Год багульника. Летняя луна
— Ну, чего же ты плачешь?..
— Потому что я уже не понимаю, где правда, а где ложь, — с испугом прошептала она, поднимая на него огромные синие глаза. — И от этого мне становится страшно!
Хэур ласково погладил ее пальцем по щеке.
— Не бойся, Кузнечик — я вот уже давно этого не понимаю, и как-то живу с этим…
Он легко поднял ее с земли, усадил подле себя и с довольным рычанием зарылся лицом в тонкие белые волосы.
— Ты так вкусно пахнешь! Я и не знал, что так бывает. Это все эльфы пахнут цветами?
Моав рассмеялась — испуганное выражение мигом сбежало с ее скуластого личика, грусти — как не бывало.
— Нет, запах у каждого свой, особенный. Один пахнет цветами, другой — речной водой, а кто-то — морем или дымом. Запах — он под стать характеру. Это как звук голоса — один раз услышишь, и уже никогда не спутаешь ни с чьим другим.
Сигарт высвободился из душистого плена.
— А я думал, что только звери другу друга по запаху узнают, — удивился он.
— Нет, не только. Ведь свой запах есть у всех.
— Ну и чем же, по-твоему, пахну я?
— Ты — зверем, большим и сильным, — не раздумывая, заявила она.
— Действительно! — с иронией воскликнул хэур. — Чем же еще пахнуть рыси? Я уж было и забыл, кто я такой…
Моав подняла голову и улыбнулась особо ласковой, любящей улыбкой.
— Мне нравится, как ты пахнешь, — смутившись, сказала она.
Хэур зыркнул на нее исподлобья. Она обняла его за плечо, обхватив его обеими ладошками.
— Мне так спокойно рядом с тобой…
Сигарт пригладил ставшие русыми мокрые прядки ее волос.
— Ну, вот и хорошо. Мне тоже спокойно, когда ты рядом со мной — по крайней мере, я знаю, где ты и что с тобой.
Приободрившись от его тона, Моав подняла голову и, отпустив плечо хэура, стала игриво трогать пальчиком рысью кисточку на его ухе.
Сигарт страдальчески закатил глаза.
— Слушай, может быть, ты мне сможешь, наконец, открыть страшную тайну — ну почему ВСЕ женщины неравнодушны к моим ушам?!!
***
Обнявшись, эльфа и хэур неспешно возвращались в лагерь. Солнце жарило немилосердно, хотелось лечь в тени и не шевелиться до самого вечера; волнение, охватившее Сигарта после истории с пирожными, и то расплавилось под этим ленивым жаром. Настроение хэура стало настолько добродушным, что даже мысль о перспективе выслушивать истории сильфа не могла расстроить его. Дойдя до костра, он с видом сытого хищника оглянулся вокруг.
— Эй, зеленый, ты где? Вылезай, я тебя не съем.
Он поискал глазами еще раз, но сильфа на поляне не было. Он равнодушно махнул рукой.
— Небось, спрятался где-то и жрет свои пирожные…
Однако эльфе такая версия показалась неубедительной. Она ходила по поляне с озабоченным видом, переживая, что с их попутчиком что-то случилось.
— Да брось ты, — промурчал Сигарт, укладываясь под деревом, — он, наверное, уже далеко отсюда.
Он поднял глаза и осекся — прямо над ним виднелась зеленая фигура Ифли. Сильф сидел на ветке, обернув кнут вокруг шеи, словно шарф.
— Э, ты чего туда залез? — крикнул хэур. — Слезай!
Но тот лишь помотал головой и поплотнее уселся на ветке. Моав подошла к дереву.
— Ифли, что случилось?!
Сильф закатил глаза.
— Все плохо, мы все скоро умрем… — трагически заверил он.
— Ифли, пожалуйста, слезь с дерева! — терпеливо взывала эльфа, задрав голову. — Мы скоро выходим!
Он снова помотал головой и забросил конец кнута за спину.
— Ифли никуда не пойдет! Ифли не хочет, чтобы его растоптали эти мерзкие гарвы!
Сигарт издал страдальческий стон и поднялся с земли.
— Какие еще гарвы?! Что ты мелешь, зеленая образина? Здесь на сотни лиронгов нет никаких…
Он вдруг запнулся, не договорив. Моав с удивлением и опаской наблюдала, как он достает из перевязи нож и втыкает его острием в землю. Еще больше она удивилась, когда он упал на землю рядом с ножом и вцепился зубами в металлическую рукоятку. Стало быть, теперь у нее уже не один сумасшедший попутчик, а целых два… В следующий миг хэур вскочил, выдернул нож. Серые брови были гневно сдвинуты, глаза сверкали.
— Всадники! Не меньше двадцати! Едут верхом и скоро будут здесь.
Лицо Моав вытянулось.
— Откуда ты знаешь?!
Сигарт поспешно вложил нож в перевязь.
— Дрожь от копыт доходит по земле раньше, чем звук по воздуху.
— Тогда что же мы стоим! — вскричала она. — Надо бежать!
— Бесполезно — они слишком близко и их слишком много, — ответил хэур, готовясь к бою.
И правда, в этот момент до путешественников донесся глухой топот копыт. Ифли с шумом свалился с дерева, Моав подобрала вещи и подскочила к Сигарту.
— Ну, так что нам теперь, стоять и ждать, пока нас окружат?! Бежим! — крикнула она и, схватив его за руку, увлекла его за собой в чащу.
Они бежали со всех ног, пока не добрались до берега небольшой реки. Сигарт бросился в воду первым, Моав — за ним, крепко держась за его руку. Ифли несколько мгновений метался по берегу, то заходя в воду, то выскакивая обратно, затем решил не рисковать и в мгновение ока перенесся на противоположную сторону. Мокрые и запыхавшиеся, эльфа и хэур подбежали к нему. В этот миг из лесу показались всадники. Их, действительно, было около двух десятков — все в черном, с лицами, скрытыми темными платками. Заметив беглецов, один из них издал радостный крик — похоже, охотились именно за ними — и направил коня к воде. Эльфа инстинктивно прижалась к хэуру, тот выхватил из перевязи нож, взял его поудобнее, второй рукой вытащил из сумки меч.
— Не думаю, что нам светит что-то хорошее, но отказать себе в удовольствии уложить пару-тройку гарвов я не могу… — произнес он, загораживая собой эльфу.
Первые кони уже вошли в воду, когда к кромке воды вдруг выступил Ифли.
— Эй, малявка, ты куда?! — закричал ему Сигарт. — Давай щелкай и сваливай отсюда, пока цел!
Но сильф, видимо, был настроен иначе. Он гордо выпрямился во весь свой скромный рост и развернулся к гарвам.
— Давайте покружимся! — мечтательно произнес он. — Кружиться, кружиться!..
И, выхватив из-за пояса кнут, он стал размахивать им, словно дирижируя невидимым оркестром. На глазах у изумленных Моав и Сигарта гарвийские всадники остановились и, загадочным образом поднявшись над землей вместе с лошадьми, закрутились, словно подхваченные вихрем. «Вот тебе и кнутик!» — подумал Сигарт — он и сам бы не отказался от такого. Тем временем Ифли прыгал по берегу с радостным гиканьем, пока конец его кнута выписывал в воздухе немыслимые кренделя, а вместе с ним вертелись и черные кони. Наконец, особенно широко взмахнув рукой, он остановился и отвесил театральный поклон. Когда же он поднял глаза, то неожиданно скривился.
— Ой, фу!.. — брезгливо вскрикнул он, глядя на противоположный берег — там, где только что стояли грозные всадники, теперь было лишь месиво из коней, оружия и закутанных в темные плащи тел. — Надо ж было получше держаться!..
Оторвав взгляд от поверженных врагов, Сигарт с уважением посмотрел на сильфа.
— Хорошая работа… — только и смог произнести он.
Глава 4. Любовь или гордость?
Жизнь в Рас-Сильване шла по-прежнему. Каждый день собирался Круг песен, раз в четверть луны шествовали стройные веллары в храм Эллар. Вот только в замке стало непривычно тихо и тоскливо; казалось, просторные залы резко опустели без маленькой веллары, а их высокие потолки стали ниже и темнее. После того, как Моав исчезла в Лунных вратах, Лагд стал задумчивым и молчаливым. Он все реже появлялся за пределами замка, а в Круге песен и вовсе забыли, когда видели его в последний раз. Но не только он один изменился с уходом Моав — даже главный заводила вечерних посиделок, неугомонный Кравой, и тот теперь был нечастым гостем под вековым дубом. Вместо этого он много времени проводил на учениях с воинами краантль или на конюшне, ухаживая за своим любимым конем Шорохом: это было то немногое, что еще интересовало его. С тех пор, как на небе взошла Синяя луна, песни и смех умолкли для молодого жреца солнца — они только лишний раз напоминали о его потере. Что же касается его общения с Лагдом, то с того дня, как исчезла Моав, он так ни разу с ним толком и не поговорил: они иногда встречались, обсуждали какие-то малозначительные проблемы, упорно не касаясь при этом того, что волновало их обоих. Неожиданное решение, принятое маленькой эльфой, будто встало между двумя магами невидимой стеной, сделавшей их общение тягостным.