказалась я.
Со мной было трудно, потому что я не позволяла другим сесть себе на голову. Да и почему, собственно, должна была? Фигурное катание было единственным, что меня волновало, и ради чего я просыпалась каждый день.
Все это копилось во мне постепенно. До момента, пока мой сарказм — да и вообще все, что вырывалось из моего рта — не превращался в грубость. Мама всегда предупреждала меня, что некоторые люди верят только в плохое. И эти слова напрямую отражали ту самую печальную и неприглядную правду.
Но все же я знала, кем была и что делала. Поэтому старалась ни о чем не сожалеть. По крайней мере, большую часть времени. Возможно, жизнь стала бы намного проще, обладай я добротой сестры или характером моей матери. Но, к сожалению, у меня не было ни того, ни другого. Потому что я — это я.