Проблемы космического масштаба общий (СИ)
Я прикрыл лицо рукой. Вздохнул.
– Я тебя очень прошу... Не делай на виду у других людей ничего подобного, хорошо? Не летай, не проходи сквозь стены, и так далее.
– Почему? – задала она идиотский вопрос.
– Потому что люди так не могут.
– Ну и что?
– Объясняю проще. Если не будешь слушаться, варенья больше не получишь – съязвил я.
– Так бы сразу и сказал – отозвалась девушка и, проплыв обратно сквозь стену, вернулась на своё место за столом.
Отставив от себя так и не пригубленную кружку с чаем, я с какой-то внутренней тоской окинул взглядом чинно уничтожающих запасы съестного девушек. Ну не знаю – что-то пробило... не сказать, что бы это был мрачняк или какая-то депрессия – нет... просто иногда бывает – где-то далеко-далеко, за синими морями и зелеными лесами умер последний кашалот. Старый, с потертой временем шкурой, изрубленной винтами китобоев и утыканной сломанными гарпунами. И на душе стало паршиво, так паршиво, что даже истошный вой или, не дай бог, недельный запой как у соседа снизу, не исправят эту терзающую душу грусть. И не сказать чтобы я переживал за себя, да нет – просто смотря на дурачащихся и смеющихся инопланетянок, беззаботно расположившихся на моей кухне, я на какой то момент, на мгновение ощутил себя старым... очень старым и уставшим...
Убирающая гриву своих серебристых волос от блюдечка с вареньем и с независимым видом подтягивающая к себе еще один 'сиротский' бутербродик пиратка и, как она сама выражается, 'свободный предприниматель' Лайна, в чьих смеющихся фиолетовые глазах нет-нет да мерцает нечто такое... не на виду – где-то там в глубине, в стылой глубине...
Её высочество, аристократически отпивающая мелкими глоточками чай, пытающаяся выглядеть лучше всех. Не только своим видом, осанкой или жестами, всем своим естеством... уставшая изломанная жизнью птица с подрубленными крыльями, вечно запертая в золоченой клетке правил и этикета... Не знаю, может это такой чай или просто сегодня такой день, но мне кажется я ее понимаю... понимаю почему она морщит свой очаровательный носик, отбирает у измазавшейся практически по уши Анасии остатки варенья и заламывая свои тонкие красивые руки цитирует по памяти какой-то заумный трактат по инопланетному этикету. Просто это первый раз, первый раз в ее непонятной для меня, далекой как свет звезд и туманностей жизни когда она может побыть сама собой... хотя бы чуть-чуть... на мгновение показать краешек – отблеск себя самой, своих желаний и чувств, выглядывающих из под покрытого отравленными шипами панциря этикета... Там – в глубине настоящей Кальне – не приторно марципановой, обсыпанной придворной шелухой Кальне ни Джали, а в резвящейся веселой и чуточку сумасшедшей девчонки о скрепы сознания бьется целая буря из неисполненных желаний и простого человеческого желания быть нужной... просто быть... хоть раз, хоть одну секундочку побыть самой собой...
Веселящаяся беззаботная чертовка, все-таки опрокинувшая на стол остатки варенья и теперь ничтоже сумняшеся подхватывающая сочащиеся соком ягоды пальцами и проворно, несмотря на комментарии всяких там принцесс, отправляющая их по назначению... в такой очаровательный, манящий блеском пухлых губ ротик. Как хорошо и как свободно наверное, потерять память, не помнить ни о чем, не знать и не думать о каких то там окружающих проблемах. Как же я ей завидую, завидую самой белой из оттенков темноты завистью... Прекрасная песнь веселящейся бури, кружащийся в оке хаоса смертоносный в своей красоте цветок, щедро рассыпающий лепестки своего смеха... Анасия...
Откинулся на покрытую старым потрескавшимся кафелем стену и вздохнул. Глубоко... как будто пытаясь вобрать весь этот гомон, смех и движение жизни, в кои-то веки появившиеся на моей одинокой кухне. Не веселый угар студенческой пирушки, не мрачная атмосфера одиночества – нет... в мои легкие врывался запах очага, запах дома... когда еще были живы родители, когда веселый беззаботный смех еще отражался от этих стен... Дом... И точно такой же взгляд, тоже заполненный скрытой тоской, рвущейся наружу и сдерживаемой внутри тоской... И улыбка, являющаяся сестрой-близнецом застывшей на моем лице гримасы отчаянья, тоски и грусти... легкая улыбка на поразительно прекрасном лице. Зелень глаз прячущих в своей бездонной глубине целую палитру поразительно знакомых мне чувств... кто бы мог подумать, что этот злой рок, мучительница и причина всего так похожа в этот момент на меня.
Неосознанно, не задумываясь о последствиях или о каких-то там подковерных мыслях я только улыбнулся в ответ... Без задних мыслей, немного прищурил глаза и улыбнулся...
– Похоже, стресс наконец доконал беднягу – констатировала незаметно возникшая рядом со мной Аюни и ловко приложила мне ко лбу нечто вроде калькулятора, начисто разрушив очарование момента. Я отдёрнулся, однако девица, похоже, уже сделала своё чёрное дело, поскольку заинтересованно рассматривала показания прибора.
– Смотри-ка... – хмыкнула она. – Пси-индекс возрос. Дикая эмпатия... Держи.
Она выудила откуда-то маленькую жёлтую таблетку и протянула её мне.
– Это ещё что? – с подозрением поинтересовался я.
– Успокоительное и блокиратор – неожиданно серьёзно отозвалась персональный “безумный гений” нашей компании. – Эмпатические пси-способности без должного контроля, плюс продолжительные стрессы... Это может быть опасно.
– Пси-способности? – нахмурился я, взглянув на таблетку. Нельзя сказать, чтобы я удивился; просто обдумывал.
Возникла пауза; наконец, Аюни вздохнула и обратилась к пиратке.
– Лайна, будь так любезна, помоги...
Похоже, они уже понимают друг друга с полуслова, поскольку прежде чем я успел среагировать, пиратка скрутила мои руки за спиной и зафиксировала так, что я не мог пошевелиться. Кальне и Анасия резко поднялись со стульев, но и они не успели ничего сделать: Аюни резко воткнула мне в ногу шприц.
– Альтернативный вариант – сообщила она. – То же самое успокоительное, но в жидком виде.
Желание придушить коварных инопланетянок исчезло, не успев толком появиться; тем более, и больно-то не было... Лайна отпустила меня.
– Мне становится страшно находиться с вами рядом – вздохнул я, потянувшись за чаем. Анасия встала рядом, исподлобья зыркая на пиратку и учёную.
Сделав щедрый глоток и чуть не подавившись, я на секунду закашлялся, а после, стерев выступившие слезы вдумчиво спросил, вроде как ни к кому особенно не обращаясь:
– Ну, граждане алкоголики, тунеядцы, хулиганы – кто хочет поработать на благо нашей Советской родины. – вдобавок к полному идиотизму фразы, вызвавшей у не испытывавших всей прелести нашей киноклассики девушек шок, я еще и соизволил громко, почти на грани истерики рассмеяться. Ну так – для полного комплекта.
– А он от твоего зелья с ума не сошел? – осторожный вопрос принцессы Кальне, заставил меня сложится в болезненном спазме теперь уж точно истерического смеха.
– Да нет, вроде судорог нет, зрачки нормальные, да и по показаниям интоксикации не видно... – зачарованно вглядывающаяся в свой прибор Аюни, принялась тыкать в возникшую в воздухе панель пальчиками и тихо комментировать свои действия себе под нос. Причем, вероятнее всего, думая, что при этом ее никто не слышит. Наивная...
Я ещё раз осмотрел присутствующих. На лице Аюни отчётливо виднелась заинтригованность, выражение Кальне говорило об обеспокоенности, Лайна, похоже, спокойно ожидала развития ситуации, а вот Анасия напомнила мне бабушку... нет, не ту, тьфу-тьфу. Другую, по линии отца. Она, помнится, вот так же гневно смотрела на родителей, когда я серьёзно простудился и на пару дней слёг. Эх, где те золотые деньки, когда дурдом устраивал я, а уже меня пытались контролировать родители... Похоже, закон кармы настиг меня уже в этой жизни, оперативно организовав воздаяние по делам. Я перестал смеяться и вздохнул. Ладно, сейчас, похоже, действительно было просто успокоительное. Но ведь могло быть и что-то другое...
– Выметайтесь из моего дома – хотел было произнести я, но не успел.