Что рассказал убитый
– Не, Толян, не будет водки. Ты ж знаешь, что в морге не пьют…
– Ну да? – ехидно переспросил Перцев.
– Ну… Почти не пьют. По особым событиям разве что. Короче, сейчас подам чай – он уже закипает, – и обсудим твою версию.
Услышав это, Перцев перестал развивать водочную идею, и даже его нос потихоньку принял естественный цвет.
– Вообще-то ты подал неплохую мысль, вернее, версию. Вот слушай: помнишь, года три-четыре назад торговые ларьки той деревни повадились рэкетировать заезжие молодцы из города, дань трясти.
– Да, да, – оживился Перец, – ведь деревня-то сама по себе немаленькая, да и на федеральной трассе стоит.
– Вот-вот! И у населения денежки имелись. Так вот, приехали пару раз, объехали торговцев, мол, дань платить нам будете. Потом приехали в третий раз, за данью. Помнишь?
– Ка-а-а-нешна… – дурачась, пропел Перцев. – Я ведь тогда гинекологом работал и поэтому, как врач хирургического профиля, принимал активное участие в… ликвидации следов антирэкетирской активности. Кстати, все пострадавшие дружно заявили, что сами упали и ударились, что их никто не бил. Потом через месячишко все снова повторилось – и снова им ввалили прилично. Правда, тогда это стало широко известно, но опять же – ни та, ни другая сторона никаких подробностей не сообщала, как менты ни бились. И до сих пор про то молчок. И организовал эту самозащиту Капитан – афганец, десантник. Он ребят учит до сих пор.
– Дело-то хорошее, – сказал Огурцов, – теперь ребята всегда за себя постоять могут, а в наше время это ох как пригодится.
– Вот и пригодилось. Тем более что у них есть еще и Артист!
Да, подумал Огурцов, Артист – это личность. Бывший заслуженный артист Российской Федерации, играл в московских театрах, спился, выгнали, ушел из семьи и покатился по стране. Один раз сидел в колонии, что рядышком с их городком.
– А помнишь, как он на гитаре играл? – словно бы подслушав огурцовские мысли, спросил Перцев.
– Еще бы! – улыбнулся Огурцов. Артист был драматическим актером, но гитара! Гитара была его вторым «я». И вот когда он отбывал срок, то устраивал концерты на летней площадке – когда разрешали, конечно. Там в зоне была сделана для собраний «контингента» сценка, примыкающая к административному зданию. И вот, когда Артисту давали гитару, он садился посреди этой убогой сцены и играл. Играл на обычной акустической гитаре. Играл так, что персонал, густо облепивший открытые окна «Белого лебедя», в открытую плакал, особенно женщины.
– Да, – откликаясь на свои мысли, сказал Огурцов, – это запомнится на всю жизнь.
– Ну так вот, – нетерпеливо сказал Перчик, – ребята в деревне, что посещали его ШДК, тренированные, умеют перевоплощаться. Помнишь, как их Артист учил: мальчики играли девочек и наоборот. Никто не отличал. Даже голоса умели копировать.
– То есть ты хочешь сказать…
– Да! – ответил Перцев. – Сначала их рэкетировали, а теперь они организовали и для себя такой источник дохода. На какие, спрашивается, шиши Капитан купил «РАФ-4»? Старенький, правда, но еще вполне… Слушай, Димка, звони Неделихе, расскажи о наших догадках.
– Да ну, – нерешительно сказал Огурцов, – они что, сами не могут этого понять? Это их работа…
– Звони, звони!
И Огурцов нехотя набрал номер Неделиной. Минуты две он слушал длинные гудки и уже собрался положить трубку, как Наталья ответила:
– Что, Димок, случилось? Новое по трупу что-то?
– Да нет, – довольно кисло ответил тот, – у нас с Перчиком возникли кое-какие мысли по поводу убийства…
– …И не только по поводу убийства! – прокричал в трубку Перец.
Огурцов переложил трубку к другому уху, пальцем ткнул в сторону дивана: «Место!» – после чего стал излагать Неделиной свои недавние умозаключения.
Наталья слушала довольно долго, но потом перебила Огурцова:
– Димочка, друг ты мой. Ты хороший патологоанатом…
– Что??? – заорал в трубу Огурцов. – Я не аналогопанатом, я судмедэксперт! Суд-мед-экс-перт, понятно? – по слогам проревел он.
– Да, понятно, Дима. Спасибо за ваши мысли, но извини, друг, нам все это известно. Занимайся судебной медициной, и там я твои умозаключения буду всегда слушать с большим интересом. Но сейчас ты – извини – пальцем в небо попал. В общем, еще раз спасибо и… до свидания!
Огурцов осторожно положил трубку на рычаг, и некоторое время оба молчали.
– Пошли, что ли? – спросил Перцев. – Уже половина шестого.
Дмитрий Иванович вздрогнул, огляделся, – было видно, что мысли его витали где-то далеко-далеко и были они весьма не радужными:
– Ты вроде что-то про водку говорил?
* * *Артист неторопливо шел по улице деревни, в которой прожил полтора десятка последних лет, а посему с полным основанием считал ее своей. И, подумав об этом, грустно усмехнулся. Вот ведь гримасы и капризы судьбы… Он, столичный житель, актер от Бога, как говорили его учителя, проча ему блестящую актерскую судьбу, нашел свое счастье и полноценную жизнь в захолустной сибирской деревне, и эти годы он теперь считает лучшими в своей жизни. А если подумать отстраненно – это полный бред. Но как ни странно, этот бред подарил ему, кроме спокойствия, еще и настоящую любовь – неторопливую, спокойную, уверенную. А еще у него оставалась частичка любимого дела – школьный драматический кружок. Впрочем, подумав о школьном театре, он погрустнел и, остановившись на секунду, задумался. Затем, свернув в проулок, решительно направился к своему единственному другу – Капитану. Дверь в его избу, как всегда, была не заперта. Тот сидел за абсолютно пустым столом и, не двигаясь, смотрел в окно. Старик Артист молча обошел стол и также устроился на табуретку. Глянув на сумрачно-неподвижное лицо друга, спросил:
– Ну, что надумал? Какие мысли?
Капитан не шевельнулся и не ответил – будто спрашивали не его. Артист, давно привыкший к таким манерам друга, терпеливо ждал. Наконец Капитан поднял голову и, глядя в окно, произнес:
– Осень… скоро задождит… занепогодит! Давай на рыбалку сегодня сходим с ночевкой! Карась сейчас брать должен. Да и народу на озере немного будет.
– Во сколько идем? – спросил Артист…
* * *Их в машине было четверо. Они сидели тихо, не шевелясь и почти не дыша. Наконец один из них неторопливо вытащил маленький наушник и сказал:
– Все. Нам везет. Они еще и порыбачить собрались.
– Напоследок… – хохотнул один из парней. – Перед смертью не нады… не нарыбачишься! – еще громче заржал он и, охнув от сильного тычка пальцем в шею, замолк.
– А может?.. – попытался спросить молчавший до сих пор водитель.
– Нет! – жестко сказал старший. – Ты забыл Гримера? Он стал сомневаться, потому и пулю словил. Мы решили единогласно. Они отжили и потому мешают. Они даже не одной ногой и не двумя – они всей жопой сидят в прошлом: ах, деточки, богатство плохо, ах, так нельзя, все надо честно. Тьфу! Динозавры! Они – помеха. И они могут понять и доказать. Только они одни. Так что тот, кто опередит, тот победит, – и, достав длинноствольный пистолет, прицелился в еще видневшуюся вдалеке фигуру старика актера и нажал на курок. Раздался щелчок, и владелец пистолета картинно подул в ствол и спрятал его за ремень брюк.
– Ты что ж, хочешь их шлепнуть прямо там… на берегу?
– Да-а-а, как был дурачком, так и остался, – хохотнул старший и уже серьезно сказал: – Если выполним все, что наметили, и, самое главное, если все четко будет сделано, то, во-первых, на нас никто не подумает, а во-вторых, больше нам ни один урод мешать не будет, – и снова потянул пистолет из-за ремня. Лицо его при этом так исказилось злобой, что всем стало не просто неуютно, а страшно.
* * *Пятница началась для эксперта Огурцова и его персонала благостно – ни одного мертвого тела за ночь не поступало. И даже неофициальное правило – коль нет работы с трупами, есть работа с живыми лицами – не сработало, что удивительно. Ни одного побитого гражданина или гражданки на прием к судмедэксперту не явилось. Соответственно, Огурцов со товарищи валяли дурака по полной – опивались чаем, сплетничая обо всех больничных и городских новостях. Как в таких случаях говаривала Елена Георгиевна, медрегистратор отделения: «Так… этого обсудили, эту облаяли. Об кого бы еще языки почесать?»