Где-то поодаль от мира (СИ)
— Так, ссыльные! У вас есть выбор — или плывете до берега сами, или нанимаете лодку. Точнее, место в ней. От берега идут три яла, за пятерку здешних кредитов они вас перевезут до пристани в поселке. Дальше вы сами, как вам повезет. Решайте.
Но после того, как отвалит от трапа крайний ял, все оставшиеся на борту ссыльные будут просто сброшены за борт. Живые или мертвые — это им решать. Думайте, но недолго. Вон, шлюпки уже идут, будут у борта через пять минут.
Я оглянулся. На самом деле, на речной глади три шлюпки, размеренно сверкающие мокрыми лопастями весел. Хорошо идут, ходко, ровно, умело, почти как на Лондонской регате. И поселок на берегу видать. Дома, пристань, дымки над домами. Дымы, мать! Одуреть, каменный век! Над шлюпками, кстати, кружатся чайки и бакланы, похоже, за рыбаков приняли.
— Послушайте, но пять кредов — это очень много! Здесь зарплата средняя тридцать-сорок кредитов, а здесь до берега километр, наверное! — это в начале нашего строя, один из первых номеров, невысокий пухлый мужик выступил.
— Не хочешь — плыви. Но учти, вода за бортом двенадцать градусов, и тут щукой или сомом больше пяти метров длиной никого не удивишь. Не хочешь покончить жизнь особо извращенным способом — плати деньги перевозчикам, — из парных громкоговорителей рявкнул все тот же голос. — Сейчас аккуратно доставайте по пятерке, и готовьте. На лодки вас без предварительной оплаты не возьмут.
Я плавно, аккуратно достал из кармана штанов отложные на расходы деньги, взял пятерку, и спрятал оставшиеся деньги обратно. Остальные мужики тоже доставали деньги, стараясь резко не дергаться, потому что автоматчики кинули автоматы к плечу, да и стволы пулеметов неприятно шевелились, выглядывая и высматривая.
Постепенно все успокоилось, тем более что ссыльные, стояли чуть дыша. Одного расстрелянного в камере вполне хватило в качестве наглядной агитации. В коридоре на полу до сих пор не замытые следы волочения, причем четко видно, что кровавых дорожек две. Одна перекрывает другую, на трапе, на балясинах, тоже кровь. И так до левого борта, где все прерывается, видимо, выбросили и все похороны.
Стволы башенок шевельнулись, сами башни, скрежетнув, повернулись в сторону подходящих шлюпок. Похоже, здесь никому не верят. Впрочем, их вполне можно понять, если тут все такие как я — то такой кораблик просто полон ништяков всевозможных, от автоматов до простой стали. И кстати, я об этом как-то сразу не подумал. Тут все, точнее, большинство — такие, как я. Ну, может не такие как я, я-то мстил за любимую, но то, что тут народ такой, что за косой взгляд грохнуть может — это точно.
По ссыльным, парням наверху, по кораблю и реке прошелся резкий порыв ветра, рванув шинели, сдув с очкарика шляпу, на которую наступил здоровенный мужичина в начале строя. Подняв сплющенный в лепешку головной убор, он небрежно бросил его в сторону ботаника. Тот дернулся было в сторону своей шляпы, но остановился, и опасливо поглядел на надстройку. Один из автоматчиков разрешающе качнул стволом, и ботан поднял ее, попытался выпрямить. Впрочем, это ему уже не удалось, видок у шляпы был испорчен напрочь, как будто корова прожевала.
И насчет вида. Потрясающе красивый вид, обалденный. Шировая, ярко-синяя речная гладь, невысокие холмы вдоль левого берега, крутые обрывы вдоль правого, черно-красные. Только поселок в небольшой котловине, видимо, речка там какая-то впадает. Сплошь леса, и по правому берегу, и по левому. Где темно-зеленые, видимо ели или сосны, отсюда не разобрать, а где ярко желтые или кроваво-красные, похоже, осины или клены. Красиво, бляха муха. И воздух потрясающ, свеж, вкусен, можно сказать.
Около борта вскипела вода, натуральным образом. Довольно большие, саблевидные, похожие на чехонь рыбины гоняли рыбью мелочь.
— На шлюпках — табань! — рявкнули громкоговорители корабля. Те остановились, задрав весла. — К кораблю по одной, вторая начинает движение после того, как предыдущая отойдет от нас на сотню метров. Первая пошла!
Самая ближняя к нам лодка снова пошла к кораблю, а оставшиеся умело развернулись против течения, и начали аккуратно подгребать, чтобы их не сносило. Умело действуют, кстати, сразу видно, что далеко не первый раз вместе на веслах. Я помню, как мы в учебке на нашей корабельной ходили, пока приспособились — сто потов сошло.
Первая шлюпка подошла и пришвартовалась к площадке сходен, спущенных с левого борта корабля.
— Первые десять ссыльных — пошли! — снова рявкнули ретрансляторы. — Не спите, а то замерзнете!
Учитывая, что я находился в третьем, неполном десятке, мне пришлось грузиться в третью шлюпку. В принципе, ничего сложного, но во втором десятке один чудик умудрился утопить ружье при посадке в шлюпку, а так, в принципе, никаких осложнений особо и не было.
Шлюпки оказались достаточно большими ялами, с широкими банками-скамьми, способными вместить в себя человек по двадцать, не меньше. Основательные, добротные, хорошо просмоленные и ухоженные, ялы были рассчитаны на пять пар гребцов, и примерно на столько же пассажиров. Но сейчас гребцов было четверо, две пары на двух кормовых банках. И четверо же мужиков, вооруженных короткими двустволками. Плюс на румпеле сидел еще один мужик, который собирал деньги за проезд.
Гребцы оттолкнулись от площадки сходен, вставили весла в уключины, и под команду рулевого, размеренно повели шлюпку к берегу. Первые шлюпки были уже в значительном отдаленни, точнее, именно первая уже подходила к берегу.
— Удачи, ссыльные! — на прощание рявкнул матюгальник корабля, он коротко гуднул, подняв огромную стаю чаек с нескольких небольших островов, и с лязгом начал выбирать якорную цепь. А потом, взбив за кормой хороший бурун, шустро пошел вверх по реке.
— Кому удача, а кому хер на сдачу, — один из вооруженных мужиков зло сплюнул за борт.
— Не плюй за борт! В следующий раз сам туда отправишься. Остудиться! — прорычал рулевой. Как я заметил, уходящий ладный кораблик не вселил в души этих людей радости, скорее — ярость и бессилие. Впрочем, откуда я знаю, как я стану реагировать на такие вещи хотя бы через полгода, если, конечно, доживу.
— Оружие собрать можно? — поинтересовался один из пассажиров, седой, сухой мужик лет под полтинник или слегка за него.
— На берегу, как только сойдешь с яла, можешь собирать и заряжать, — ответил рулевой, глядя вперед, на приближающийся причал.
А я разглядывал исподтишка здешних старожилов. И заметил одну интересную особенность — если шляпы через одного, примерно такие же, как и у нас, то вот шинелей именно таких нет. Есть перешитые из них бушлаты, есть добротные куртки, рулевой вообще во что-то вроде длинного пиджака одет, вспомнил, сюртук называется. Плюс еще рубаха-косоворотка из плотной синей ткани, жилетка серая, надо же, даже цепочка от часов через живот, из кармана в карман жилетки протянута. В начищенные до блеска собранные в гармошку сапоги штаны заправил. Купчина, прямо таки. Даже вместо широкополой шляпы котелок нацепил, реконструктор херов. Только добротный кожаный ремень с кобурой, из которой рукоять револьвера выглядывает, из канонического образа выбивается. Хотя, в той же Сибири купцы в девятнадцатом веке так и караваны водили, и на Диком Западе такой наряд никого бы не удивил.
Шлюпка аккуратно подошла к берегу, парни на веслах вовремя поставили их торчком, чтобы не повредить об причал, и лодка еле ткнулась в пеньковые кранцы на свободном участке. Тут же с борта в четыре руки гребцы ухватились за выступающий торец пирса, а рулевой умело перескочил на берег, сначала быстро привязав лодку за кормовой кнехт, а потом и за носовой.
— Все, приехали. Вон там вас шериф ждет, растолкует что да как в нашем поселке делается, — купчина повел подбородком в сторону второй партии новичков, сейчас стоящих возле какого-то щита, вроде как с объявлениями, и высокого сухопарого мужика, держащего винтовку на сгибе руки. — И это. Не шутите здесь, адвокатов здесь нет. Топайте давайте, нечего на пирсе торчать, нам своих хлопот хватает.