Мотылек (СИ)
— Что, Рози? — Джаральд на минуту оторвался от чтения.
— У вас не найдётся кусочка газеты, конверта, ненужной бумаги?
— Зачем?
— Если завернуть в него сало, то шуршание привлечёт к мышке внимание Агаты.
— Джим, — позвал отчим, и слуга быстро приблизился, — возьми и заверни. Эта бумага мне совершенно ни к чему.
Джаральд достал из нагрудного кармана рубашки сложенный вчетверо лист. Камердинер накрыл им сало, плотно завернув края, и снова отошёл в угол комнаты. Мы опять затихли: Джим притаился в уголке, я возле кровати, а отчим невозмутимо читал.
На месте мыши я бы осталась под комодом, но бывший хозяин явно морил её голодом. Как только стихли все звуки, она снова стала красться к тарелке с угощением и принялась шуршать бумагой, прогрызая путь к своему салу. Агата вновь пострекотала ушами и приоткрыла один глаз. Заметив в центре комнаты увлечённо копошащуюся добычу, кошка раскрыла оба глаза. Я видела, как подобралась пантера, как ударила хвостом по бокам, а потом резко, в один прыжок, оказалась прямо у тарелки и придавила мышь лапой.
— Ох! — я выдохнула от испуга.
Джаральд опустил письмо и улыбнулся:
— Джим, ты молодец. Думаю, кошку пора возвращать в её комнату, она вполне здорова.
Агата продолжала гонять мышь, то отпуская её, то вновь придавливая лапой, а довольный камердинер поднял тарелочку с салом и унёс.
— Я пойду, граф? Можно оставить Рика у вас? — спросила у отчима.
— Конечно, Рози. Джим вскоре уведёт пантеру. Спасибо за превосходную идею.
Он снова ухмыльнулся чему-то, а я немного растерялась. Камердинера похвалил искренне, а надо мной словно потешался.
Я пошла к стене и ненароком наступила на упавший с тарелки клочок изгрызенной бумаги. Он прилип к туфле и пришлось наклониться, чтобы оторвать. На испачканном жиром кусочке было написано: «Дыхан...», я остановилась как вкопанная. Краска медленно заливала шею, щёки, уши, кровь ударила в голову.
— Мой список, — сипло прошептала.
— Что?
Отчим принял на себя невинный вид, но в глазах плясали бесенята.
— Вы отдали слуге мой список, сказали, он вам не нужен!
— А он мне не нужен!
— Но это был мой список! Вы не должны были... вы, вы нарочно. Вы все это подстроили!
— Я? Каким образом? — он изобразил искреннее удивление, а меня начинало трясти от злости.
— Рик привёл меня к вам, Джим обмолвился при Изабелле, что пантере плохо, а потом очень вовремя принёс сюда большую и белую мышь!
— Рози, но ведь это ты попросила завернуть сало в бумагу.
— Так вы сами натолкнули меня на эту мысль! Сидели, шуршали этим письмом! Откуда мне было знать, что вы не оставили список в кабинете, а носите в кармане?
— Я перечитывал его перед сном каждый раз, чтоб не дай бог ни забыть какой-нибудь пункт. И даже сейчас лишь исполнил твоё пожелание.
— Да так нечестно! Это неблагородно! — я ощущала себя круглой дурой, и это только подстёгивало мою злость.
— Рози, — отчим медленно поднялся, улыбка исчезла с его, губ, он приблизился ко мне на шаг, — неблагородно?
— Да, — мой запал потихоньку угасал.
— Ты сама скормила список мышке.
— Я бы не скормила, знай, что это за бумага. Это... это было подло.
— Подло? А знаешь, Розалинда, мне и правда надоело играть в благородство. Зачем отказываться от того, чего я хочу, если могу взять это в любое время?
— Нет.
— Что нет?
— Не нужно.
Я отступила к стене, где скрывался проход, оставалось только сдвинуть пластину и постараться убежать.
— Назови хоть одну причину, почему я должен играть по правилам, навязанным тобой?
— Вы сломаете мне жизнь.
— Ты сама постоянно искушаешь меня. Вот даже сейчас, — он указал рукой на мою ногу, которой я незаметно старалась сдвинуть пластину. — А может тебе самой слишком сильно этого хочется, Рози, только боишься себе признаться?
— Нет. Я хочу жить нормальной жизнью, я не хочу от вас ничего!
— Ну так докажи!
Он так резко подался вперёд, что я запаниковала. Прижалась к стене и замерла возле неё, как испуганная мышка. Джаральд замедлил шаг и теперь наступал медленно, усмехаясь тому, что бежать мне некуда. Снова играл и опять забавлялся. Подошёл вплотную, а я рванулась вбок, к двери, но, конечно же, убежать не смогла.
Сдаваться не желала и трепыхалась в его руках, пыталась увернуться, вырваться, и тогда он попросту навалился на меня всем телом, тесно прижав к стене и лишив самой маленькой возможности сопротивляться. Грудную клетку сдавило, я даже не могла глубоко вдохнуть. Граф резко схватил за волосы, запрокидывая мою голову, второй ладонью ласково огладил скулы, провёл кончиками пальцев по щеке. Мотнула головой, а он ухватил свободной рукой за подбородок, фиксируя лицо ещё крепче, и продолжил свои поглаживания: скользил большим пальцем по губам, обвёл контур краем ногтя, нежно царапая тонкую кожу, наклонился ниже и погладил кончиком языка.
Я не хотела признавать поражение, не хотела отвечать, но его прикосновения щекотали, дразнили, раззадоривали до тех пор, пока губы не стало пощипывать. Раскрыла их совсем чуть-чуть, чтобы вдохнуть поглубже, а отчим резко наклонился и захватил мои губы дерзким поцелуем, отбившим всякую охоту покорно принимать его ласки. Я снова задрожала теперь уже от чересчур сильных эмоций, дёргала плечами, пыталась оттолкнуться локтями от стены, вырваться из опасного плена и спастись от душившей меня жажды его прикосновений.
А граф продолжил игру, он совращал меня своими поцелуями, то смягчая напор, то набрасываясь с ещё большей яростью. Пальцы поглаживали мои скулы и щёки, язык то покидал мой рот, чтобы обвести контур губ, то снова проникал внутрь. И в какой-то момент Джаральд сам поддался этой игре, и на смену нежным поддразниваниям пришли властные, грубые прикосновения, горько-сладкие, наполненные ядом желания. Они отравили и погубили меня.
Я ощутила его возбуждение, почувствовала как напряглись мускулы, как между моих ног вдавилась твёрдая плоть. Поцелуй становился все более страстным, язык отчима терзал мой рот, он проникал вглубь и снова подавался назад, ускоряя движения. Перед глазами так живо предстала картинка того, что Джаральд делал с моим телом на пикнике, как входил в меня плавными быстрыми толчками, а сейчас снова брал, но только своим языком, в точности повторяя им те самые ритмичные движения. И я сдалась.
Желание достигло такого накала, что от невероятного по силе возбуждения, хотелось рычать, царапаться, вести себя подобно взбесившейся кошке, а если бы я могла стонать чуточку громче, то уже сорвала бы голос. Меня бросало то в жар, то в холод, я двигала бедра навстречу, тёрлась о него, всецело отдаваясь чувственным губам, пока в голове разом не помутилось, перед глазами все потемнело, и воздух как будто закончился. Внутри, внизу, резко и сладко сжалось и быстро отпустило, тёплые волны разошлись по всему телу, а я обмякла и могла бы сползти вниз, не держи он меня так крепко.
Граф выпустил мои губы, освободил из захвата голову, упёрся ладонями в стену, хрипло дыша, посмотрел в мои шальные глаза и медленно отстранился.
— Черт, — выругался Джаральд, — как паршиво иметь дело с девственницами... особенно с такими, как ты.
Я до сих пор приходила в себя, даже не нашла в себе силы что-то ответить. Прикрыла глаза, погладила пальцами распухшие губы. Они болели сейчас, но боль была сладкой, а воспоминания навевали такую приятную истому, что я тихонько вздохнула.
Он снова хрипло выругался, а потом резко присел на корточки, сдвинул панель, и поймал меня за руку, когда я едва не улетела в открывшийся проход.
— Очень наглядное доказательство, Рози, — Джаральд развернул меня и подтолкнул в спину, даже не предложив довести до комнаты в этот раз.
Проход за спиной закрылся, я очутилась в темноте, нужно было идти вперёд, но сил не осталось. Повернулась к стене и прислонилась лбом к холодному камню, желая, чтобы он навсегда вытянул губительный жар из тела, не позволил мне больше загораться от прикосновений Джаральда — я мечтала о несбыточном.