Год багульника. Летняя луна

Заночевали в лощине у ручья. Вода в нем была настолько холодной, что руки немели мгновенно — стало быть, горы совсем близко. Сигарт добыл на ужин нескольких зайцев, Моав и Ифли приготовили их на огне — с недавних пор в сильфе проснулась страстная любовь к готовке. После еды быстро выпили чай и стали готовиться ко сну. Рогдвэн как раз расчищал от шишек место под большой сосной, чтобы лечь, когда к нему подошел хэур. У него в руках было два куска веревки.
— Давай сюда лапы, — резко сказал он, присаживаясь рядом с королем.
— Это еще зачем?
— Затем, чтобы ты не сбежал ночью. Не могу ж я тебя круглые сутки пасти.
Молодой король окатил его презрительным взглядом и молча протянул руки, сложенные в запястьях. Сигарт стянул их веревкой, затем связал ему ноги в щиколотках, подергал узлы для проверки и, удовлетворенный своей работой, пошел спать.
Ночь прошла без приключений — гарвов слышно не было, Рогдвэн покорно лежал, связанный по рукам и ногам. Следующий день также не был отмечен никакими опасностями, однако настроение Сигарта не улучшалось. К вящему его недовольству, эльфа продолжала высказывать особую симпатию к пленнику. Во время привалов она часто подсаживалась к нему, они тихо говорили о чем-то, Моав смеялась, и даже обычно неприветливое лицо короля Лоргана иногда озарялось улыбкой. Не выдержав, хэур на одном из переходов догнал эльфу и напрямую высказал все, что он думает по этому поводу, но та лишь усмехнулась и лукаво спросила:
— Ты что, ревнуешь?
— Чего?!
— Ты обращаешь так много внимания на наши разговоры, что складывается впечатление, будто ты переживаешь, как бы он мне не понравился.
Сигарт страдальчески потер лицо руками — эта эллари когда-нибудь сведет его с ума!
— Нет, — стараясь казаться спокойным, ответил он. — Просто я не очень люблю мерзавцев, которые способны продать за деньги кого угодно. Ты ведь чуть не умерла по его милости! Представь только, что было бы, попади ты в руки Моррога.
Моав устало вздохнула.
— Но ты же знаешь, почему он так поступил. Вовсе не оттого, что он предатель по своей сути, а потому что хотел помочь своему городу!
Сигарт понял, что дальнейший разговор не имеет смысла.
***
К вечеру третьего дня они окончательно вышли из леса, дальше путь пролегал через нагромождение огромных каменных плит. Когда-то здесь произошел обвал — часть скального массива обрушилась, и с тех пор эти гигантские осколки лежали здесь, точно рассыпанные чьей-то небрежной рукой.
Путешественники решили заночевать еще на подступах к каменному царству — Моав выглядела уставшей, да и Сигарт был не прочь отдохнуть и поужинать. Даже сильф примолк, что было признаком крайнего утомления. Один лишь Рогдвэн за все время пути не выказывал никаких признаков усталости или желания отдохнуть, однако его мнения никто не спрашивал.
На самой границе леса возвышалась большая скала — этот обломок горы укатился дальше остальных; под его стеной и разбили лагерь. Моав и Ифли занялись приготовлением ужина, Сигарт тем временем обернулся рысью, быстро забрался на самый верх скалы и, снова приняв привычное обличье, стал осматривать окрестности.
— Долго еще до этого Горелого? — крикнул он сидящему внизу Рогдвэну.
— Дня два, — послышалось в ответ. — Подойдем под самые горы и пойдем вдоль них между камнями. Это — единственный путь, который не охраняется гарвами.
— Это почему же? — спросил Сигарт, упруго спрыгивая со скалы.
— Наверное, они думают, что тот, кто решит наведаться к ним, выберет более удобный подход со стороны леса, а не станет карабкаться через эти булыжники, — с чуть заметной иронией сказал Рогдвэн.
Хэур прищурил серые глаза.
— Что-то все равно больно долго… За два дня можно через в Пропащие земли перевалить и назад вернуться.
— По прямой до форта и полдня не было б, но через эти завалы быстро не побежишь, — зло ответил пленник.
— Хотелось бы, чтобы твои слова оказались правдой, иначе я, наконец, сделаю то, о чем мечтаю уже три дня — переломлю тебе хребет.
Решив, что отвечать на такую угрозу — ниже королевского достоинства, Рогдвэн молча поднялся и пошел помогать двум другим участникам похода.
После еды все разбрелись кто куда. Сильф собрался было сыграть на дудочке, но Сигарт запретил: в горах звук разносится далеко — не ровен час, гарвы услышат. Расстроенный, Ифли со щелчком исчез — видимо, решил подыскать место, где не действует запрет на музыку. Рогдвэн рассказывал эльфе о денежной системе Лоргана, сидя под нависающей стеной, Сигарт отправился разведывать окрестности. Когда он вернулся, было уже темно. Моав ждала его, лежа на меховой подстилке. Как всегда связав на ночь Рогдвэна, хэур присоединился к ней.
— Ну что, все обсудили? — спросил он, обхватывая эльфу рукой и притягивая к себе.
— Почти… Осталось несколько вопросов, но, я думаю, на них, скорее, сможешь ответить ты.
— Я?
Моав игриво обвила руками его шею.
— Да. Например, что ты планируешь делать этой ночью?
— Даже не знаю, — в тон ей ответил хэур, — вообще-то я собирался спать, но, может быть, у тебя есть более интересные идеи?
— Ну, можно, например, немного прогуляться.
— Где?
— Здесь недалеко есть симпатичный ручеек — можем посмотреть на него.
— Ну, идем смотреть на ручеек, любительница ночных прогулок, — улыбаясь, проговорил хэур и поднялся с земли.
Моав встала вслед за ним и, поднявшись на цыпочки, прильнула к его губам долгим поцелуем. Вскоре оба скрылись в ночной темноте.
Примерно через час Сигарт с наслаждением повалился на меховое ложе. Так крепко он давно не спал. Ему снились странные, ни на что не похожие сны — они были полны света, музыки, чего-то легкого и радостного. А запах, какой там был запах! Сам воздух был наполнен густым, пьянящим ароматом цветов. Казалось, будто все растения в мире решили распуститься одновременно.
Очарованный дивными снами, хэур проснулся позже обычного. Моав рядом не было, зато Ифли уже вернулся. Он сидел у вчерашнего костра и мастерил из шишек фигурки — надевал их боком на палочки и разыгрывал между ними сцены, словно они были живыми существами. В любое другое время эта картина наверняка бы вызвала у хэура раздражение, но сейчас у него было такое замечательное настроение, что было даже любопытно наблюдать за действиями сильфа. Вдоволь насмотревшись, он лениво сел и потянулся. Ифли отвлекся от своей драмы.
— Доброе утро, Колючка! — крикнул он, сделав в воздухе приветственный жест рукой.
— Доброе. Что нового?
— Да ничего особенного. Вот только двое влюбленных поссорились и никак не могут помириться.
Он указал на двух чудиков с головами-шишками.
— И чего же это они поссорились?
— Он обвиняет ее в том, что она слишком доверчивая.
— Да уж, серьезное обвинение, — кивнул Сигарт и прыжком поднялся с земли. — А, кстати, почему такая тишина? Что, все еще дрыхнут?
Он оглянулся по сторонам, остановил взгляд на небольшом камне, за которым вчера лег спать Рогдвэн.
— Эй, круглоухий, подъем!
Ответа не последовало. Сигарт ленивой походкой двинулся к камню.
— Ты что, оглох? — крикнул он и тут же застыл на месте — у подножья валуна никого не было, лишь обрывки веревки валялись на земле.
В следующий миг лагерь огласился гневным ревом, заставившим Ифли выронить из рук своих шишечных подопечных. Хэур вихрем подскочил к костру, схватил худощавого сильфа за ворот.
— Это ты! Это все ты! Скотина! Тварь зеленая!
Сильф стал отчаянно извиваться, шипя и фыркая, точно рассерженная кошка. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы из-за скал не появилась Моав.
— Оставь его! — крикнула она громким, но в то же время спокойным голосом. — Он ни в чем не виноват — это я отпустила Рогдвэна!
Сигарт так и выронил сильфа из рук. Шатаясь, с перекошенным от гнева лицом, он подошел к эльфе.
— Что?! Что ты сказала?
— Это я развязала его, пока ты спал, — невозмутимо ответила она.