Счастливчик Леонард
– А что тогда «при чем»?
– При чем – вот эта штука. – С этими словами я вынул из кармана и положил на стол небольшой круглый предмет, который тут же пошел по рукам.
– Самая настоящая, не подделка, – изучив его, уверенно кивнул Головешка. – Кстати, выглядит как новая.
– В кузнице их около дюжины валяется, – небрежно заявил я. – Можно сказать, кузнецы спотыкаются о них.
Относительно «дюжины» приврал – только две их и видел. К тому же как можно споткнуться о такую мелкую вещь? А сказал я так, чтобы привлечь внимание Клер, которая, как мне показалось, слишком часто поглядывает в окно. Уж не Талка ли она пытается там высмотреть?
«Да и вообще, стемнеет скоро», – с этой мыслью я подошел к окну и решительно задернул на нем занавеску:
– Не люблю, когда снаружи пялятся.
Блез понятливо кивнул: вечереет, в доме пора зажигать светильник, а сидеть у окна, когда тебя будут видеть все, а ты – никого, не стоит. Пусть и нет у нас здесь врагов, но береженого боги берегут. Головешка протянул руку, поправил занавеску, чтобы даже щелочки не осталось. И лишь Клер, посмотрев на меня так, будто прочла мои мысли, скорчила гримаску. Но промолчала. Вернее, сказала, но совсем другое:
– И чего в ней такого особенного? Пуговица да пуговица.
Ну вот, зря старался. Хотя чего тут не ясного? Клер с нами недолго и потому многого еще не знает.
– Что на ней изображено? – спросил у девушки Блез.
– Клевер с четырьмя листиками, – ответила она. – И еще какие-то буковки. Мелкие, пусть их лучше Лео прочтет. У него глаз острый – все перья на орлиной попе даже высоко в небе может пересчитать.
Я поморщился: не на попе, а на крыле. И читать мне нужды нет, ибо и без того точно знаю, что на ней написано: «Террис террас». По поводу того, что это значит, существует множество разногласий, но самое распространенное мнение: «Возвышай возвышенное».
– И еще она какая-то тяжеленькая. Как будто не одну держу, а целую пригоршню.
– Вот! – со значением поднял я палец. – Тед, и все же проверь ее на всякий случай.
Головешка взял пуговицу из рук Клер, подбросил ее на ладони и хотел уж было закинуть в жбан с пивом, когда передумал. И правильно сделал: пуговица в стольких руках успела побывать… Да и подобрал я ее на полу. Меж тем Головешка допил свое пиво, освобождая глиняную кружку, наполнил ее водой, поставив на стол перед Клер. После чего вложил пуговицу девушке в ладонь и сказал:
– Бросай ее туда.
Клер кинула пуговицу в кружку и озадаченно обвела взглядом всех находящихся за столом: пуговица, которая должна была утонуть, спокойненько себе плавала на поверхности.
– Попробуй ее утопи, – посоветовал Блез.
Деталь одежды, несмотря на свой вес, тонуть упрямо не хотела.
– А почему она не тонет?
– Потому что тонко чувствует натуру человека, – с самым серьезным видом начал объяснять я. – Недаром же она осталась от Прежних. Ты вредная, и она стала такой же, потому и тонуть не желает, хотя ей положено.
– Тогда сам попробуй: ты нисколько не лучше, – заявила девушка, передавая пуговицу мне.
Я лишь пожал плечами. Булькнув, пуговица скрылась под водой. Достав ее, протянул Клер:
– Теперь снова ты.
Не надо и говорить, что пуговица опять не пожелала тонуть.
«Это тебе и за Талка, и за орлиную задницу», – подумал я, незаметно пряча в карман мокрую монету, пока Клер не заметила подвох.
Самым забавным была не растерянность Клер, а широко открытый от удивления рот Головешки. Уж он-то точно знал, что такого быть не должно. Блез, единственный, кто понял, в чем соль, глядя на него, едва сдерживал смех.
– Как же так?! – Глаза у Клер подозрительно повлажнели.
Ну да: с Прежними шутки плохи.
– Как же так?! – вслед за ней повторил ошеломленный Головешка.
Молчал лишь Блез, который при взгляде на Теда кусал ус пшеничного цвета, пытаясь не рассмеяться.
Я взглянул на Клер, чьи глаза уже были полны слез, и вдруг мне так ее стало жалко! Ни за что бы не подумал, что совсем, казалось бы, невинная шутка вызовет у нее такую реакцию. А еще я размышлял о том, что даже самые сильные и независимые женщины лгут всем окружающим, и в первую очередь самим себе, что прекрасно могут обойтись без того самого крепкого мужского плеча. Не могут. И потому я его подставил. Вернее, придвинулся к ней поближе и приобнял. Хотел еще поцеловать ее куда-нибудь в щеку, а лучше в губы, но заопасался. Тем более Блез с Головешкой рядом.
– Клер, это была шутка. – И я показал на ладони уже высохшую медную монету. – Просто ты кидала в воду пуговицу, а я – ее.
Ничего сложного: и размером они примерно одинаковы, и диаметром, и цветом, а в доме, в котором царит полумрак, невозможно разглядеть на дне кружки, что именно там лежит. Оставалось только вовремя их менять.
– Слышала про схиллартов? – торопливо начал я, видя, что Клер собирается что-то сказать.
А когда она неопределенно пожала плечами, продолжил:
– У Прежних был культ бога Схиллара, а схилларты – его жрецы. Может, и не самый распространенный культ, но отличался тем, что схилларты ну очень любили золото! И если найти неразграбленный храм, можно разбогатеть в одночасье. Представляешь, сегодня мы каждый медный грош считаем, а уже завтра ты сможешь позволить себе все что угодно! Ты купишь себе любые платья или украшения… да все что только душа пожелает! А если захочешь – даже поедешь в Занзер, где все мужчины правильные.
Поездка в Занзер – удовольствие дорогое: он находится за семью морями.
– Так вот, четырехлистный клевер – знак схиллартов, и они лепили его повсюду. Но лишь они, больше никто; понимаешь, в чем дело? И если нашлась пуговица с его изображением – вполне возможно, рядом находится храм. А сколько сокровищ в нем должно быть!.. Вон у того же Теда спроси, ему однажды уже такой храм попадался.
«Если бы еще за деньги можно было купить и мозги… – цинично подумал я. – Головешка тогда такие деньжищи профукал, купец будущий!»
– Тед, подтверди! – окликнул я Головешку. И через некоторое время, потому что он молчал, повторил: – Теодор!
– Лео, они вышли сразу же, как только ты меня лапать начал. Зрение у тебя чудесное, но слух – так себе, – отодвинулась Клер, у которой подозрительно быстро высохли глаза.
«Сейчас начнется!» – грустно подумал я и тут же услышал:
– Кстати, ты эту пуговицу в кузнице случайно не спер?
Нет, не спер. Сам Алекс по моей просьбе мне ее и отдал.
– Бесполезная вещица, – сказал он. – Хотели из нее шестеренку сделать для механического человечка, но металл в ней такой, что даже раскаленным обработке не поддается. А стоит только его перегреть, и вместо того, чтобы расплавиться, рассыпается в порошок.
– А где же вы их нашли? – поинтересовался я.
– Мальчишки откуда-то с гор принесли. Думали, ценность – металл все-таки.
Правда, и рассказывать Алексу о происхождении пуговицы я ничего не стал. То, что она осталась от Прежних, кузнец и сам видел, ну а если не знает предысторию – кто же виноват? Тут все по-честному: каждый должен заниматься тем, что умеет. Узнают Алекс с отцом подробности – и бросятся в горы на поиск сокровищ. И найти ничего не найдут, и деревня без кузницы останется. Потому что найти развалины храма, спрятанные где-нибудь под землей или под обломками скал – это как по цвету раскаленного металла определить его температуру с точностью до градуса. Мне такое и в голову не придет, так пусть и кузнецы своим делом занимаются.
Со времен Прежних мир весьма изменился. Например, на месте пустыни, той, где мы едва не умерли от жажды, или по крайней мере не сошли с ума от жары, когда-то плескалось море.
В нем огромными косяками ходили серебристые рыбки, резвились игривые дельфины, по дну ползали всяческие крабы и каракатицы, а теперь что? Прибежище для всяких гадов, чей укус сразу же отправит на тот свет. Утверждают, что даже континенты на части разваливались во время постигшего их катаклизма. Что же они там такого натворили, эти Прежние, если практически полностью вымерли? Хорошо хоть не до последнего, иначе не было бы ни меня, ни Головешки, ни Блеза, ни Клер – вообще никого.