Нежное сердце
Цезарь не знал, то ли ему рассмеяться — а смеялся он не так уж часто, — то ли сделать так, как она предложила, и вызвать Родни. Но не для того, чтобы пристрелить ее. Пусть проводит девушку в коттедж.
— Вы серьезно полагаете, что Родни пристрелит вас, потому что вы съели мой шоколадный мусс?
Лицо Грейс скривилось.
— Я уверена, он сделает все, что бы вы ни приказали, и не задаст ни одного вопроса.
Цезарь постарался скрыть удивление:
— Мне казалось, что хладнокровное убийство — это преступление.
— Любое убийство — преступление, — поправила его Грейс. — Но с той службой безопасности, которая у вас имеется, я сомневаюсь, что удастся найти мое тело, если вы решите спрятать его где-нибудь в лесочке за поместьем.
Цезарь не сомневался, что более странную беседу ему еще не приходилось вести. Странную, но одновременно занимательную, так как невозможно было догадаться, что мисс Грейс Блейк скажет в следующий момент.
— Вы говорили о том, как чувствовали себя, пока не начали есть мой мусс, — напомнил Цезарь и подошел ближе.
Единственная включенная лампа осветила его.
Грейс потеряла дар речи, увидев, по выражению Бет, Цезаря Наварро «во плоти». Боже милостивый, да ведь он… Единственное слово, которое шло ей на ум в этот момент, было «потрясающий».
Он был по крайней мере на фут выше Грейс, его длинные темные волосы были слегка взъерошены. У него были темные блестящие глаза в обрамлении самых длинных и густых ресниц, когда-либо виденных Грейс — как у мужчин, так и у женщин. Девушка с восхищением разглядывала высокие скулы, тонкий аристократичный нос и полные чувственные губы, выделяющиеся на крепком мужском подбородке.
Но самым большим удивлением для Грейс стала одежда мистера Наварро.
На фотографии, которую она видела, он был в элегантном — несомненно, дорогом — темном костюме с белой сорочкой и замысловато завязанным серебристым галстуком. Сейчас на нем была черная рубашка без рукавов, которая обтягивала мускулистую грудь и плоский, без малейших признаков рыхлости живот, и серые брюки, державшиеся на бедрах. На ногах у него ничего не было.
Он был одет очень просто, словно собирался спать или идти в гимнастический зал, который Грейс обнаружила сегодня утром в восточном крыле главного дома. Но он не вспотел. Означает ли это, что он был в кровати один?
Больше рассуждать о возможных причинах она не могла. Его появление в кухне, казалось, уничтожило весь запас имеющегося там кислорода. Грейс стало тяжело дышать. Тело Цезаря Наварро было таким мускулистым, что он легко мог соперничать со своими телохранителями и, вполне вероятно, даже победить их.
— Какая потеря, — услышала Грейс свой шепот и заморгала, сообразив, что она размышляет вслух.
Что бы она ни думала о Цезаре Наварро и Рафаэле, объявлять об этом было вовсе не обязательно. В подобных обстоятельствах ей вообще надлежало молчать.
— Мисс Блейк! — нетерпеливо окликнул ее Цезарь.
— Ничего, абсолютно ничего. — Грейс тряхнула головой. — Что я чувствовала до того, как начала есть шоколадный мусс? — отчаянно повторила она, заметив, как сузились его темные глаза. — Скучала по дому, если хотите знать. И чувствовала себя одинокой. А шоколад обладает способностью несколько преображать мир. Вы так не считаете? Нет, конечно же вы так не считаете. Ведь вы не едите сладкое. Почему, кстати? — Она вопросительно взглянула на него и пожалела, что подняла голову, так как в ее напряженном позвоночнике что-то затрещало.
«Я слишком много болтаю», — спохватилась девушка. Не начинается ли у нее самая настоящая истерика? К сожалению, эта мысль ее не остановила. Слова лились как ручей.
— Конечно же не потому, что вы боитесь пары лишних килограммов, — продолжала она.
«Да уж, — признал Цезарь, — с этой девушкой никогда не угадаешь, чего от нее ждать в следующую минуту». Но не объяснять же ей, что он отказался от десерта просто потому, что не любит сладости.
— Может, вы выпили и моего вина сегодня вечером, чтобы избавиться от ощущения одиночества?
— Нет, конечно! — Грейс возмутило подобное предположение. — Я пью редко и никогда на работе.
— Рад это слышать, — бросил Цезарь.
Грейс снова заморгала, явно не уверенная в том, была ирония в его словах или нет.
— Я просто немного устала, вот и все.
И на взводе, решил Цезарь. Он выпрямился:
— В таком случае будет лучше, если мы продолжим наш разговор завтра утром.
Глаза цвета моря расширились от изумления.
— А я еще буду здесь утром?
— Вы имеете в виду, не будете ли вы закопаны где-нибудь в лесочке за поместьем? — мягко поинтересовался Цезарь.
Ее белые щеки снова окрасились румянцем.
— Признаю, я немного переборщила.
Он поднял брови:
— Немного?
— Но ведь для чего-то вы наняли всех этих секьюрити. Наверняка чтобы охранять вас, если в этом возникнет необходимость.
Цезарь поджал губы:
— Так и есть. Однако я не прошу их стрелять в излишне откровенных поваров-экономок, даже тех, которые работают у меня временно.
— Понимаю. — Грейс опустила глаза.
— Вы, случайно, не подразумеваете, что мне может понадобиться защита от вас?
От его вкрадчивого голоса в ее голове — только этого не хватало! — вспыхнули картины: она проводит пальцами по его широкой мускулистой груди, ерошит его темные волосы, притягивает его голову к себе и целует…
О боже милостивый!
Должно быть, она чувствует себя даже более одинокой, чем ей казалось, если мечтает о поцелуях Цезаря Наварро. Нашла о чем мечтать! Ведь они только что познакомились, и это знакомство явно было не в ее пользу.
У Грейс были бойфренды, но никогда ни с одним из них дело не доходило до серьезных отношений. И никогда еще она не хотела поцеловать мужчину через пять минут после знакомства.
И она никогда не хотела поцеловать босса. Да и к чему об этом мечтать сейчас, если очевидно, что Цезарь предпочитает мужчин?
— Нет, конечно нет! — поспешила сказать Грейс. — Вы правы. Наверное, лучше закончить наш разговор завтра.
Цезарь несколько томительных секунд смотрел на нее своими темными глазами, затем медленно кивнул.
— Я позвоню Родни, чтобы он проводил вас до коттеджа, а не избавился от вас, как вы предположили, — отрывисто произнес он.
Грейс вздохнула с облегчением:
— Я вполне способна добраться до коттеджа без сопровождения.
Цезарь нахмурился:
— Уже поздно, а на улице темно.
Она криво улыбнулась:
— Здесь столько охранников на квадратный метр, что едва ли я смогу встретиться с кем-нибудь, кроме них.
Его глаза сузились.
— Вам почему-то не нравятся люди из моей службы безопасности.
— Нет, но я удивлена, что их так много.
— Я не привык объяснять свои поступки кому бы то ни было.
— Тем более временным сотрудникам, — согласилась Грейс. — Но от количества установленных здесь видеокамер у меня по спине бегают мурашки. — Она указала взглядом на одну из них в углу кухни, поблескивающую красным огоньком. — Вы, я надеюсь, понимаете, что кто-то в цокольном этаже видит все, что здесь происходит?
— А что здесь происходит? — вопросом на вопрос ответил Цезарь и пожал плечами. — К тому же они не могут слышать наш разговор.
— Что, наверное, к лучшему, — подхватила Грейс. — Я в панике, кажется, такого тут наговорила… И вежливыми мои слова не назовешь.
Да уж, вежливостью в ее разговоре даже не пахло. Но как бы то ни было, Цезарь нашел ее слова странно… освежающими, что ли. За много лет он привык, что его пожелания и требования немедленно удовлетворяются. Грейс Блейк, похоже, не упустит случая высказать что-нибудь свое. Или сделать.
Доказательство этого находилось на середине кухонного стола. Ваза, в которой стояли розовые лилии. Та самая, которую Цезарь велел убрать, приехав сюда.
Заметив, что взгляд мистера Наварро остановился на цветах, Грейс поспешила заявить:
— Мне было жалко их выкидывать.
Его подбородок напрягся.