Повороты судьбы (СИ)
— И в первую очередь нужно начать с себя, — закончил Дима любимую фразу отца.
— Именно.
Папа — Павел Александрович, сорока восьми лет отроду — работает в политехническом колледже преподавателем физики, носит прямоугольные очки и любит читать газету «Четверг», в которой чуть ли не в каждом выпуске освещаются вопросы коррупции. А он у нас ее ярый противник, после того, как родители одного студента решили заплатить ему кругленькую сумму за хорошую оценку их сыну на экзамене по физике. После этого папу чуть не уволили с работы, которой он дорожит и считает своим вторым домом. Но руководство выяснило, в чем дело и оправдало его. Горе-студент же с позором вылетел из колледжа. Повезло еще его родителям, что ситуацию эту тихо замяли и не подали в суд — в наше время за дачу взятки дают хороший срок.
— Так, прекращайте, — снова в разговор встряла мама и села за стол. — У меня для вас куча историй!
Каждый раз, как она приезжает с очередного рейса, ей есть, что нам поведать. Преимущественно это веселые истории о пассажирах-выпивохах, которые, добавив немного градуса, вытворяют невесть что. Но иногда их поведение выходит за рамки дозволенного, и тогда мама ни без доли злорадства рассказывает, как последствия с головой накрывают нарушителей.
— Но сначала, хочу сказать вам о том, что Соню и Графа скоро заберут, — продолжила мать.
— Кто? — удивленно спросила я.
Дело в том, что наша семья содержит небольшой приют для собак. Он не является официальным, но довольно-таки известный в нашем городе, и, как ни странно, животные недолго задерживаются здесь. Надо сказать, что сердца людей еще не до конца зачерствели, и они готовы оставить место в них для четвероногого друга, который, в свою очередь, принесет им еще больше любви и ласки. Этот факт греет мне душу, как и остальным сидящим за этим столом. Мне всегда было жаль расставаться с животными, несмотря на радость от того, что они обрели настоящий дом. И сейчас, услышав новость о том, что двухмесячных щенков, Соню и графа, заберут, у меня ёкнуло сердце.
— В нашем полку прибыло, как говорится, — мама сделала паузу, глядя на нас. — Взяли на работу еще одну проводницу. Хорошая женщина, разговорчивая такая. Вот и проболтали мы все свободные минутки в дороге. Так я и узнала, что она давно хотела завести себе собаку. Хотела себе завести собаку, а заведет целых двух щенков! Разве это не здорово?
— А ты уверена, что ей можно доверять? — спрашиваю я.
— Конечно. Она, кстати, очень часто оказывает помощь другим приютам, странно, правда, что про наш она не знала. Так что, Май, прекращай эти глупости. Мы все к ним привязались, правда? — домочадцы кивнули. — Но также все мы прекрасно знаем, что там, куда их заберут, им будет вдвое, а то и втрое лучше.
— Поддерживаю, — поправляя очки, высказался отец.
Вообще, хоть мы и содержим приют для собак, на самом деле истинный уход осуществляет за ними моя тетя Алена, мамина сестра. Дело в том, что все мы чем-то заняты: у мамы и отца время отнимает работа; у Димы и меня — университет. А тетя Алена уже на пенсии, что позволяет ей находиться с собаками чуть ли не по целому дню семь дней в неделю. Тем более она без ума от этих четвероногих чертят.
— Что же, я буду по ним скучать, — грустно произнесла я.
Остаток обеда пролетел за семейными разговорами, байками и искренним смехом. Я даже успела позабыть о своей маленькой трагедии: она показалась мне настолько мизерной, что ее размеры просто на просто не заслуживают моего внимания. Но, само собой, только на время.
Глава вторая
Глава вторая
Утро понедельника, принесшее с собой новую порцию проливного дождя, грустных мыслей и желания остаться в постели, под одеялом оставшуюся жизнь. Я перевернулась на бок, глянула на часы — пора вставать. Вот уже через полтора часа начнется первая пара — социальная антропология, — а ехать до университета не близкий свет. Сейчас мне от всей души захотелось превратиться в маленькую девочку, которая одними своими крохотными слезками могла заставить маму не отводить ее в садик. Конечно, в детстве мама меня не часто таким баловала, но иногда волшебные слезки делали свое дело, и я оставалась вместе с ней дома — с детства не любила детский сад. Но сейчас перед вами взрослая девушка и ей нужно отвечать за свои действия. Пора детства и пубертатного периода осталась позади, впереди лишь осмысленность, ответственность, серьезность. Хотя… кого я обманываю?
Я нехотя встала, снова взглянула на часы, висящие на стене, — 6:30 — и отправилась в душ. На самом-то деле университет я свой люблю, это не детский садик, который вызывал во мне отвращение, но университет является связующей ниточкой между мной и моей трагедией. Поэтому мысль отправится туда, где будет он, приводит меня в ужас. Не хочешь видеть человека — избегай его. Но не в моем случае.
— Май, ты скоро? — нетерпеливо стучит брат по двери ванной комнаты, пока теплые струи стекают по моему телу. — Я, между прочим, тоже опаздываю! Если не выйдешь через пять минут — сам тебя вытащу.
Я недовольно морщусь, но прислушиваюсь к угрозе брата и уступаю ему душ.
— Как жаль, что у нас только одна ванна! — вздыхаю я.
— Не сомневаюсь, что будь у нас еще хоть десять таких же ванн, ты бы все разом их заняла, а я стучался бы в каждую и проклинал все на свете. — Перед моим носом хлопнула дверь. Вот ворчун.
Уже более-менее окончательно проснувшись, я делаю себе зеленый чай без сахара и нарезаю бутерброды с маслом и колбасой. Самой кусок в горло по утрам не лезет, но Дима будет доволен. Может это смягчит его гнев. Отец уже уехал на работу, так как его политехнический колледж находится еще дальше, чем наш с Димой университет, а мама высыпается, после утомительного рейса. Благо у нее есть еще пара выходных, в то время как с нас учебные будни будут выжимать все соки. Вернее, только с меня, потому что Диме — пятому курсу — делают огромные поблажки, нежели нам — пока еще второму.
Мы с братом учимся в одном университете, даже на одном факультете, но он — будущий юрист, а я — социолог. Не знаю даже, как меня закинуло выбрать эту специальность, но пока я ни о чем не жалею.
— О, спасибо. — Благодарит брат меня за бутерброды, стряхивая капельки воды со своих коротких каштановых волос.
Я киваю в ответ и любуюсь им: высокий, худой, но достаточно мускулистый обладатель пронзительных серых глаз, холод которых может сделать больно, но не мне и не тем, кого он любит: за этими льдинками прячется невероятно добрая и светлая душа. Уж я-то знаю.
— Чего уставилась? — улыбаясь, спрашивает Дима.
— Ничего, просто приятно тебя созерцать в таком виде, — подмигнула я, указывая лишь на полотенце, обмотанное вокруг его бедер. — Красавец-брат. — Дима усмехается.
Мы молча завтракаем: я, погруженная в свои мысли, допиваю чай; Дима, жующий бутерброды, щелкает каналы по телевизору. Такое вот совместное утро выдается у нас не часто: разное университетское расписание. Но вот уже третий понедельник сентября мы проводим вместе, правда, все-таки иногда в нашу молчаливую утреннюю компанию вклинивается кто-то из родителей.
— Хотел тебя спросить, как ты себя чувствуешь? В плане…
— Все хорошо. — Не дала договорить я, прекрасно понимая, что он имеет в виду. — То, что он обсуждает меня со своими "друзьями" — это ничего, я переживу.
Брат смолчал на мою реплику, а я снова чуть не разрыдалась, как ребенок. Хоть я и сказала, что переживу, — да, я действительно переживу, — но мне невыносимо больно осознавать тот факт, что все мигом изменилось, как будто кто-то щелкнул пальцем.
Докушав, мы покидаем наш небольшой двухэтажный домик, находящийся на окраине города, рядом с которым расположилось невероятно красивое озеро. Ни за что бы ни променяла уют и теплоту деревянных стен и половиц на душную квартиру в центре.
Мы идем вместе на автобусную остановку, скрываясь от дождя под зонтами.
— Как же я отвык ездить в общественном транспорте, — засунув руки в карманы и нетерпеливо вышагивая по остановке, высказался Дима. — Прямо руки чешутся придушить того гада, из-за которого моя машина сейчас в ремонте.