Смертельный огонь

  
Warhammer 40000: Ересь Хоруса
   
Ник Кайм
 
Смертельный огонь
   
Действующие лица
 
Примархи
Сангвиний — Кровавый Ангел, правитель Империума Секундус
Робаут Жиллиман — Владыка Ультрамара, Мстящий Сын
Лев Эль'Джонсон — лорд-защитник Империума Секундус
Вулкан — Владыка Змиев [усопший]
Рогал Дорн — преторианец Императора
XVIII, Саламандры
Артелл Нумеон — погребальный капитан, бывший советник Вулкана
Ном Рай’тан — Глас Огня и хранитель ключей
Фест Вар’кир — капеллан-игниакс
Ушаманн — эпистолярий библиариума
Орн — Огненный Змий
Ран’д — Огненный Змий
Рек’ор Ксафен — сержант-пирокласт
Бадук — пирокласт
Кур’ак — пирокласт
Му’гарна — пирокласт
Задар — пирокласт
Барек Зитос — легионер-сержант
Абидеми — легионер
Дакар — легионер
Иген Гарго — легионер
Ферон — легионер
Кадир — легионер
Мур’ак — легионер
Унган — легионер
Ворко — легионер
Ксорн — легионер
Фар’кор Зонн — технодесантник
Коло Адиссиан — капитан «Харибды»
Арикк Гуллеро — лейтенант, старший помощник капитана
Лисса Эсенци — флаг-адъютант, рулевой
Цирцея — навигатор
XIII Легион, Ультрамарины
Тит Прейтон — магистр верховной центурии, библиарий
Валентий — легионер-сержант
Эонид Тиель — сержант, командир Отмеченных Красным
Вит Инвиглио — Отмеченный Красным
Брахей — Отмеченный Красным
Корвун — Отмеченный Красным
Друз — Отмеченный Красным
Финий — Отмеченный Красным
Гордианий — Отмеченный Красным
Лаэрт — Отмеченный Красным
Леарг — Отмеченный Красным
Невий — Отмеченный Красным
Петроний — Отмеченный Красным
Венатор — Отмеченный Красным
XVII Легион, Несущие Слово
Квор Галлек — Проповедник, бывший капеллан, темный апостол-магистр
Ксенут Сул — освободившийся
Дегат — мастер-сержант на борту «Монархии»
Бартуса Нарек — бывший вигилятор
XIV Легион, Гвардия Смерти
Малиг Лестигон — легионер-командор
Уктег — сержант
Рак — капитан «Савана жнеца»
Странствующие рыцари
Каспиан Хехт
  
Пророчество Одноглазого Короля
 
Над тобой нависает гора, окутанная траурными облаками. Скалы когтями впиваются в кроваво-красный свет на ее вершине. Небо истекает огнем, отзываясь на гнев горы. Она тревожится, страдает из-за ран, которые нанесли те, кто пытался разбить ее на куски. Она неистовствует, и невозможно взирать на нее без ужаса.
Тоска гнетет тебя, окутывает невесомым, как проклятие, саваном. Твои голые ноги покрылись волдырями и кровоточат, ибо немало лиг прошел ты по острым камням своего мира смерти.
Он не был к тебе милостив.
Но твой путь медленно подходит к концу, и финал приближается с каждым алым отпечатком, который ты оставляешь за собой.
Изрезанные скалы заслоняют солнце, но жар озлобленного светила все так же безжалостен, удушлив, губителен для всего живого, от которого он в конце концов оставит лишь пыльные скелеты.
Ты доходишь до подогреваемых адом холмов и начинаешь подниматься. Угли и горячий пепел обжигают ступни, хотя ты этого почти не чувствуешь.
Метр за метром; карабкаться тяжело, но усталости для тебя больше не существует. Твой разум — непрозрачный, темный омут, и ты знаешь, что никогда уже не вырвешься на поверхность. Тело будет подчиняться, как бы мучительно ни ныли конечности, ибо ты глух к их боли.
Ты поднимаешься с оцепенением и монотонностью ожившего трупа, ибо что ты, если не заключенное в плоть отчаяние, чьи усталые кости отзываются на последние всполохи воли?
С вершины доносится рокот, способный посоперничать с грохотом бушующих океанов, — громоподобный рев из глубин земли, эхом разносящийся над горами. Ты поднимаешь взгляд к пламени, расцветающему над головой, и вдруг замечаешь на склоне горы трещину.
Она дышит жаром и истекает кровью земли. Струи дыма манят твой разум, ослабленный и отравленный неизмеримым сыновним горем.
Недовольный гул горы наверху перерастает в вопль. Возможно, ее тоска резонирует с твоей? Возможно, вы неведомым образом оказались на одной эмпатической частоте, способной объединить плоть и камень в их скорби?
Огонь поднимается пылающей колонной, замарывая небо, солнце и звезды своей яростью.
Твое мертвое тело охватывает отчаяние, и ты спешишь к трещине, в которой находишь углубление, достаточно большое, чтобы тебя вместить.
И когда небеса начинают плакать огнем, ты опускаешься в гору, где тебя ждет убежище и смерть. Последнее свидетельство того, что ты существовал, скрывается за пирокластическим облаком, и от тебя остается только тень и память.
  
Часть первая
 
Неупокоенный
   
Глава 1
 
Сожженные подношения
 
Траорис, молниевые поля
В сером пепле лежало тело.
Трансчеловек, мужчина. Кожа черная как уголь, а у побитой брони — фестонные края, словно ее сделали из зеленой чешуи. Саламандра. В сантиметрах от руки — меч. Воин. Жертва судьбы, которая ждет большинство вступивших на этот путь, всего лишь один труп из многих. Его убила рана на груди с кулак размером, однако левый глаз тоже был сильно поврежден.
Но перед смертью он не тянулся к мечу. В руке было зажато что-то другое. Молот.
Небо вспыхнуло, покрывшись сеткой вен из жемчужного света.
Веко дернулось в ответ, но то было лишь сокращение мышц, последний сигнал от синапсов перед смертью мозга.
Еще одна вспышка. Молния ударила в землю совсем рядом.
Задрожал палец. Очередная судорога?
Третья вспышка и раскаты грома.
Он моргнул — этот труп, не бывший трупом, — и на сетчатке отпечаталась картина шторма, надвигающегося через пепельное поле. Второе веко, обожженное и скрывавшее пульсирующий от боли глаз, не открылось.
Сознание вернулось к нему, время и пространство восстановились. В голове вновь побежали мысли. Больно. Как же больно…
Сухое, безоблачное небо Траориса пересекла молния.
Нумеон моргнул еще раз, когда молния дико изогнулась, распалась на несколько артерий и разорвала тьму яростными всполохами. Раздвоенные разряды вонзились в землю, как брошенные копья, на этот раз едва не попав в Нумеона.
Смерть стала бы благословением. Но не из-за боли от ран, а из-за мук поражения.
— Вулкан… — раздался хрип из пересохшего горла.
Нет, не Вулкан. Это был Эреб, а его агент сбежал с фульгуритом. Шпион Грамматикус. Лжец. Предатель.
Еще одна молния ударила рядом, и Нумеон поморщился. С тех пор как он очнулся, это уже пятая. Шторм приближался с каждым убийственным разрядом. Ему совсем не хотелось знать, что будет, если он останется тут до появления шестого или седьмого.
Двигаться было тяжело. Он лежал в луже пролитой крови, которая все росла, и даже его улучшенный организм не мог остановить кровотечение.
Император сделал космодесантников крепкими, но бессмертными они не были. И примархи тоже, как теперь знали некоторые несчастные сыны.
Но слухи о смерти своего отца Нумеон опровергнет. Если доживет.
Кости реберного каркаса были переломаны, а внутренние органы повреждены. Он давился кровью и дышал ей, а не воздухом. За это следовало благодарить болт-пистолет Эреба. И, даже будучи слепым на один глаз и не видя свою броню, он знал, что она сейчас скорее артериально-красная, чем змеино-зеленая. Раны и приближающийся паралич вели к очевидному выводу.