Андриеш

Глядь! Пред ним не деревцо,
А костлявая старуха,
Тело скрючено и сухо,
Пасть от уха и до уха,
Закопченное лицо —
Как печеное яйцо.
Изумился пастушок
И пустился наутек
От столетней этой злючки.
Но бурьяны и колючки
Выросли стеной вокруг,
И пропал цветущий луг,
И старуха, как паук,
Выпустить его не хочет
Из своих костлявых рук,
И хохочет,
И бормочет,
И колдует,
И морочит:
— Не спеши, любезный друг!
Погоди, пастух, постой-ка,
Я Стригойка-Згрипцоройка,
Я больна, слаба, стара,
На покой давно пора!
У меня, у старушонки,
Нет здоровья, нет силенки,
И водицы ни ведра
Не могу себе с утра
Донести я до избенки.
Мне не выйти со двора,
Не поднять мне топора,
Чтоб для печки, для костра,
Наколоть немного щепок.
Ты же молод, строен, крепок,
Угоди мне три разочка,—
Отпущу, дружок, тогда!
А поленишься — беда!
Я Балаура, сыночка,
Мигом призову сюда,
Он сожрет тебя — и точка.
Не оставит и следа.
А теперь входи, мой милый,
В эту скромную избу!..
И она рукою хилой
Хлопнула себя по лбу.
Вмиг убогая постройка
Показалась у бугра:
Кровля ветхая остра,
Стены — сучья да кора,
А Стригойка-Згрипцоройка
Заскрипела, словно сойка:
— Эй вы, слуги, повара!
Будет вам головомойка!
Выбегайте из дверей,
Собирайте поскорей
Из отборной снеди гнусной
Пастушку обед превкусный!
Тут лягушки-попрыгушки
С колпаками на макушке,
Змеи, в руку толщиной,
Жабы, в стог величиной,
Кто с шумовкой, кто с мутовкой,
Прискакали, приползли,
В печке пламя развели
И с отменною сноровкой
Из клопов, мокриц, жуков,
Сколопендр и пауков,
И навозных червяков
Стали жирный и приятный
Стряпать суп невероятный.
Вот несут в зеленых лапах
Жабы полный котелок…
И такой зловонный запах
Андриеша обволок!
А Стригойка-Згрипцоройка
Приговаривает бойко:
— Не стесняйся, мальчик, ешь,
Угощайся, Андриеш!
А не хватит, мой молодчик,
Сварим снова котелочек!
Но седой карге в ответ
Говорит пастух неробкий:
— Ни за что на свете, нет!
Не хочу твоей похлебки!
Не держи меня, пусти!
А старуха, словно кошка,
Расшипелась: — Не шути!
Ведь отсюда нет пути!
Отдохни у нас немножко,
В нашем доме погости!
— Не могу я ждать ни дня!
Бабка, выпусти меня!
Прохлаждаться не могу,
К Фэт-Фрумосу я бегу!
— Ты кончай-ка, друг любезный,
Разговор свой бесполезный! —
Злобно, яростно и глухо
Заскрипела тут старуха,
— Нет уж, друг мой дорогой,
Ты отсюда ни ногой,
Брось подобные заботы,
Много у меня работы,
Ни к чему дорога в даль,
Ты остался с носом:
Ты увидишься едва ль
С мерзким Фэт-Фрумосом!
Здесь тебе найдется койка,
Одеяло — чистый шелк!..
И Стригойка-Згрипцоройка
Андриеша в спину — толк!
Пастушок, взмахнув руками,
Очутился в темной яме…
Над землей погасла зорька.
Андриеш заплакал горько,
Сидя на холодном дне,
Окружен глубокой ямой:
«Не ходить бы, право, мне
По дороге легкой самой!
Солнце полночи сильней,
Мысли на заре ясней.
Рано утром старушонка
Разбудила пастушонка:
— Полно спать, вставать пора!
Мой дружок румянолицый,
Принеси-ка мне водицы,
Ну, хотя бы два ведра!
— Два ведерка из реки?
Право слово, пустяки!
Андриеш с ведром в руке
Под гору сбежал к реке,
Что текла невдалеке.
Но карга своей клюкой
Зачертила над рекой,
И волна плеснула к тучам,
Измельчась дождем падучим
На поверхности земной.
А коварная старуха
Стала жаловаться глухо:
— Стой, бездельник озорной!
Ты смеешься надо мной,
Разленился спозаранку,
Нерадивый пастушок!
Так ступай туда, в лесок,
Принеси дровец вязанку!
— Дров достаточно в лесу,
Я немедля принесу!
Захватил чабан топор
И пустился в ближний бор,
Что синел за склоном голым.
Но карга, взмахнув подолом,
Юбкою закрыла лес,
И мгновенно лес исчез.
Бродит мальчик вдоль полянки,—
Не собрать ему вязанки!
Вместо леса — темнота
И дровишек ни прута.
А злорадная старуха
На ухо жужжит, как муха:
— Стой, бездельник озорной!
Ты смеешься надо мной,
Разленился ты с рассвета,
Нерадивый пастушок!
Так ступай же на лужок
И нарви мне три букета!
Андриеш взглянул вокруг,
Видит — расцветает луг,
Как живой, благоуханный,
Деревенский, домотканый
Удивительный ковер.
И куда ни кинешь взор —
Георгины да тюльпаны,
Да махровый мак багряный,
И таких больших цветов
Не найти нигде на свете —
Будет вмиг букет готов,
А за ним — другой и третий!
Но едва наш пастушок
На колено опустился,
Чтоб сорвать хотя б цветок,—
Тот в колючку превратился!
Андриеш бродил с тоской
По лужайке день-деньской,
Но пионы и гвоздики
Превращались под рукой
В терн густой, в колючник дикий…
Вот и ночь уже близка —
Ноют пальцы пастушка,
И сочатся кровью ранки;
Не сорвал он на полянке
Ни единого цветка,
А не то что три букета…
Засмеялась, видя это,
Крючконосая карга
И кричит ему:
— Ага!
Стой, проказник!
Безобразник!
Ты себе устроил праздник
И смеешься надо мной,
Одинокой и больной,
Над моею сединой!
Разленился ты, лукавый,
Нерадивый пастушок.
Вот примчится мой сынок,
Змей Балаур семиглавый,
Он сожрет тебя тогда
И проглотит с потрохами,
Не оставит и следа!
А пока — ступай сюда,
Посиди, как прежде, в яме,
Можешь до зари поспать!
Пролетела ночь опять,
Утро сызнова настало,
И внезапно что-то там
Наверху загрохотало.
И раздался лязг металла,
Непонятный шум и гам,
Словно кандалы да цепи
Протащили по кустам
Через рощи, через степи.
Змей скрежещет и топочет,
Все сожрать в округе хочет,
Заливает все дурной
Ядовитою слюной.
Ночь настала наверху,
Стало страшно пастуху
Без защиты в черной яме:
Застит солнце змей крылами,
Гадок, мерзок, шелудив!
Пастушок ни мертв, ни жив:
Неужель в чужой сторонке
Из-за злобной старушонки
Суждено ему пропасть
И попасть злодею в пасть?
Мальчик понял: это он,
Омерзительный Дракон,
Семиглавый и стоногий,
Напрямую, без дороги,
Возвращается домой.
— Здравствуй, сын хороший мой!
Завопила Згрипцоройка, —
Ты скорей подвал открой-ка!
Я старалась, как могла,
Вкусный завтрак припасла!