#Сказки чужого дома
Ласкез подергал детектива за рукав, но спохватился: пусть спит. В конце концов, пока можно почитать другую книгу. Или эту, но самому. Подумав, именно так Ласкез и сделал: сел, взял грубо переплетенный томик и отодвинулся в угол дивана, забравшись туда с ногами. Пальцы пробежались по книжному срезу, потом неспешно перевернули первую страницу.
«На маленькой железнодорожной станции сегодня было тихо. Так тихо, что тишина заливалась в уши, словно вода. Но офицеру Пэртэ нравилась такая тишина».
Чтение быстро его захватило. Мальчик увидел изнутри большой золоченый поезд, где ехали самые богатые ло и ла из Галат-Дора. Услышал стук колес, а за ним – шаги по купе. В мозгу заработали маленькие шестеренки. Цепляться за детали – вот что нужно. Особый скрип ботинок, татуировка на руке или…
– Не надо. Не стреляй в них!
Вздрогнув, Ласкез уставился на пошевелившегося серопогонного. Роним сжал левую руку в кулак. Повернул голову в сторону. Лицо, поросшее щетиной, скривилось.
Роним?
Из горла мальчика не вылетело ни звука, зов прозвучал только мысленно. Он беспокойно завозился, подался ближе, вглядываясь и вслушиваясь. Детектив снова заговорил, горячо и быстро.
– Они не виноваты. Не надо!
Роним говорил что-то еще: отрывочные фразы, которые не получалось запомнить. Снова и снова просил. Ласкез, шевеля губами в тщетных попытках подать голос, тянул его за руку раз за разом, безрезультатно. Тогда он ударил серопогонного по щеке. Веки дрогнули. Ласкез отпрянул.
Лицо сыщика казалось застывшим. Как никогда усталым и осунувшимся, даже глаза заволокла вязкая грязная муть. Грудь вздымалась и опадала, взгляд блуждал по комнате.
Мальчик ждал, забившись в угол и крепко вцепившись в книгу.
Роним наконец более-менее пришел в себя и приподнял голову от спинки дивана. Глаза, постепенно проясняясь, остановились на Ласкезе.
– Проклятье ветрам… я напугал тебя?
Ласкез торопливо помотал головой, хотя на самом деле внутри что-то дрожало. Видимо, не только внутри, потому что Роним нахмурился. Выпрямился, придвинулся ближе. Пальцы коснулись волос.
– Прости меня. Видимо, совсем замотался. Даже не смог тебя дождаться.
Мальчик постарался улыбнуться. Выпустил книгу, развел руками, как бы отвечая: «Ничего». Серый детектив пару раз провел по его взъерошенной макушке и с явным усилием сделал вдох. Ласкез открыл тетрадь и написал:
«Иди спать».
– Да не бери в голову. Мы много работаем. И со мной бывает, что я отключаюсь.
«Ты всегда видишь такие сны?»
Роним посмотрел в упор. Ласкез не отвел взгляда. Нахмурился, копируя выражение лица сыщика.
– Я говорил во сне?
«Ты пытался кого-то спасти. Свою… семью?»
Мальчику было не по себе, но на самом деле он был рад возможности спросить. Все это время, все дни вместе Ласкез очень боялся простой вещи. Узнать, что у Ронима дома полно детей. Которые намного лучше, умнее, а главное…
…Родные. И говорят.
– Нет, Ласкез. Я просто слишком близко знаю смерть. Помню много страшных историй. Тем более страшных, что все они случились наяву и могут повторяться во сне.
Ласкез кивнул. Не зная, что еще сделать, он вытащил из кармана маленькую коробку леденцов и протянул сыщику. Тот негромко рассмеялся. Смех был спокойным, но каким-то надломленным.
– Благодарю. Но я не люблю сладкое.
Тогда он вынул из другого кармана пачку сигарет. Роним удивленно сдвинул брови.
– С ума сошел? Давай сюда, тебе еще рано.
Ласкез спрятал сигареты за спину и быстро написал:
«Это от старших. Они прячут всякие такие штуки, отдавая нам. У нас не ищут».
Роним с сомнением наклонил голову к плечу.
– Ты мне не врешь?
Мальчик насупился и тут же заметил, что взгляд серопогонного потеплел.
– Ладно, извини. Много успел прочитать?
Остаток вечера прошел как всегда. Как многие другие вечера после. Сон постепенно забылся, тем более все записи о нем делались карандашом и были стерты.
…Он лежал и смотрел на качающиеся светильники. За окном проносились мимо рыжие фонари. Пахло морем: Олень ехал вдоль самого берега, периодически подавая встречным собратьям гудки. Таура спала. Бумажные мышки стояли рядом с двумя стаканами в золотых подстаканниках. Шпринг начинала иногда возиться во сне, чудом не падая с койки.
Поняв, что не уснет, Ласкез встал и вышел в широкий вагонный коридор, тоже весь узорный и вызолоченный, как подстаканник. Дорожка ковра под ногами была белой и напоминала снег. Ноги утопали в густом ворсе.
Ласкез надеялся, что в коридоре будет пусто: если кто и не спит, то допивает что-то за столиком в вагоне-ресторане. Он собирался немного пройтись – размять ноги и подумать… хорошенько подумать. О Тэсс и Джере, о Рониме, о полузабытом сне, который…
– Простите. У вас не найдется закурить?
В конце вагона у открытого окна стояла женщина. Высокая, худая и жилистая, она с тоской разглядывала уже почти дотлевшую сигарету в своей руке. Видимо, последнюю.
– Извините, нет. – Он сделал несколько шагов навстречу. – Не курю.
Женщина огорченно улыбнулась. Рот был ярко накрашен, но в сочетании с угольной подводкой век это почему-то не выглядело вульгарным, как у многих девчонок Крова. Светлые волосы выбились из высокой прически, удерживаемой искусственными цветами-заколками. Цветы были оттенка запекшейся крови, глухое платье – коричневым. Румяна и пудра мешали определить возраст. Женщина могла быть как моложе ла Довэ, так и старше.
– Что ж, – сказала она. – Тогда поболтайте со мной.
Отказывать было неудобно. Может, потому что ее карие глаза слишком внимательно и властно смотрели. Ласкез подошел.
– Я скучный собеседник, ла.
– Многие интересные знакомства начинаются именно с таких слов, – откликнулась она. В последний раз затянулась и выкинула окурок. – Не замечали?
Он кивнул, предпочитая промолчать. Ласкез не совсем понимал, что делать. Ему не хотелось представляться, а не представиться было невежливо. Выдумать имя? Глупо… Но, кажется, незнакомка догадалась. И, возможно, разделяла нежелание называть себя. По крайней мере, сразу спросила о другом:
– Путешествуете праздно или по делу?
– Едем к… друзьям детства. А вы?
Она положила руку на длинный поручень и устроила на ладони подбородок. Кожа была гладкая и ухоженная, в ухе искрился ромб длинной серьги.
– Еду от… друзей юности. Домой. В Аджавелл.
Ласкез решил не говорить, что выходит там же. Опять кивнул. Невольно принюхался: от женщины пахло ароматной водой. Другой, не той, которой душились девчонки. Тяжелой. Это словно был запах прожитых юнтанов. Точнее, видимо, лучших прожитых юнтанов.
– Вы были там?
– Нет, – признался он. – Я мало где бывал.
– Вам понравится. Мерзкий, дождливый и вдохновляющий город.
– Интересная смесь.
Женщина усмехнулась:
– Это и воодушевляет. К стойкости и подвигам. В Аджавелле живут сильные люди. Когда я туда перебралась, не думала, что привыкну. Люблю тепло.
– Так зачем же вы там поселились, если могли выбирать? – невольно заинтересовался Ласкез.
– Хм… хотелось проверить себя и открыть что-то новое. Пожалуй, так. Есть ли какой-нибудь другой смысл оставлять привычный дом? Я мечтала об этом, когда была молодой и красивой.
– Вы и сейчас очень кра…
Она повернула голову. Карие глаза лукаво, но утомленно блеснули.
– Поверь… – Она резко перешла на «ты», и почему-то это не резануло слух. – Я не напрашивалась ни на какую лесть. Я была молодой, а сейчас вокруг меня уже постепенно начинают дуть ветра Увядания. Или Сбора, что нравится мне больше. Прекрасные ветра, хотя все ветра в чем-то прекрасны.
– Извините, я не хотел…
– Славный мальчик. – Она заправила за ухо локон. – Воспитывался без женской руки?
– Как вы догадались?
Ласкез был впечатлен. Как любителя детективов, его всегда интересовало, как другие применяли дедукцию. Кажется, его вид позабавил собеседницу, потому что она звонко рассмеялась.