Лучшие годы жизни (СИ)

– У тебя назначено другое свидание? – предположил я.
– Нет, – Моника смутилась и поспешила отвести глаза.
– Тогда почему «но»? Ты стесняешься меня? Или боишься? – Я улыбнулся как можно приветливее и разочарованно развёл руками. – Вот уж не думал никогда, что испанские женщины чего-то боятся.
– У меня нет другого свидания, я ничего не боюсь, я покажу тебе Барселону, – выпалила девушка, решительно сведя брови.
– Моника, – я подался вперёд, слегка перегнувшись через стойку бара, – у меня нет дурных намерений. Ты веришь мне?
Она пристально посмотрела на меня.
– Завтра я буду ждать тебя, но не здесь, не в отеле, – негромко сказала она.
– Где?
– У Святого Семейства. Тут близко. Ты знаешь этот собор? Встретимся с той стороны, где современные скульптуры. Одиннадцать утра тебе подойдёт? Я не смогу раньше, так как хочу немного отоспаться после работы.
– Я буду счастлив видеть тебя, – я поставил пустой стакан на полированную поверхность стойки.
Моника хорошо знала Барселону и живо рассказывала о родном городе, сообщая по ходу дела массу сведений о себе. Я много смеялся и с удовольствием фотографировал её. Я вёл себя непринуждённо, как может и должен вести себя беззаботный человек. Я был не разведчик, а просто человек, повстречавший милую девушку.
– Из тебя мог бы получиться настоящий гид, – похвалил я её.
– Я люблю историю, – призналась она. – Я хотела бы стать историком.
– В чём же дело? Поступай в университет.
– А деньги? Юра, на учёбу нужны деньги. У меня их нет. Мне ещё повезло, что я попала в «Арагон», я работаю там чуть более полугода. Не могу сказать, что эта работа мне противна, но нравится она может только полным дуракам. Чем я занимаюсь? Встречаю группы туристов, обслуживаю их за ужином, оформляю документы, размещаю по номерам, работаю в баре. Нам полагается делать всё.
– Это я успел заметить.
– Но пусть уж это, чем совсем ничего. С работой сейчас трудно…
Провожая её домой, я купил ей букет цветов.
– Это мне? – не поверила она.
– Да.
– Почему? Мне никто никогда не дарил цветов.
– Я не знаю, как ещё выразить мою признательность тебе. И вообще… Ты очень милая девушка. Надеюсь, законы Испании не запрещают оказывать женщинам знаки внимания?
А сам подумал, что моей Татьяне я ни разу не дарил цветы, даже когда сделал ей предложение. Чёртова работа. Я вынужден быть не таким, какой я есть на самом деле. Ёлки-палки, а какой я на самом деле? Почему я никогда не дарил Тане цветов?
– Я хочу просить тебя, Моника, чтобы ты помогла мне освоить каталонскую речь, – сказал я ей через несколько дней.
– С удовольствием, – ответила девушка. – Но разве тебе не достаточно классического испанского?
– У вас тут заметно проявление националистических тенденций. Иногда в магазине со мной принципиально отказываются разговаривать, если я не обращаюсь к ним по-каталонски, – пояснил я.
– Да, пожалуй, ты прав, – согласилась она, – у нас такое есть. Сама-то я не обращаю на это внимание, так как разговариваю со всеми по-каталонски. Хорошо, что мы не в Басконии живём, вот уж где националисты! Говорят, там на границе установлен огромный щит с надписью на баскском языке: «Это вам не Испания!»
– Звучит угрожающе, – кивнул я.
Я встречался с Моникой почти каждый раз, когда у неё выдавался свободный вечер. Она искренне радовалась. У меня не было по отношению к ней никаких идей в плане оперативной разработки, но тем не менее я отмечал всё, что могло так или иначе пригодиться мне в будущем.
Однажды Моника сказала:
– Приглашаю тебя в гости. Ты не против? У меня есть хорошее вино. Тебе ведь нравится «риоха»? Я купила бутылку пятилетней выдержки.
– Моника, послушай меня, – я коснулся её руки, – когда женщина приглашает…
– Я всё прекрасно понимаю. И приглашаю тебя.
Мы ехали в такси, всю дорогу мы молчали, словно вслушиваясь друг в друга. Я обнимал её одной рукой и вдыхал запах её чёрных волос. Когда машина остановилась, я мягко поцеловал Монику в губы.
– А теперь, пока мы не войдём ко мне, ты не обнимай меня, – шепнула она мне, выходя из машины. – Пусть никто не видит…
Дома она первым делом задёрнула занавески.
Она раздевалась, часто поглядывая на меня через плечо.
Интересно, пошёл бы я на знакомство с ней при схожих обстоятельствах, но если бы передо мной не стояла задача завязывать как можно больше знакомств. Пожалуй, нет. Почему? Моника очень мила, я сразу выделил её из остального персонала гостиницы. И всё же без надобности я не пригласил бы её на свидание, ведь Барселону я прекрасно изучил по справочникам, картам и учебным фильмам. Я мог найти всё, что могло заинтересовать меня как простого туриста или журналиста. Нет, я бы не пригласил Монику на свидание. Её внешность не разожгла во мне сексуального влечения, не пробудила желания флиртовать. Во мне давно не осталось былого юношеского любопытства к женщинам, так что на этот крючок меня подцепить было невозможно. Нет, без надобности я не сошёлся бы с Моникой. Собственно, и надобности-то никакой не было. Я завязал отношения с этой миленькой девушкой просто на всякий случай. Смешно и горько – сексуальные отношения на всякий случай…
– Юра…
Она вышла из ванной, обвязав бёдра длинным полотенцем. Сделав пару шагов, девушка застыла. Стоя на фоне яркого дверного проёма, сквозь который виднелся голубоватый кафель, Моника казалась тёмным изваянием. Ноги слегка расставлены, руки подняты вверх, оглаживая нежную шею, глаза полны ожидания. Обёрнутое вокруг крутых бёдер полотенце будто невзначай развязалось и соскользнуло на квадратные плиты пола. Но не случайно развязалось полотенце. Очень красиво распутался узелок. Забавная всё-таки она, эта черноволосая девчонка.
Фигурку свою она могла без стыда показать на любом пляже. Ножки у неё были чуть-чуть коротковаты, но это придавало Монике особый шарм, этакую пиренейскую дикую простоту, без подчёркнутой утончённости форм девиц, вышагивающих по длинному подиуму.
Моника тревожно вздохнула и выпрямилась. Красивые молодые груди подались вперёд, мягко округлённый живот дрогнул. Тёмный лобок растворился в упавшей на живот тени, и я не мог всласть насладиться правильностью чёрного треугольника волос.
– Ты пойдёшь в душ? – спросила она, усаживаясь передо мной на корточки.
– Да, – я с готовностью поднялся из кресла и засмеялся, указывая на свои оттопыренные брюки.
– Ты уже совсем готовенький, – засмеялась Моника в ответ.
Когда я вернулся в комнату, Моника поманила меня к себе, продолжая сидеть на корточках. Я опустился возле неё, не отрывая взгляда от её сверкающих глаз. От тела девушки шёл жар, я чувствовал его, даже не притрагиваясь к ней.
– О чём ты думаешь сейчас? – спросил я, ощущая горячее прикосновение её пальцев.
– Ни о чём. Я не умею думать, – отозвалась она шёпотом. – Я никогда не думаю, только чувствую.
– Так не бывает.
Она прижалась губами к моему лбу:
– Да, бывает. Только так и бывает. Не верю в то, что кто-то умеет думать. Думают только мерзавцы. Они вынашивают всякие планы, но редко открывают их, стало быть, вынашивают замыслы против других…
Я услышал одиночество в её голосе. Я услышал призыв о помощи. Ей, этой крепкой девушке с милым лицом, требовалась поддержка. Она устала ждать чего-то, работать ради того, чтобы иметь возможность ждать, устала жить ради этой работы. Она хотела соединиться с кем-то, упасть в сильные ладони и быть убаюканной в них, как в колыбели. Она жаждала утоления своей страсти и жаждала успокоения. Огонь испепелял её. Огонь не давал покоя. Огонь страсти, огонь боязни, огонь ожидания. Нет, она не могла быть подставой, она была обыкновенная девушка.
Чёрт возьми! Надо забыть обо всех делах.
Забудь сейчас обо всём, старик! Ты обыкновенный журналист, ты просто мужчина в объятиях замечательной молодой женщины.
Я прижался к Монике:
– Впусти меня.
– Я готова, – она откинулась на спину.