Перед свадьбой

— Реджиналд! Я так сказала — и точка.
Трапеза продолжалась в угрюмом молчании, терзавшем душу Райана. Три недели спустя в голосе матери появилась медоточивая сладость: отец принес домой два чека, потому что устроился на вторую работу…
И вот Райану одиннадцать лет.
— Райан! Райан! — Пронзительный голос матери перекрыл могучий грохот рок-н-ролла, несущегося из проигрывателя. Дверь со стуком распахнулась настежь.
— Ты почему не отзываешься? — спросила мать. — Ну да неважно. Мы с отцом уходим.
— Мама, я же еще не ужинал.
— А! — Мать притопнула ногой, явно раздраженная этим напоминанием о его нуждах. — В холодильнике остатки рыбы, поешь.
— Не люблю я рыбу.
— И это вся твоя благодарность? — Оборонительный гнев проступил на щеках матери ярко-красными пятнами, напрочь заглушив наложенные слоем румяна. — Во всем мире тысячи детей голодают, а ты недоволен хорошей пищей, которую покупает тебе отец?
Мать поддернула на плечах облезшее лисье боа, и Райан отвел взгляд, чтобы не смотреть в стеклянные глаза мертвой лисицы.
— Не хочешь рыбы, оставайся голодным. Я ухожу.
— Куда ты идешь? — спросил Райан, изо всех сил удерживая слезы, которые уже подступали к глазам.
— Миссис Роуленд пригласила нас на кофе, — горделиво сообщила мать. — Наконец-то мы с твоим отцом займем подобающее место в обществе.
Он подумал о стареньком дедушке, который владел лавчонкой на другом конце города, о дяде, который почти всю жизнь либо дрался, либо пил, либо то и другое вместе. Райан рассмеялся, и даже в его собственных ушах этот смех прозвучал на редкость презрительно и взросло.
— Райан, прекрати!..
И голос матери, холодно перечисляющий все его грехи, растворился в памяти…
— Райан Маклеод?
С колотящимся сердцем, ненавидя надежду, которая, как водится, умирает последней, четырнадцатилетний Райан через решетку смотрел на полицейского. Его задержали как соучастника — он стоял на стреме, а парни постарше грабили ювелирный магазин. За решеткой оказался он один. Парни сбежали, бросив Райана на произвол судьбы. Он сказал полицейским, что его родители на вечеринке на ранчо Роулендов. Может быть, хоть на этот раз…
— Родители придут за тобой завтра.
— Что, маменькин сыночек будет спать на твердой кроватке? — От гогота двоих грязных верзил, которые оказались в одной камере с Райаном, у него зазвенело в ушах. — Предоставь его нам, коп. Уж мы-то о нем позаботимся, верно, братишка?
— У нас нет свободных мест, так что придется тебе остаться в этой камере. Один из охранников постарается заглядывать к тебе почаще. Извини.
Жалость и сочувствие в глазах полицейского ужаснули Райана.
Той мучительной ночью, проведенной за решеткой, Райан окончательно потерял веру в бескорыстную любовь. Тогда же он плакал последний раз в жизни. Наследием этой ночи стала стойкая память о боли и страхе, которая и сейчас, двадцать с лишним лет спустя, все еще порой вырывала его из крепкого сна.
Отец забрал его под залог на следующий день в четыре часа пополудни. А утром Райан сбежал из дому. Он три года слонялся по южным штатам, путешествуя автостопом от Хьюстона до Майами. Везде, где ему случалось оказаться, он жил на улице, всякий раз находя компанию таких же, как он, слоняющихся подростков. Обычно это продолжалось до тех пор, пока главарь компании не начинал понимать, что врожденные способности и лидерские задатки пришельца угрожают его положению. Тогда Райану приходилось убираться восвояси.
В Майами ему повезло, когда он попытался вымогать деньги за защиту с одной богатой и влиятельной деловой женщины. Внешность и фигура Райана восхитили ее не меньше, чем ловкость, с какой он управлял шайкой уличных головорезов. В первый же день знакомства она сделала Райану предложение, а он был чересчур голоден, чтобы отказаться.
Следующие несколько лет эта женщина одевала и учила Райана, вовсю пользуясь его услугами. Будучи ее доверенным мальчиком на побегушках, Райан узнал досконально всю темную подноготную финансовых верхов. Он проникал туда, где ему быть вовсе не полагалось, видел и слышал такое, что участники этих дел предпочли бы скрыть. Молодость, внешность, прекрасные манеры и обаяние помогали Райану успешно добывать информацию, в которой нуждалась его покровительница.
Ему плевать было, если ее приказы обходили, а то и впрямую нарушали закон. Райан усвоил одно: выживание больше не зависит от того, что он владеет кулаками или ножом лучше, чем тип, который положил глаз на его пищу, одежду или тело. И выживание, и успех зависят теперь от совершенно других умений. Тех, которыми он овладел, работая на свою хозяйку.
Когда Райану исполнилось восемнадцать, женщина обнаружила, что обретенный опыт он использует для того, чтобы усилить свое влияние в ее организации, и выставила его за порог. Райан ушел без особого шума. Он уже истратил восемь из своих девяти жизней и начинал опасаться, что его везение иссякает. Райан уехал настолько далеко, насколько позволили наличные бывшей хозяйки, и полугодом позже обосновался в Ванкувере. Лишь трезвое знание собственных сил и решимость, помноженная на расчет, помогли ему подняться на вершину, которой он достиг.
От мелкого преступника до удачливого бизнесмена.
Сумеет ли он жить в ладу с самим собой, если не попытается устроить жизнь этой малышки счастливее, чем выдалась его собственная? Он понятия не имел, что такое растить ребенка, но можно ведь хотя бы попытаться.
— Согласен! — Райан резко повернулся от окна и оказался лицом к лицу с адвокатом.
— Прошу прощения?..
— Я приму опеку над дочерью Рона. Как, вы сказали, ее зовут?
— Даньелл.
— Даньелл, — повторил Райан. Мгновение он сидел молча, затем сильным толчком отодвинул кресло от стола и встал. — Привезите ее через три недели. Я скажу секретарше, чтобы за это время приготовили все…
— Извините, мистер Маклеод, но это невозможно.
— Невозможно? Что вы хотите этим сказать? Должно быть возможно. Мне нужно время, чтобы по-новому организовать свою жизнь. Скажите моей секретарше, где живет Даньелл, и Холли позаботится обо всем.
— Она за дверью. В вашей приемной.
— Разумеется, а где же ей еще быть? Там стоит ее стол. А теперь, если не возражаете… у меня чертовски много дел.
— Извините, я, кажется, не совсем ясно выразился. В приемной Даньелл.
— В приемной? Как, уже? — Райан рухнул в кресло и прикрыл ладонью глаза. — Черт побери, что же мне теперь делать?
Несколько минут Бекки позволила себе наслаждаться покоем Сиреневого дома, затем с усилием отлепилась от дощатой двери и, обогнув изящную винтовую лестницу, шагнула в арочный проем комнаты для игр.
— Ой, миссис Хансен! Что это с вами стряслось?
— Кошмарный вид, верно? — Бекки улыбнулась Энн, старшекласснице, которая присматривала за детьми. — Садилась в машину, и меня обрызгал грузовик.
Дети целиком погрузились в настольную игру, разложенную посреди старого ковра. Выцветший и потертый, этот персидский ковер, тем не менее, оставался самым уютным местечком на полу из твердой древесины. Пятилетний Никки, восседавший на коленях у Энн, помахал матери ручонкой. Сара, восьмилетняя дочь Бекки, пробормотала «Привет!», но головы не подняла.
— Надеюсь, мам, это случилось хотя бы после похода в банк? Вид у тебя ужасный. — Майк, в свои двенадцать уже старавшийся быть главой семьи, поднялся на колени и с волнением ожидал ответа.
— Да, уже после.
Никки принялся подпрыгивать на руках у Энн.
— Мамочка, а мы с Энн партнеры, и мы выигрываем!
— Замечательно. Вот твои деньги, Энн. — Бекки положила плату на стол.
— Спасибо, миссис Хансен. Я еще побуду, пока не доиграем, ладно?
Бекки глянула в окно, на дом Энн, стоявший на другой стороне улицы.
— А твоя мама не будет против?
— Ничуточки. Я ей позвоню.
— Я хочу принять душ. Пожалуйста, Майк, возьми в гараже старые полотенца и протри как следует салон машины.