Твоя навеки

Едва закончив фразу, Мик устыдился своего раздраженного тона. Женщина вздрогнула, как от удара бичом, и трясущимися пальцами начала отстегивать неподдающуюся пряжку ремня безопас­ности.
— Извините меня,— еле слышно вымолвила она.— Бога ради, извините.
Мик облегченно вздохнул и отступил еще на шаг. Если она почему-то стесняется, он вообще может стать к ней спиной... И тут он заметил, что женщина одета в соответствии с климатом Техаса, а никак не штата Вайоминг. Ее лакированные туфли явно не были рассчитаны на гололед, и, едва попытавшись вылезти из машины, она поскользнулась и вновь упала на сиденье.
Мик с неодобрением наблюдал эту картину.
— Прошу прощения, но без моей помощи вам все равно не обойтись,— неохотно промолвил он, неохотно потому, что она совершенно очевидно боялась его, да и он вовсе не горел желанием дотра­гиваться до нее. Существуют твердые, хотя и непи­саные правила обращения полицейских с одино­кими особами женского пола, и первое из них гла­сит: по мере сил избегай физического контакта с женщиной, потому что каждое прикосновение может быть воспринято как провокация. Один раз он уже нарушил правило в отношении этой любительницы быстрой езды, а теперь приходи­лось нарушать его вторично. Хорошенькая история, нечего сказать!
Волосы этой недотроги были упрятаны под ке­почку, и с первого взгляда Мик смог разглядеть лишь ее голубые глаза, а потом атласно гладкие упругие икры ног, за возможность погладить кото­рые иной мужчина готов был бы многое отдать. И бедра что надо, подумал он, когда его спутница, не проронив ни слова в ответ, нащупала каблуком мос­товую. Не ножки — загляденье! Да что это с тобой, приятель, черт бы тебя побрал!..
Мик тоже знал о женщинах все. При виде его звезды, кобуры и мундира на баб словно затмение находило. Казалось, они всю жизнь только и меч­тали о том, чтобы перепихнуться с «фараоном». С ума сойти можно, сколько женщин готовы были предоставить к его услугам свое тело, лишь бы не платить штраф в какую-нибудь сотню долларов. Не пересчитать, сколько раз он приближался к очеред­ной машине с квитанцией в руке и обнаруживал в ней торопливо раздевающуюся нарушительницу. Да, о женщинах он знал все: шлюхи и притворщицы, для которых ты являешься лишь орудием для дости­жения их мелких целей. Длинные пути им неинте­ресны, а интересно то, что можно ухватить сейчас и немедленно.
Откуда же у него появилось вдруг тревожное чувство, что эта женщина и впрямь в беде и нуж­дается в его помощи? Откуда эта холодящая душу уверенность, что он впутывается всерьез и будет потом жалеть об этом? Интуиция! Та самая интуи­ция, которая на протяжении уже больше двадцати лет помогала ему выжить вопреки всему и вся, под­сказывала теперь, что он должен побыстрее отвез­ти женщину куда-нибудь, хоть ко всем чертям, и дать деру. Но... Но, как это нередко уже с ним бы­вало, он поступил вопреки своему внутреннему го­лосу.
Сперва он просто предложил ей руку; но когда она вновь поскользнулась и чуть не упала на лед, Мик, более не церемонясь, подхватил ее на руки и понес в свой «блейзер», не обращая внимания на слабые попытки протеста.
— Тихо!— бросил он в конце концов, пытаясь открыть дверцу и поэтому прижимая к себе женщи­ну еще крепче.— Молчите и не дергайтесь, ради Бога!
Одного такого грубоватого приказания вполне хватило бы, чтобы привести в беспредельную ярость любую бабенку. Мик ждал, что сейчас его обзовут одним подходящим словечком и попытаются ма­лость попортить лицо, но ничего подобного не произошло. Он лишь заметил какой-то животный страх, промелькнувший в глазах женщины. Мик проигнорировал ее реакцию. Что бы там ни случи­лось, он не намерен впутываться в проблемы этой особы, и если для этого придется притвориться глу­хим и слепым, что ж, он готов.
Усадив нежданную попутчицу на переднее си­денье, Мик двинулся было в обход машины, но тут же вернулся.
— Нужно что-нибудь прихватить из вашей ма­шины?
— Мой чемодан. Он в багажнике.
Нет, сказал себе Мик, не стану спрашивать, чем она так напугана. Еще вдруг, чего доброго, начнет рассказывать, и он почувствует себя обязанным хоть чем-то помочь ей. Ведь так и будет, Мик Пэриш. Или ты забыл про те дюжины случаев в своей жизни, когда ты точно так же бросался на помощь, а потом имел все основания пожалеть об этом. Вот она, вся история твоей жизни — как на ладони.
Выключив у «хонды» зажигание и выдернув связку ключей, Мик отпер багажник, и с губ у него слетела парочка крепких выражений. Рехнуться можно! Эта милашка, кажется, свалила в крохот­ный багажник все свои пожитки. Кофеварка — и та здесь. Итак, чемодан... Который именно — их тут несколько? Придется брать все. С тяжелым вздохом помощник шерифа вытащил из багажника чемода­ны и, закрыв его, понес их к «блейзеру».
Дорога успела порядком обледенеть, и дождь пе­решел в мокрый снег. Мик забрался в теплую кабину «блейзера» и повернул ключ зажигания.
— Едем ко мне.— Женщина при этих словах вздрогнула, но Мику было не до сантиментов. Все равно ничего другого не оставалось — во всяком случае, его раздумья по этому поводу в течение де­сяти минут, пока он возился с ее барахлом, не при­вели ни к какому положительному результату. — Ехать назад слишком рискованно — погода пор­тится на глазах, а мой дом впереди, в какой-нибудь паре миль отсюда.
— А как насчет... как насчет ранчо Монроузов? Оно тоже где-то совсем рядом?
— В трех милях от меня,— отозвался Мик и, бросив на дамочку любопытный взгляд, снова пере­вел глаза на дорогу. Неужели она купила имение Монроузов? Вряд ли, он бы об этом наверняка знал, тем более что меньше всех был заинтересован в его продаже. Мик немного сбавил скорость, осторожно ведя машину по обледенелой дороге: одна ошибка сейчас могла стоить дорого.— Правда, там никто не живет. А зачем вам понадобился дом Монроузов?
— Он теперь мой,— пояснила женщина.— Джейсон Монроуз — мой отец.
— Неужели? — поразился Мик. Фэйт Монроуз, собственной персоной? Неужели такое бывает?.. Что-то в нем перевернулось, но тут же он остановил себя. Не в его правилах было ворошить прошлое, а поскольку она его явно не узнала, ему не придется притворяться и изворачиваться, делая вид, что он ничего не помнит. О чем не помнишь — того не существует. Так-то оно лучше.
— Так или иначе, вам там сейчас делать нечего. Боюсь, резервуар с пропаном пуст, а значит, дом без обогрева. Оставаться там на ночь нельзя — замерзнете. Утром я отвезу вас туда, и мы глянем, что можно сделать.— Мыглянем? — переспросил себя Мик. А впрочем, почему бы нет?
Господи, и откуда же она свалилась? Интересно, как собирается здесь жить эта фарфоровая куколка, видимо слегка переступившая за порог тридцати? Она, кажется, даже не представляет, что перед тем, как зимой въезжать в пустой загородный дом, нуж­но договориться о подключении электричества, за­полнить газом резервуары, наладить паровое отоп­ление... Если бы она удосужилась сделать хотя бы одну из этих вещей, он бы уже прознал об этом. Нет, о чем тут говорить? Дом Монроузов совершенно непригоден сейчас для жилья и останется таковым как минимум еще несколько дней. Дьявольщина! Что же ему делать с ней? Ладно, улучшится пого­да — отправлю ее в мотель решил про себя Мик.
Уже то хорошо, что она не болтлива. Молчит, только очень уж явно жмется к дверце, так что ре­мень съехал чуть ли не к самой шее. Надо бы предупредить, что при резкой остановке можно невзна­чай повредить горло, подумал Мик, но очень уж не хочется. В конце концов, это ее дело, как сидеть. Как порядочный человек он уже пришел ей на по­мощь, не дал замерзнуть на дороге, и довольно — все остальное его не касается.
Дом помощника шерифа располагался в миле от окружной дороги, среди скалистых холмов. Послед­нее обстоятельство сыграла решающую роль при покупке имения — вид каменистых отрогов рождал в душе Мика ощущение защищенности и уединения. Подъехать к ранчо можно было только с одной стороны, и это тоже более чем устраивало Мика. Привычка — ноша, которую легче тащить, чем сбро­сить, а раз так, почему бы не выбрать для жилья место, где в случае чего без труда можно окопаться и держать круговую оборону — мало ли что в жизни случается.