Побег (СИ)

К середине дня, когда Бартон получал призы от еще одного выигранного соревнования, Кэйтлин услышала родной голос:
– Здравствуй, Кэйтлин.
Девушка обернулась и увидела свою тетю, она стояла рядом с мужем. Дядя Роб не смотрел на племянницу, а улыбался Милли:
– Здравствуй, Милли. Меня зовут Роб, а это тетя Эйла. Теперь мы твои родственники, твои бабушка и дед. 
Девочка внимательнее присмотрелась к мужчине и сказала:
– Ты совсем не старый.
Роб рассмеялся и глянул на жену:
– Славный ребенок.
– Какие у тебя красивые косички, – улыбнулась Эйла. – Кто их заплетал?
– Кэйтлин, – ответил ребенок, поднимая ладошку с рукой девушки. – Моя новая мама.
Эйла прикусила губу и посмотрела на племянницу, в её глазах Кэйтлин прочитала свои же горькие мысли.
– Новая мама? – протянул Роб и все же удостоил взглядом племянницу. – Как поживаешь?
– Спасибо, хорошо.
– Хорошо, – пробурчал он, а потом хотел что-то добавить, но остановился и промолчал.
В этот момент к ним подошел Бартон, и Милли шагнула к отцу:
– Что ты выиграл, папа? 
– Ничего сладкого, детка. Кованый замочек для сундука.
Девочка сразу потеряла весь интерес к выигрышу и сказала:
– А у меня теперь есть бабушка и дед, но они не старые.
Бартон обменялся приветствиями с родственниками жены и отдал Милли выигранный замочек: 
– Отнесешь Дэрин мой приз? Пусть положит в корзинку к остальным.
– Хорошо, – ответила девочка и умчалась прочь, зажимая в ладошке кованый замочек.
Бартон взял Кэйтлин за руку, заменяя дочь на «посту»:
– Хороший праздник.
– Да, и погода не подвела, – согласился Роб. – Будем надеяться, что и завтрашняя ночь станет светить ясной луной.
Эйла и Кэйтлин переглянулись: для задуманного ими тоже не помешает ясная луна. 
– Как ваш дом? Все ладится? – спросил Роб у Бартона.
– Все хорошо, – ответил мужчина и сильнее сжал руку жены. – Все ладится.
Роб согласно покивал и сказал:
– Вот и славно. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Так? Но если что, ты помни, теперь мы – твоя семья, если нужна помощь или совет, одно твое слово. 
– Спасибо, – поблагодарил Бартон и посмотрел на жену, ища её поддержки: –  Вы заходите как-нибудь к нам, посмотрите, как живем. 
– Да, приходите, – поддержала мужа Кэйтлин и посмотрела на тетю: – на следующей неделе.
– Ну отчего ж не зайти, зайдем, – ответил Роб и посмотрел на жену: – Так, Эйла.
– Конечно, спасибо за приглашение, – ответила та.
Мужчины еще немного поговорили о том, о сем и, попрощавшись, пары разошлись по своим интересам. Бартон посмотрел на Кэйтлин: 
– Вот видишь, все хорошо. Дядя еще злится, но уже отходит.
– Да.
– Все наладится.
– Да, все наладится, – ответила Кэйтлин и подавила горький вздох.
Когда запалили костры, Кэйтлин была жутко измотана. Она не устала от неспешных прогулок по поляне между рядов с товарами, она устала делать вид, что счастлива. Нервы были на пределе и силы тоже. Ей казалось, что её улыбка превратилась в оскал, который уже не мог никого обмануть. Она держалась из последних сил, и когда Милли утянула отца танцевать к одному из костров, Кэйтлин была безмерно ей благодарна. Прежде чем уйти, Бартон внимательно посмотрел на жену:
– Пойдешь с нами?
– Нет, ноги гудят, я здесь посижу.
– Точно?
– Иди. Никто меня тут не съест, – решилась Кэйтлин на еще одну улыбку.
Бартон секунду изучал её лицо, а потом кивнул:
– Мы быстро, один танец.
– Идем, папа! Начинают, – потянула Милли отца за руку и они ушли.
Девушка присела на траву и подобрала ноги. Наконец можно ничего не изображать, здесь в полусумраке вечера, без пристального внимания, никто не увидит её горечи. Она посмотрела на танцующих отца и дочь: Милли смеялась и смотрела себе под ноги, пытаясь не запутаться, а Бартон крепко удерживал дочь за руки и улыбался её детской неуклюжести. Семейная идиллия, в которой ей нет места. Кэйтлин закрыла глаза и вздохнула, отстраняясь от всего, не время и не место думать об этом. Но её отвлекли.
– Здравствуй, Кэйтлин, – поздоровался Джед и присел рядом.
Девушка подняла на него глаза, но не нашла в себе сил на еще одну фальшивую улыбку:
– Здравствуй, Джед.
– Как твои дела? Как муж? – спросил парень и кивнул на танцующих. – Наконец, оставил тебя одну.
Значит, не только она разгадала хитроумный план Бартона и Милли:
– Все хорошо. 
– Не обижает?
– Хоть это и не твое дело, но нет, – ответила девушка и снова начала смотреть на танцующие пары. 
Парень долго молчал, а потом тихо сказал:
– Ты несчастлива, я чувствую.
Не хватало мне тут особо чувствительных друзей, подумала девушка и ответила:
– Просто устала.
– Мне-то можешь не врать, я слишком хорошо тебя знаю.
–Джед, это жизнь, в ней не всегда все гладко.
– Да ясно, понял. Никакой откровенности. Но ты все же знай, если что, ты можешь рассчитывать на меня.
– Спасибо, – ответила Кэйтлин и все же улыбнулась. 
Парень поднялся и ушел, и девушка снова ненадолго осталась одна. 
Нет, она может рассчитывать только на себя. 
Глава 14.
 После полуночи Дэрин все же удалось увести Милли домой, хоть девочка и пыталась сопротивляться, уверяя всех, что она совсем не устала, а её ноги заплетаются от того, что папа их отдавил во время танца. И глаза у неё тоже не слипаются, просто слезятся от дыма, и зевает она тоже все от того же дыма, который поднимается от костров. Кэйтлин и Бартон остались вдвоем, девушка так и не набралась храбрости сказать, что тоже с удовольствием пошла бы домой, ведь после полуночи праздник покидали только дети и старики, для остальных же он набирал свою кульминацию. Музыка становилась ритмичнее, танцы быстрей, движения откровенней. Страсть ночи набирала свои права.
Бартон разговаривал с кем-то из друзей, сидящих поблизости, но его рука все так же держала жену рядом. Девушка не прислушивалась к их словам, она погрузилась в свои мысли, а точнее в их отсутствие. Музыка, треск костров и песни уносили её куда-то далеко, в прошлое, где все было беззаботно. 
Она была счастливой маленькой девочкой, с ласковой матерью и заботливым отцом, жизнь в уютном доме была размеренной и спокойной. Все было идеально, пока Кэйтлин не стала замечать слезы на лице матери. Позже ей стали слышны обвиняющие слова отца по ночам и звуки, от которых сердце маленькой Кэйтлин сжималось от страха. Когда она подросла еще больше, матери все трудней стало скрывать от дочери синяки на своем теле и еще сложнее врать о причине их появления. А к пятнадцати годам Кэйтлин уже перестала спрашивать, потому что точно знала, что её мать несчастлива в браке с жестоким мужчиной. Но девушка все еще делала вид, что ничего не знает и не замечает, продолжая играть в счастливую семью. Игра закончилась, когда вместо матери отец поднял руку на неё. Он ударил по лицу и очень сильно, злясь на то, что Кэйтлин посмела вступиться за мать, когда он в очередной раз решил поучить жену уму-разуму уже при дочери. От неожиданности и силы удара Кэйтлин упала на землю, и в голове что-то зазвенело, а в следующую секунду она уже глядела на свои обнаженные руки, которые были покрыты густой красной жидкостью. Кровь, сразу поняла девушка, улавливая терпкий запах. Она медленно огляделась, вытирая губы рукой все от той же крови. На поляне, где они вместе с матерью собирали целебные травы, и где их нашел отец, все было в крови. А в двух растерзанных телах Кэйтлин не сразу узнала своих родителей. Она снова перевела взгляд на свои окровавленные ладони, и единственная мысль забилась в голове: она ликантрол, оборотень, может обращаться в зверя в любое время, а не только в полнолуние. Следующие часы девушка была в сознании, но происходящее помнила плохо. Она подобрала свое разорванное платье и убежала с поляны, вымыла кровь с тела в океане и завернулась в остатки одежды. К ночи Кэйтлин незаметно пробралась в дом и переоделась, а через полчаса к ней пришли со скорбными новостями: ее родителей задрали дикие звери в лесу. И испуганная девочка промолчала, что это были не звери, а она, что это она загрызла родителей. Детство закончилось и привычная жизнь тоже, теперь мысли о побеге из стаи занимали все её время.