Побег (СИ)

Долго ждать не пришлось, вскоре в дверь постучали. Девушка с тяжелым сердцем пошла открывать затвор. Бартон вошел в дом, но дверь не закрыл:
– Где Дэрин и Милли?
– Пошли спать.
– Хорошо. Иди за мной.
Кэйтлин повиновалась и медленно пошла за мужем. Нет смысла просить пощады, он поступит так, как решил, а у него было достаточно времени подумать, как наказать её. Знакомый путь привел к бане, и она покорно вошла, глянув на лавку – место ее прошлого наказания. Муж зажег свечу и отошел к печи, он медленно потянулся к поясу и снял с себя кожаный ремень. Сердце Кэйтлин ухнуло вниз – это будет больнее, чем розги, намного больнее.
– Ложись на скамью, – тихо велел он.
Кэйтлин не двинулась с места, мужчина обернулся:
– Что, в этот раз смирения не будет?
– Я хочу объяснить.
– Объяснить? Все только и делают, что объясняют: мужчина, который хотел тебя увезти, эти плачущие девчонки, что лепетали всю дорогу, их семьи. Все объясняют мне и просят не наказывать тебя. Но никто не  объясняет мне, почему ты в очередной раз меня не послушала. Ты хочешь объяснить это? 
–  Я должна была их спасти.
– Благородно. И за это я не буду наказывать тебя. Я не стану наказывать за то, что ты оказалась в руках другого мужчины, не стану наказывать, что из-за этого мне чуть не пришлось его убить. Это я оставлю. Я накажу тебя лишь за то, что ты снова не послушалась меня. Ослушалась моего слова. Похоже, первый урок ничему тебя не научил. 
Кэйтлин ощетинилась:
– Ты можешь забить меня хоть до смерти, но и в следующий раз я поступлю точно так же!
Бартон сжал кулаки и шагнул к ней, ярость полыхнула на его лице:
– Так же? Ты хочешь сказать, что, что бы я не делал, ты не станешь меня слушаться? Будешь так же пренебрегать моими словами? 
– Если я могу помочь кому-то, я помогу!
– Помочь? А кто поможет тебе? Кто?! Что-то я не вижу толпы добровольцев?! 
Кэйтлин сжала кулаки, усмиряя раздражение:
– Хочешь наказать, наказывай, и дело с концом.
Она подошла к лаве и уже собиралась лечь, когда мужские руки схватили её. Бартон удержал девушку за плечи и с силой сжал: 
– Ты будешь слушаться меня. Будешь! Потому что я твой муж! Потому что иначе не может быть! Я в ответе за тебя и твою жизнь, ты слышишь?! Ты будешь подчиняться, иначе все это не имеет смысла, иначе мне проще задушить тебя своими собственными руками, так как ты все равно погибнешь из-за своего упрямства и глупой храбрости! Ты слышишь?! 
– Я слышу. Ты так громко кричишь, что слышит вся стая.
Бартон внимательнее вгляделся в лицо жены, усмиряя гнев, бушующий в нем:
– Тогда обещай мне, что больше не будешь рисковать собой. Что будешь слушать, что я тебе говорю, слушать и делать.
Кэйтлин затаила дыхание, смотря в глаза мужа:
– И ты поверишь моему обещанию? Найдешь в себе силы?
– Я попробую их найти.
Девушка опустила глаза. Как бы было хорошо, если бы она могла дать такое обещание, а потом сдержать его. Но была маленькая загвоздка, она готовила побег, а значит, нарушит свое слово, если даст. Бартон ждал ответа, а Кейтлин вела спор со своей совестью. Все это ради него, в очередной раз напомнила она себе и подняла глаза:
– Я постараюсь, – нашла она компромисс.
Похоже, он не очень устроил Бартона, но мужчина кивнул, довольствуясь малым. Он отступил и положил ремень на лавку. Кейтлин спросила:
– Наказания не будет? 
– Какой смысл мучить нас обоих, тебя болью, меня – тем, что приходится её причинять, если это все равно не приводит к ожидаемому результату, – он вздохнул и провел рукой по волосам.
– Мне обработать твои раны? – спросила Кэйтлин, замечая большой синяк на его руке.
Бартон посмотрел на неё:
– Там нет ничего страшного, – он молчал пару секунд, а потом притянул жену к себе и обнял: – Ты испугалась?
Сам Бартон только сейчас, держа её в своих объятиях, смог подавить своё беспокойство. Он до сих пор помнил то чувство, что вскипело в нем, когда он увидел Кэйтлин около чужого мужчины. В её глазах был испуг, они искали его в толпе, а найдя, она, кажется, испугалась еще больше. Гнев и ярость загорелась в нем, а еще то чувство, которое не красило мужчину. Страх. Он испугался за неё, за то, что может её потерять. Она была такой беззащитной там, в кругу незнакомых мужчин, такой юной, такой красивой и такой родной. А потом её глаза стали молить о пощаде к человеку, которого он намеревался убить. И Бартон уступил и сам не мог понять почему: то ли он не желал выглядеть в её глазах кровавым убийцей, то ли просто потому, что она просила об этом. Как за такое короткое время она стала всем для него?    
Бартон крепче обнял жену, и Кэйтлин, вдохнув аромат его кожи, наконец расслабилась, слезы полились из глаз:
– Я испугалась, что ты убьешь его. Не хотела, чтобы ты пролил кровь из-за меня.
– Я готов на многое ради тебя, – тихо сказал Бартон. – Он не успел сделать ничего плохого? – спросил муж, обхватывая ладонями её лицо.
– Нет. Он был предельно вежлив, – пошутила Кэйтлин, а муж смахнул её слезы.
– Хватит о нем! А то я передумаю и доведу начатое до конца. Меня до сих пор мучает ярость, как представлю его руки на твоей коже. Но главное – ты в порядке.
– Поцелуй меня, – вдруг попросила Кэйтлин и сама удивилась, что сказала это. 
Бартон медленно наклонился к ней и выполнил просьбу. Его губы нежно ласкали и успокаивали, но стоило Кэйтлин ответить на поцелуй, как он сразу из нежно-успокающего превратился в страстный. И жена приняла страсть мужа с радостью и нетерпением, освобождаясь от напряжения дня. Он быстро подхватил её на руки и вместе с ней сел на скамью. Кэйтлин обхватила его голову руками, углубляя поцелуй. Бартон тоже не остался бездейственным, он приподнял Кэйтлин и задрал её платье до талии, лаская обнаженную кожу бедер и ягодиц. Мужчина загорелся сверх меры, и вскоре Кэйтлин пылала с такой же силой, как и муж. А когда он в очередной раз приподнял её, и она ощутила его мужественность у себя внутри, огонь запылал во всем теле. Пара мощных толчков – и крик застрял у неё в горле, девушка начала задыхаться от невозможности вздохнуть, а все тело неистово билось в волнах наслаждения. Бартон с тихим рыком присоединился к её освобождению. 
Когда волны экстаза стали спадать, Кэйтлин навалилась на мужа, упираясь лбом в его плечо. Бартон сильнее сжал объятия, поддерживая жену за талию. Так они и сидели, не говоря ни слова, и только сбитое дыхание и стук сердец прерывал тишину. 
– Ты приятно пахнешь, – наконец сказал мужчина и потерся носом о её шею.
Кэйтлин стало щекотно от его невинной ласки, и она повела плечом: 
– Ты тоже.
Муж подхватил её за талию и, приподняв, усадил на свои колени боком, чтобы ей стало удобнее. Кэйтлин одернула платье, а Бартон улыбнулся:
– Моя милая скромница.
– Учитывая то, чем я занималась минутой раньше, вряд ли мне подходит это прозвище.
Бартон улыбнулся и поцеловал девушку в губы, поворачивая лицо к себе:
– Называть  тебя по-другому: моя милая развратница?
Кэйтлин поморщилась:
– Нет, так мне не нравится. Лучше буду скромницей, пусть и не заслуженно.
Бартон рассмеялся и погладил жену по спине:
– Лучше будь такой какая есть, только чуть послушнее.
Кэйтлин грустно улыбнулась:
– Пора идти домой, ты, наверное, голодный.
– Да, очень, –- протянул Бартон и прикусил мочку девичьего уха: – накормишь?
Похоже, они говорили о разном голоде, и вскоре Бартон объяснил жене, а точнее показал, какой он имеет в виду. Кэйтлин была совсем не против.  
Глава 13.
За сутки до полнолуния в стае всегда устраивали большой праздник. На дневной ярмарке можно было приобрести разнообразные вещи: яркие ткани местной выделки, блестящие украшения из ракушек и жемчуга, расписную глиняную посуду, резную мебель из лучших пород дерева – в общем все, что угодно, от боевых щитов и мечей до детских свистелок и сладостей из меда и орехов. Женщины выставляли на всеобщее обозрение свое рукоделие и угощали всех разнообразными блюдами. Мужчины могли посоревноваться в меткости, силе и скорости, а некоторые даже в силе своей смекалки. К вечеру разжигалось множество костров, и местные музыканты зазывали людей в круг танцующих веселой музыкой. Кто постарше, неспешно прогуливался между костров, общаясь и наблюдая за теми, кто помладше. Всеобщее веселье и предвкушение всегда царило в этот день, ведь уже завтра оборотни начнут серьезные приготовления к полнолунию, чтобы провести самую главную ночь в месяце на четырех лапах.