Надгробие Дэнни Фишеру

— Ты понимаешь, этим летом мне предложили место спортивного директора в Кэтскилсе, — продолжил он. — Я бы мог устроить тебя кондуктором на туристический автобус, и мы бы продолжили тренировки. Как ты на это смотришь?
— Я бы с удовольствием, мистер Готкинс. Вот только не знаю, отпустит ли отец.
Готкинс устало опустил голову.
— Сколько тебе лет, Дэнни?
— Тринадцать.
— Надо же! А я-то думал, что тебе пятнадцать-шестнадцать. Ты выглядишь взрослее, старик.
— Я спрошу отца, мистер Готкинс, — быстро сказал я, боясь, что он возьмет свое предложение назад. — Может быть, он разрешит мне поехать с вами.
Готкинс понимающе улыбнулся.
— Спроси. Он должен согласиться.
Я украдкой сунул Карре косточку под стол и взглянул на отца. Кажется, он был настроен благодушно.
— Папа, — с замиранием сердца окликнул его я.
— Да, сынок?
— Наш учитель физкультуры, мистер Готкинс, предлагает мне место кондуктора в туристическом автобусе. Я бы хотел поработать в лагере.
Отец продолжал перемешивать ложечкой чай. Я с надеждой следил за ним.
— А матери ты уже сказал об этом?
— О чем мне нужно сказать? — спросила, входя, мама.
Я повторил то, о чем только что рассказал отцу.
— Ты никуда не поедешь!
Мне было горько, хотя я и предвидел подобный ответ.
— Мэри! — вступил отец. — По-моему, это не такая уж плохая идея.
— Но мы же решили, что он будет работать у тебя в аптеке. Я вовсе не собираюсь отпускать его неизвестно куда на целое лето. Он еще ребенок!
— Интересно получается, — отхлебнул чай папа. — Для работы в лагере он маленький, целый день толочься в аптеке — достаточно взрослый. Я верю, что с моим сыном не случится ничего плохого! — Он повернулся ко мне. — Это приличный отель, Дэнни?
— Н-не знаю, папа, но я могу узнать.
— Узнай подробнее об этом заведении, а потом мы с мамой решим…
— Хорошо, папа, — радостно выскочил я из-за стола.
Вечером родители ушли в кино, строго-настрого наказав мне лечь спать в девять часов, а Мириам увязалась с ними. Я на крыльце дождался, когда они уехали, и решил покурить. В прихожей в отцовском пиджаке нашел пачку «Лайки Страйка», взял одну сигарету, вернулся на крыльцо и закурил. Улица была пустынна. Легкий ветерок шевелил листья на молоденьких деревьях. Я закрыл глаза.
— Это ты, Дэнни? — послышался рядом голос Мардж.
— А кто же еще? — не очень приветливо ответил я.
— Ты что, куришь? — воскликнула она.
— Да, а что? — невозмутимо, как это делали настоящие мужчины в фильмах, ответил я и глубоко затянулся.
Мардж подошла ближе и села на ступеньку. Ее лицо было озарено каким-то таинственным сиянием.
— А мне расхотелось идти в кино, хотя фильм про любовь…
Я сделал последнюю затяжку и щелчком отбросил окурок.
— Ну, я, пожалуй, пойду…
— Давай еще посидим…
— Нет, — коротко ответил я, — здесь больше нечего делать.
— Можно поговорить…
— О чем?
— Хотя бы о твоем празднике Бар Митцва.
— О’кей, если ты так хочешь…
Она поудобнее устроилась на ступеньках, при этом ее халатик распахнулся, и я увидел ее крепкие девичьи груди с торчащими сосками. У меня вдруг сладко засосало под ложечкой. Она улыбнулась и тряхнула кудряшками.
— Дэнни, тебе сказать, почему я осталась дома?
Я постарался безразлично пожать плечами.
— Мне так хотелось побыть с тобой! — Она загадочно посмотрела на меня. Ее взгляд, казалось, проник мне прямо в душу. По моему телу прошла нервная дрожь. Вдруг она дотронулась рукой до моего бедра. Я подскочил как ужаленный.
— Прекрати сейчас же!
— А что, тебе разве не нравится? — невинно спросила Мардж.
— Нет. У меня от этого мурашки по коже.
— Значит, тебе нравится, — понимающе рассмеялась она. — Так оно и должно быть.
— А ты откуда знаешь, как оно должно быть?
— Знаю, милый Дэнни, знаю…
Наступило неловкое молчание. Сколько мы так сидели, я не знаю, наконец я решился:
— Мардж, может быть, я пойду?
— Да, наверное, тебе пора.
Мы встали и оказались рядом друг с другом. Она обняла меня и прильнула к моим губам. Мне было хорошо, как никогда. Чтобы избавиться от этого чувства, я схватил ее за плечи и сжал их, она вскрикнула от боли, но губ моих не отпускала. Я еще сильнее сжал ее. Глаза Мардж потемнели от боли, она прошептала мне на ухо:
— Дэнни, не надо бороться со мной. Я люблю тебя, я знаю, что нравлюсь тебе.
Я резко отстранился от нее. Она чуть не упала, но в последний момент удержалась за перильца. В темноте ее глаза светились, как у кошки. Я понял, что и она действительно нравится мне, но звук машины на улице вывел меня из оцепенения.
— Они вернулись! Уходи скорее!
Она засмеялась и исчезла в темноте.
Я пулей влетел в дом, заскочил в ванную и встал под ледяной душ. Холодные струи били меня до тех пор, пока я не почувствовал, что промерз до самого нутра. Тогда я опустился на дно ванны и беззвучно зарыдал.
Глава 6
Последние недели учебного года пролетели мгновенно. Наступила последняя ночь. Завтра утром мистер Готкинс заедет за мной. Впервые в жизни мне предстояло надолго покинуть родителей. Я сидел на крыльце, рядом лежала Карра. Во всем нашем доме был потушен свет, только на кухне горел нижний светильник — там мама с папой о чем-то тихонько переругивались.
— Карра, — прошептал я, — ты будешь хорошо вести себя без меня? — Она понимающе вильнула хвостом. — Лето пролетит быстро. Не успеешь оглянуться, наступит осень, и я вернусь.
Карра посмотрела мне в глаза и протяжно вздохнула. Никогда не видел такой умной собаки. Она все понимала, что я ей говорил.
В соседнем доме стукнула дверь, на крыльцо вышла Марджори Энн. Я поднялся, свистнул Карре и направился на улицу, — беседовать с Мардж мне не хотелось.
— Дэнни, постой! — Она подбежала ко мне. — Я слышала, ты завтра уезжаешь?
— Да.
— Ты не против, если я немного пройдусь с тобой? — подозрительно робко спросила она. На нее это было не похоже.
— Это свободная страна, — пожал я плечами. — Каждый может ходить, где хочет.
В молчании мы дошли до угла. Наши шаги гулко раздавались в темноте.
— Все еще сердишься на меня, Дэнни?
Я искоса посмотрел на нее. На лице ее была неподдельная печаль, и я воздержался от ответа. Мы прошли еще полквартала, когда она вдруг как-то странно зашмыгала носом. Этого еще не хватало: больше всего на свете я не любил, когда девчонки плачут. В ее глазах стояли слезы, большие, как звезды над головой.
— Дэнни, я не хочу, чтобы ты уезжал с обидой на меня, — всхлипывала она. — Я… люблю тебя, Дэнни.
— Но почему ты тогда заставляешь меня делать то, что я не хочу делать?
— Я… Я всегда старалась делать то, что тебе нравится…
— А мне это не нравится, — отрезал я. — Меня это все нервирует.
— Обещаю, что больше не буду. Тогда ты перестанешь сердиться? — Она взяла меня за руку и с надеждой заглянула мне в глаза снизу вверх.
— Конечно, не буду, но если ты перестанешь. Обещаешь?
— Обещаю, — прошептала она сквозь слезы.
— О’кей! Тогда все в порядке.
Мы гуляли еще полчаса, когда Марджори спросила вдруг меня:
— Дэнни, можно я буду твоей девчонкой?
— О господи! — сказал я в ответ. Но, увидев, как ее глаза снова наполняются слезами, я добавил: — Ну хорошо, раз тебе так хочется.
Слезы сразу высохли на ее глазах. Она радостно обняла меня за шею и попыталась поцеловать.
— Завязывай, Мардж. Ты же мне обещала, — отстранил я ее, правда, без прежнего раздражения.
— Но, Дэнни, всего лишь один поцелуй. Ведь я теперь твоя девочка.
— Ну ладно, — ворчливо согласился я. — Если только один раз.
Она поднялась на цыпочки, и я почувствовал, как шевелятся ее губы, как ее язык старается проникнуть сквозь мои крепко сжатые зубы.
— Милый, я сделаю все, что ты захочешь. Только скажи. Я больше никогда не буду дразнить тебя.