Плюмбум (СИ)

 Решительно притянув к себе Тёму за затылок, другой рукой приподнимая и удерживая его подбородок, Макс, не давая Тёмке возможности повернуть голову, припал к приоткрытому рту властным поцелуем, врываясь в него горячим языком, жадно исследуя и страстно трахая. Потом, слегка сжав зубы, осторожно прикусил нижнюю губу, посасывая и облизывая ее. А Тёмка стонал глухо ему в рот и гладил раскрытой ладонью по шее и небритой, колючей щеке. И, когда Тёмке уже казалось, что сейчас он просто задохнется от возбуждения и нехватки воздуха, Макс медленно отстранился, напоследок широко лизнув языком по приоткрытым, припухшим губам и, поцеловав в уголок рта, осторожно повернул Тёмочку, укладывая спиной себе на грудь. Раздвинув и согнув в коленях ноги так, чтобы плед натянулся, скрывая от посторонних глаз его действия, Макс забрался Тёмке под футболку, и стал поглаживать и ласкать плоский живот, подрагивающий от сбивающегося дыхания. Затем накрыл рукой напряженный член, чуть сжал, сгребая в пригоршню, и тут же отпустил, пальцами ощупывая через ткань твердый ствол. Закинув Тёмкины ноги себе на бедра, раскрывая его, Макс скользнул рукой вниз по напряженному паху, поглаживая и сжимая ягодицы и внутреннюю сторону бедер, сходя с ума от ощущения расслабленного, покорного тела, открытого и послушного ему.
 Твердая ткань ширинки невыносимо давила, причиняя боль, и Тёмка застонал, потянувшись вниз, то ли для того, чтобы отстранить ласкающую его руку и прекратить сладкие мучения, то ли, наоборот, чтобы расстегнуть застежку и предоставить любовнику больший простор для ласк.
 Но Макс не стал выяснять Тёмкины намерения. Отстранив его руки, расстегнул молнию джинсов и, пробравшись рукой под боксеры, слегка приспустил их и замер на мгновение, в привычном благоговейном изумлении ощутив под рукой нежную кожу выбритого лобка и гладкую мошонку, с поджавшимися от возбуждения яичками. Освободив твердый член из плена сжимающей его одежды, Макс, с легким давлением, провел по нему раскрытой ладонью, прижимая к животу, потом заключил в плотное кольцо сильных пальцев и заскользил, то сдвигая нежную кожицу к самому кончику, то совершенно обнажая влажную головку, одновременно проводя по ней немного шершавой подушечкой большого пальца.
 Тёмка, запрокинув назад голову и закусив губу, плыл по волнам накатывающегося возбуждения. И уже наплевав на то, что их могут увидеть, или Миха, или, не дай Бог, Маша, он, всхлипывая от наслаждения и вцепившись ногтями в обхватившую его поперек живота руку, оставляя на загорелой коже красные отметины-полумесяцы, пытался нетерпеливо толкнуться Максу в кулак, в желании получить немедленную разрядку, и ерзал попой по возбужденному паху мужчины.
 То целуя Тёмку в запрокинутую шею, то прикусывая мочку или тонкую кожу за ухом, Макс тяжело и хрипло дышал, с трудом сдерживая желание, перевернуть Тёмку на живот и ворваться болезненно пульсирующим членом в жаркую глубину. Но это потом, сейчас важнее доставить удовольствие любимому. А потом он унесет своего мальчика в комнату, и будет любить и ласкать бесконечно, сколько захочет и сколько выдержит Тёмочка, потому что это чудо его и принадлежит только ему, и никому больше. И Макс никогда, ни за что не отдаст его, оберегая, словно злобный дракон свои сокровища.
 Когда Темка протяжно застонал, прикусив кулак, и, выгнувшись в пояснице, кончил, Макс убрал руку из штанов, накрывая его пах ладонью поверх одежды, а другой рукой еще крепче прижимая к себе расслабленного любовника, обнимая его поперек живота и груди, и хрипло зашептал, ласково целуя в висок:
 -У тебя хорошо получается, малыш.
 ***
 После обеда Маша, как она часто делала последнее время, пошла прилечь. Но, подремав буквально полчаса, она почувствовала себя отдохнувшей и полной сил. Не найдя никого на веранде, Маша, оглянувшись по сторонам, обнаружила сладкую парочку в беседке. Со своего места ей была видна часть шезлонга с сидящим на нем Максом и разместившимся у него между ног Тёмочкой. Откинувшись Максу на грудь Тёмка лежал, расслабленно млея, а Макс, заботливо прикрыв его теплым пледом, гладил по волосам, время от времени целуя в висок, и что-то тихо шептал на ухо, тепло улыбаясь.
 Залюбовавшись красивой парой, Машка с облегчением подумала: «Никогда и никому Макс не даст в обиду Куколку. Такие чувства просто невозможно сыграть, настолько все у них искренне и неподдельно чисто. А когда Максу захочется ребенка, если конечно это когда-нибудь произойдет, он никогда не бросит своего Тёмочку, и пусть даже вывернувшись наизнанку, придумает что-нибудь с наименьшими моральными затратами для своего любимого мальчика».
 Успокоившись за судьбу своего друга, Маша, накинув на плечи теплую шаль, отправилась в сторону леса, искать свое рыжее счастье.
 18 часть (заключительная) 
 ****
 Алекс третий день практически не выходил из своей комнаты. Он покидал ее лишь изредка, ради неотложных нужд, стараясь ни с кем не сталкиваться в коридоре. Отец и Надежда Вениаминовна, отчаявшись прояснить причину депрессии, наконец, оставили его в покое. Лишь Надежда несколько раз в день, тихо постучав, заходила еле слышно в комнату, чтобы молча поставить на стол поднос с едой или забрать грязную посуду с почти нетронутым обедом или ужином. И каждый раз, постояв несколько минут в ожидании - вдруг, Алекс что-нибудь скажет - и не дождавшись никакой реакции, она окидывала тревожным взглядом неподвижную фигуру, тяжело вздыхала и молча прикрывала за собой дверь.
 Все эти дни Алекс валялся на постели и, либо курил, тупо и равнодушно глядя в потолок, либо просто лежал, отвернувшись к стене. Мысли, словно клубок дождевых червей, которых он копал в детстве на даче, лениво копошились в голове, перетекая волнистыми кольцами и переплетаясь между собой, иногда высовывая из плотного комка, то голову, то хвост.
 Смирившись со своей судьбой, отчаявшись хоть что-то поправить в ней, Алекс думал о том, как все бессмысленно и безнадежно в его пустой и глупой жизни, ведь все, что он делает, все превращается в прах, он постоянно совершает поступки, разрушающие его жизнь и жизнь близких ему людей, отталкивает от себя тех, кого любит и кем дорожит. Вначале это был Тёма, потерянный теперь для него навсегда, потом Димка – единственный человек, которого он уважает и чьим мнением дорожит. Но опять слишком поздно Алекс понял, насколько дорог за это время стал ему Димка. А ведь, по сути, он был его единственным, настоящим другом за всю жизнь, Димка понимал и принимал истинного Алекса, видел его душу и делал лучше, конечно, насколько это было возможно. А Алекс опять все испортил, опять оттолкнул от себя человека, не только занявшего очень важное место в его жизни, но и сумевшего перевернуть, с головы на ноги, его взгляды и его мир, человека с которым он, может быть, был бы счастлив. Ведь, если смотреть правде в глаза и быть до конца честным с самим собой, с ним действительно, что-то не так, Алекс должен, наконец, признать, что его привлекают не только девушки, но и парни. И если, в случае с Тёмочкой он еще мог оправдывать себя, что влюбился… да, влюбился, чего уж лукавить… что влюбился в него с первого взгляда, потому что в начале принял за девушку, а потом злился и мстил за обманутые надежды, то в случае с Димкой такой лазейки у него не было. Димку, ну никак, нельзя было принять за девушку. Даже в темноте и упившись в усмерть. Алекс тянулся к нему не только потому что ему было интересно с ним, но и потому что Димка привлек его внимание в сексуальном плане. Как возможная пара. Как партнер. Ведь, несмотря на свое состояние, тогда на базе, он прекрасно помнил их поцелуй. И пусть ему тогда на миг показалось, что он целуется с Тёмой, это ничего не меняет, и Тёмка, и Дима – парни, и Алексу понравилось целоваться именно с парнем. И после той ночи Алекс не раз ловил себя на том, что смотрит на Димкины губы и представляет, как целует их.