Убитый манекен : сборник

  
Станислас-Андре Стееман
   
Козыри мсье Венса
 
Перевод Г. Генниса
  
I
 
Небо было грязно-белым, море неспокойным. Крупные облака отбрасывали черные тени на доки. Пароход «Антверпен», еще не покинувший пределы рейда, направлялся в сторону открытого моря, когда помощник поднялся на мостик к капитану и показал ему на блестящую точку, которая стремительно приближалась справа по борту в брызгах пены.
— Смотрите, кто к нам плывет…
— Вижу.
— Что будем делать?
— Помолимся, — сказал капитан.
Через десять минут катер поравнялся с ними, и пять человек поднялись по забортному трапу на пароход: это была портовая полиция.
— Не так быстро, капитан!.. Прошу вас предъявить список пассажиров.
— Сюда, пожалуйста. В мою каюту.
В то время как шеф полиции листал судовые документы, капитан поставил на стол два стакана и бутылку виноградного вина, которую откупорил большим пальцем.
— По стаканчику?
Покончив с бумагами, шеф полиции сказал:
— Спасибо, не пью. Ваш порт назначения?
— Ла-Плата.
— М-м-м… Покажите мне помещения.
— Идемте.
В коридоре первого класса полицейский вдруг остановился и принюхался.
— Вы ничего не чувствуете?
— Нет, — ответил капитан, убыстряя шаг.
Но полицейский, казалось, застыл на месте.
— Опиум, — засвидетельствовал он вслух. — И ацетон. — Взявшись за дверную ручку, он тщетно поворачивал ее. — Отоприте.
— Дело в том, что…
— …вы потеряли ключ?
— Нет, но…
— Дайте мне.
Полицейский открыл сам и вошел.
Каюта походила не столько на каюту, сколько на гримуборную мюзик-холла или на вольер.
— Милая компания! — хладнокровно констатировал полицейский, разглядывая с полдюжины хорошеньких молодых женщин в поясах или нижних юбках, которые прихорашивались, красили ногти или гадали друг другу на картах.
Ла-Плата!..
— Белые рабыни, которых вы хотели провезти на черный рынок? — спросил он у капитана.
 
«Снова торговля «живым товаром».
 
«Вчера мы рассказали о том, что портовая полиция задержала пароход «Антверпен» на выходе в открытое море и что на его борту была обнаружена целая партия «танцовщиц для Каракаса».
 
Сегодня нам стало известно, что судебный следователь господин Паран, которому поручено это дело, подверг длительному допросу некоего Фредерика Доло, давно подозреваемого в занятии этим постыдным ремеслом.
 
В последнюю минуту господину Фредерику Доло удалось опровергнуть выдвинутые против него обвинения».
 
Мсье Грофис сложил газету, печально покачал головой, убрал газету в карман и довольно посмотрел на витрину своего магазина, где золотыми буквами было выведено его имя, за которым следовало название фирмы: «ыравоТ еынвокреЦ» (изнутри вывеска читалась наоборот).
Он собирался выпить чашечку отвара из вербены, который пунктуально приготовляла к этому часу мадам Грофис, когда за спиной у него прозвенел колокольчик входной двери.
— Кто бы это? — подумал он, обернувшись.
Мужчина лет пятидесяти с седыми висками, который держал в правой руке сложенный зонтик, а в левой — пластиковый чемодан, вошел в магазин косолапой походкой, обнаруживая торопливость, умеряемую чувством собственного достоинства.
— Добрый день, мсье Грофис, это опять я!.. Не буду спрашивать вас о самочувствии… Вы помолодели со времени моего последнего визита…
Мсье Грофис посмотрелся в зеркало, и то, что он в нем увидел, вызвало у него приятное удивление.
— Держимся, — скромно признал он.
— А как поживает ваша дражайшая супруга? — поинтересовался посетитель с подчеркнутой предупредительностью.
— Хорошо.
— А ваш маленький Луи-Филипп?
— Растет.
Посетитель достал из кармана записную книжку и карандаш.
— Значит, как всегда, двенадцать дюжин «ватиканских»? Грофис тряхнул головой. Газета, которую он только что читал, шуршала у него в кармане при малейшем движении.
— В делах наступило затишье… Скорее, половину, мсье Доло!
  
II
 
Полицейский Чичиотти осторожно приблизился к стоящему автомобилю.
Это был роскошный закрытый лимузин американской модели, мощные фары которого освещали деревья проспекта, подобно тому, как прожектора освещают театральные декорации.
— Эй, вы!
Он включил свой электрический фонарик, направив его белый луч на автомобиль.
— Вы что, никогда не слышали о запрете стоянки и прочих фокусах?
Ответа не последовало.
Правда, включенный двигатель урчал, как кот…
Чичиотти подошел к машине, уверенно повернул ручку передней дверцы и дернул ее на себя.
Что-то ткнулось в его колено: это была безвольно повисшая рука.
Чичиотти выругался и попятился.
Водитель, запрокинув голову, устремил неподвижный взгляд в пространство. Он был во фраке; черное пятно красовалось на его накрахмаленной сорочке. Молодая женщина в вечернем платье положила голову ему на плечо, корсаж без бретелек удерживался на ней каким-то чудом, словно благодаря такому же черному пятну на груди. В ногах у них валялся браунинг.
— Черт возьми! — повторил полицейский Чичиотти.
— Вы читали «Юнивер», мсье? — спросила мадемуазель Армандин. — О Риго, который убил свою… сожительницу, а потом покончил с собой. В газетах пишут, что он находился под воздействием наркотиков.
Господин Невё колупнул своим длинным ногтем нос у статуэтки святого Иосифа, обсиженной мухами.
— Увы! — отозвался он с озабоченным видом. — «Алерт» добавляет даже, что марафет — я имею в виду наркотик — ему, очевидно, поставлял некий Фредерик Доло, однако полиция не может это доказать.
Их разговор неожиданно прервал звук открывающейся двери.
— На ловца и зверь… — сострила мадемуазель Армандин.
Если посетитель — мужчина лет пятидесяти с седыми висками, державший в правой руке сложенный зонтик, а в левой чемодан из пластика — слышал ее слова, то он не подал виду и твердой походкой вошел в лавочку.
Он справился о здоровье мадам Неве и всего подрастающего поколения. Потом достал из кармана записную книжку, карандаш и послюнявил его кончик.
Мсье Невё какое-то время выслушивал его с полусонным видом, а потом резко оборвал, как выключают радио:
— Сожалею, мсье Доло! Церковь, так сказать, озаряют не столь ярким светом, как прежде… Мне не понадобятся свечи до самого Сретения.
  
III
 
Трое ворвались как вихрь, их лица были скрыты нейлоновыми чулками, воротники пальто подняты, шляпы низко надвинуты.
Гольдштейн и Гольдштейн, ювелиры, мгновенно все поняли. Они даже опередили предусмотренную в таких случаях команду: «Руки вверх и без разговоров!»
Трое грабителей распределили обязанности: двое очищали витрины, а третий следил за ходом операции с пистолетом в руке.
— Нам нужны одни солитеры… если только они в комплекте! — взял на себя труд объяснить третий.
Гольдштейн и Гольдштейн почли своим долгом улыбнуться. Единственное, что их волновало в данный момент, это номер «ситроена», который стоял перед дверью магазина и гудел заведенным мотором, а также более-менее точный словесный портрет нападающих, который они потом должны будут сообщить полиции и своим страховым агентам.
Удар рукоятью пистолета по голове помешал их планам.
Мадемуазель Жермен, появившаяся из двери в глубине помещения и никогда не умевшая управлять своими рефлексами, также была выведена из строя кусочком горячего свинца, который остался в ее лишившемся жизни миниатюрном теле.
— Женщины готовы! — цинично прокомментировал человек с револьвером. — Надо сматываться!
 
«Ограбление ювелирного магазина».
 
«Все помнят о дерзком ограблении, жертвами которого стали господа Гольдштейн и Гольдштейн, ювелиры, ограблении, сопровождавшемся убийством, и о том, что полиции удалось задержать преступников меньше чем через двое суток.
 
Вынужденные к даче показаний, злоумышленники утверждали, что сбыли свою добычу через посредничество некоего Фредерика Доло, замешанного в деле о торговле «живым товаром» и продаже наркотиков.
 
Тщательный обыск и подробный допрос не позволили, однако, изобличить последнего в пособничестве бандитам».