Серебряная заря

Она решительно отогнала эти мысли и стащила простыни с постели. От белья исходил приторный аромат дорогого парфюма, в котором она узнала духи Амелии. Эллери поморщилась, свернула белье в узел, чтобы отнести вниз, в довольно древнюю стиральную машину — еще одно устройство, грозящее вот-вот выйти из строя, и остановилась, увидев, что дверь комнаты, смежной с комнатой Амелии, была приоткрыта. Эллери держала все двери плотно закрытыми, чтобы сохранять хоть какое-то тепло в основных помещениях дома.
Она вошла и с удивлением обнаружила аккуратно застеленную кровать, а под ней — модельные мужские ботинки. Сумка, которую принес Лоренцо прошлым вечером, лежала на диване возле окна, а его шерстяной плащ висел в шкафу.
Неужели Лоренцо спал здесь? Может быть, они с Амелией поссорились? Или он действительно говорил правду и они не любовники?
Эллери подошла ближе к кровати и поправила стеганое покрывало. Потом, повинуясь какому-то зловредному импульсу, наклонилась и понюхала подушку. От подушки пахло Лоренцо.
Весь день беспокойные мысли крутились в ее голове.
— Итак, он поссорился с Амелией, — бормотала она себе под нос, входя на кухню, чтобы подумать об ужине. — Он спал в другой комнате, и она поспешно уехала, оскорбленная. Но это ничего не меняет…
Это не должно было ничего изменить для нее. Так целовать мужчину, так желать его было для Эллери все равно что предать саму себя и забыть все уроки, которые она получила, узнав о предательстве своего отца.
Солнце начало заходить, и на парк опустились неясные тени. Лоренцо, умчавшийся днем на своем «лексусе», еще не вернулся. Эллери не знала, то ли ей готовить полный ужин, то ли ограничиться обычным консервированным супом или тостами с фасолью. Однако, если Лоренцо вернется, он, несомненно, будет рассчитывать на ужин. Мысль о том, как она будет одна ждать Лоренцо в огромной мрачной столовой, заставляла ее нервничать.
Стараясь не думать об этом, она сделала себе сэндвич с сыром и принялась за него, сидя одна за огромным кухонным столом в надвигающейся темноте. Сегодня она особенно остро чувствовала, что ее окружает пустой дом, тихий и молчаливый. Пустые комнаты казались ей зияющими пещерами…
Эллери резко встала и поставила грязную посуду в раковину. Порыв ветра сотрясал оконные рамы, водонагреватель начал опять греметь.
Временами она ненавидела это поместье. Ненавидела воспоминания, связанные с ним. Этот дом — все, что осталось от ее прежней жизни. Ей было ненавистно то, что приходилось заниматься бесконечным ремонтом. Однако продать дом было бы равносильно тому, что продать собственную душу.
Как было и с поцелуем Лоренцо.
— Прекрати это! — громко произнесла она вслух, привыкнув от одиночества разговаривать сама с собой. Но она не могла перестать думать о том поцелуе. Не могла не вспоминать, что, когда ее обнимал Лоренцо и его губы прижимались к ее губам, она чувствовала себя желанной и даже — страшно подумать! — любимой…
Лоренцо подкатил к Мэддок-Манору и громко простонал. В призрачном свете восковой луны этот дом выглядел еще более дряхлым, чем обычно. Весь день он разъезжал по округе, по узким извилистым улочкам, по очаровательным сонным деревушкам. Что он искал? Другое место для фотосессии? Или просто пытался что-то забыть?
Забыть выражение глаз Эллери, когда целовал ее. Забыть, какой она была в его объятиях — хрупкой, изысканной, незащищенной…
Конечно, он не смог бы это забыть.
Даже виски в местном пабе не притупил остроту желания, которое мучило его весь этот день.
Тихо выругавшись, Лоренцо хлопнул дверцей своего «лексуса» и направился к Дому, но остановился на полпути, привлеченный вспышкой света в парке позади дома.
У него сразу мелькнула мысль о непрошеных визитерах: грабителях, убийцах, насильниках. Он подумал о том, как изолированно жила здесь Эллери Данант, и когда снова увидел вспыхнувший свет, похожий на свет фонарика в чьих-то руках, повернулся и пошел в сторону конюшен.
Эллери стащила брезент с «роллс-ройса» и уставилась на автомобиль при слабом желтом свете своего фонарика. Странно, что даже после стольких лет заключения в конюшне машина выглядела все такой же роскошной. Странно было и то, что она почти забыла об этом автомобиле.
Пока Лоренцо не заставил ее вспомнить.
«Серебряная заря»… Она медленно провела рукой по капоту старинной машины и, сама не замечая этого, всхлипнула.
Черт бы побрал отца за то, что он внушил ей такую сильную любовь к нему! Черт бы побрал его за то, что он так много скрывал от нее! За то, что умер! И за то, что сделал ее такой, какой она стала, — одинокой и боящейся любви!
Эллери подняла руки, чтобы смахнуть слезы, и сделала глубокий вдох и выдох. Ей надо было снова обрести контроль над собой.
Еще раз медленно вздохнув, она решительно накрыла «роллс-ройс». Возможно, она продаст его. Сорока тысяч фунтов, как говорил Лоренцо, хватило бы ей надолго.
Идя обратно к дверям конюшни, медленно и осторожно, потому что луч фонарика с трудом пробивался через темноту, она размышляла о том, где Лоренцо мог быть. Вернется ли он? Может, он так быстро и легко исчез из ее жизни просто потому, что она оказалась не столь легким приключением, на которое он рассчитывал?
Тут все мысли вылетели у нее из головы, потому что кто-то энергично схватил ее и отшвырнул к дверям конюшни. Фонарик выпал из ее руки.
Эллери даже не осознала, что вскрикнула. Она продолжала кричать, пока чья-то рука не прикрыла ей рот. Но даже несмотря на охвативший ее ужас и шок, она была уверена, что почувствовала знакомый цитрусовый аромат.
— Лоренцо? — спросила она приглушенным голосом, потому что ее рот все еще был прикрыт чьей-то рукой.
То, что Эллери услышала, могло быть только ругательством, произнесенным по-итальянски. Руку убрали, и она увидела Лоренцо, наклонившегося за ее фонариком. Он посветил ей в лицо, и она зажмурилась от неожиданности.
— Что вы делаете…
— Нет, это что вы делаете, — спросил Лоренцо почти грубо, — в конюшне в час ночи?! Я принял вас за вора… или кого-то еще хуже.
— А вам не пришло в голову сначала задать вопрос? — Эллери потерла плечо, которым сильно ударилась о дверь. Теперь наверняка будет синяк.
— В ситуации, которую я предположил, вопросов не задают, — резко ответил Лоренцо. Он в тревоге водил лучом фонарика вверх-вниз по ее телу. Эллери только сейчас смущенно осознала, что была в ночной рубашке и резиновых сапогах. Не слишком привлекательное сочетание. — Вы в порядке?
— Немного ударилась, — призналась она. — А вы не подумали о том, что я могла осматривать свою собственность?
— Среди ночи? Нет. — Лоренцо помолчал. — Прошу прощения. Меньше всего я хотел причинить вам боль.
Эллери застыла, удивленная, а еще больше тронутая сочувствием в его голосе.
— Да все в порядке! Я все равно уже собиралась возвращаться в дом.
Она направилась к дверям, но Лоренцо остановил ее, положив руку ей на плечо:
— Вы осматривали ту машину?
Эллери услышала нотку в его голосе, которая ей не понравилась. Не могла понравиться. Это была легкая нотка сострадания. Слезы навернулись ей на глаза, и она сердито смахнула их.
— Может, я подумываю о том, чтобы продать ее? — сказала она резко и, оттолкнув его, прошла мимо.
Войдя в кухню, Эллери стащила с ног сапоги и автоматически подошла к большому медному чайнику, стоящему на кухонной плите. Ей нестерпимо хотелось выпить чашку чая или даже чего-то покрепче.
— Вам надо приложить лед к плечу.
Она застыла:
— Это совершенно не обязательно.
— Вы довольно сильно ударились, — спокойно ответил Лоренцо. — Если вы не приложите лед, может быть синяк.
— Переживу.
— Почему вы такая… обидчивая? — пробормотал Лоренцо. — Кстати, я точно знаю, что у вас в морозилке лежит большой пакет зеленого горошка. Я видел его прошлым вечером, когда вы так любезно доставали мне лед. — Он улыбнулся, и у Эллери словно перевернулось сердце.