На пути в рай

Я попытался уловить смысл в ее словах. Она смотрела на меня, как будто хотела передать свое знание взглядом. Силы ОМП – Объединенной Морской Пехоты – набираются на всех континентах и должны отстаивать интересы Земли в космосе. Теоретически у них нет политической власти ни на одной планете, хотя они контролируют пространство между планетами и тем самым держат под контролем всю галактику. Предполагается, что они не вмешиваются в политику, поэтому я не понял, почему Тамара связывает ИР – Искусственный Разум – с ОМП. Но, как и во всякой большой организации, многие части ОМП борются за власть. Я вспомнил и повторил слова Флако об империализме:
– Кто-то в Морской Пехоте вступил в контакт с Искусственным Разумом, чтобы овладеть Землей?
Тамара кивнула.
– Они захватывают страны одну за другой. Некоторые сейчас. Другие через несколько лет. Не знаю, много ли времени осталось у вас в Панаме.
Я вспомнил о политических затруднениях в соседних государствах, о ползущем распространении никитийского идеал – социализма. Теперь я знал имя виновного. Все это организовано разведкой ОМП. Но тем не менее все это казалось невозможным. Искусственному Разуму запрещено законом ввязываться в человеческие войны. ИР всегда оставались политически нейтральными, их наша политика не интересовала. И я не мог понять, что заставило их вмешаться и пойти на такой риск, в то время как их мозг всегда был занят другими проблемами.
– Но что могли социалисты дать Искусственным Разумам?
Какое-то время Тамара колебалась, затем ответила:
– Увеличить объем их памяти. Дать им доступ в космос.
Я напряженно соображал. Свобода, наконец понял я. У меня закружилась голова. Она говорит о свободе. Некоторые ИР готовы продать свободу Земли ради собственной свободы. Прекрасный обмен – ценность на ценность. Если бы не относился к своей свободе так эмоционально, я бы рассмеялся.
– Тебе нужно кому-то рассказать! – закричал я. – Объявить об этом всем!
– Я рассказала тебе, – ответила она. – Этого достаточно.
– Расскажи властям.
– Анжело, ты не понимаешь. Я была одной из них. Я служила в военной разведке. Я их знаю. И мне никогда от них не уйти.
Она отвернулась от меня и снова опустила голову на стол. Через несколько мгновений она тяжело задышала, и мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, что женщина уснула. Погладив ее волосы, я подумал, что она имела в виду, говоря – одна из них? Одна из тех, которые убивают Флако по всему миру? Одна из тех, которые превращают свободу в товар? Что я вообще о ней знаю? Рыжеволосая девушка на морском берегу. Женщина с быстрым властным голосом, как у жены социалистического диктатора. Ей нравится запах роз. Она бежала, потому что боится заключения в мозговой сумке, и однако готова была превратить весь мир в тюрьму для других. Разве не справедливо было бы выдать ее Джафари? Или задушить? Я с самого начала подозревал, что когда-нибудь пожалею о том, что согласился помочь ей. Может, отвезти ее в больницу, сообщить властям, позволить убить ее?
Она снова застонала, начала бредить на английском, перешла на фарси. Я разобрал: «Все пошло плохо, очень плохо», но большую часть того, что она говорила, не понимал. Задумался о том, каким способом они собираются установить контроль над планетой. ИР управляют передачей информации – торговые курсы, предсказания погоды, банковские счета – и связью. Они следят за развитием вооружения. И в принципе, им нетрудно уничтожить мир просто неверной передачей информации – целые государства обанкротятся, начнется экономический кризис. Это может быть и результатом простой некомпетентности и неумелости. А какой ущерб нанесет прямой саботаж?
Я посмотрел на исхудавшее лицо Тамары, на ее хрупкие плечи и пожалел, что не знаю, каким было ее настоящее тело. Женщина ее теперешнего сложения должна быть робкой. Она сама знает боль – и должна испытывать сочувствие к другим. Что же я все – таки знаю о ней? И тут, как бы в ответ на мои сомнения, она неожиданно воскликнула по-английски:
– Хочу уйти! И я решился.
Кем бы она ни была в прошлом, что бы она о себе ни думала, теперь она беженка – рефуджиада.
Я перенес ее в постель. Придется мне набраться мужества и переправить ее на плантации. Впрочем, для этого придется ждать ночи. Я отправился на кухню за пивом и услышал звук возле задней двери. Выглянул в окно: на крыльце стояла мисочка с молоком, которую Тамара или Флако поставили для серо – белого котенка. Котенок был тут же, он играл темно – коричневым клубком – тарантулом, подобравшим лапы под брюхо. Котенок толкал тарантула, ударяя его о заднюю дверь; потом поднял голову, увидел меня и убежал.
Я включил радио – тишина была слишком невыносимой. А через несколько мгновений у меня в голове прозвучал вызов комлинка. Включившись, я услышал голос Джафари. По-прежнему без всякой интонации он спросил:
– Тамил поблизости?
Я испугался. Сердце у меня забилось, я готов был поддаться панике. Линия была так насыщена разрядами, что я его почти не слышал. Похоже, он пропускал сигнал через фильтры для того, чтобы его нельзя было отследить.
– Тамил? Ваша жена? Она без сознания.
– Это важно, – сказал Джафари. – После нашего разговора ни с кем не вступайте в связь по комлинку. Разведка может засечь ваш сигнал. Скажите Тамил, что разведка посадила меня на контур. Я больше ничего не могу для нее сделать. Если ее поймают, ее убьют. Скажите, что я любил ее. Скажите, что мне жаль. – И Джафари отключился.
Я обошел вокруг дома как в тумане, потом начал собирать в дорогу пищу и воду. Взял свою медицинскую сумку и выбросил то, что не понадобится. По радио исполняли «Кольца Сатурна в до минор» Ветинни, но потом передача прекратилась. В доме воцарилась тишина.
Внизу скрипнули петли входной двери, и я почувствовал сквозняк. По-моему, дверь была закрыта… По радио начали передавать «Полет валькирий» Вагнера. Спустившись вниз, я взял ружье, потом прокрался к лестнице и выстрелил. Там, спиной к стене, раскрыв рот, стоял Эйриш, держа в руках короткий дробовик. Он лишь успел сказать: «Твою мать…» и выстрелить в тот момент, когда моим зарядом ему разворотило живот.
Выстрел его пришелся в стену за моей спиной, потому что я успел проскочить мимо. Эйриш повалился на пол. Тамара выглянула из спальни: лицо ее было бледным, она с трудом держалась на ногах. Знаком я велел ей вернуться в спальню и посмотрел на лестницу.
Эйриш тяжело дышал, лежа на животе и вытянув вперед правую руку. Пятно света упало на сожженную плоть его тела. Я двинулся к нему, и он одним гибким движением вскочил, держа в руках дробовик.
Подпрыгнув и пнув его в голову, я вложил в этот удар весь вес своего тела, зная, что другой возможности у меня не будет. Удар пришелся ему в подбородок, и я скорее почувствовал, чем услышал, как хрустнула его шея. Ружье выстрелило в потолок, а сам он покатился по лестнице. Я тоже упал и покатился вслед за ним.
Он лежал совершенно неподвижно, с раскрытыми глазами. Потом зарычал, но мышцы его оставались расслабленными, хотя дробовик он по-прежнему держал в руке.
Встав, я отступил на шаг, нацелил ружье ему в голову, потом подошел и ногой откинул дробовик.
Что с ним делать? Убивать его я не хотел. Медицинская сумка стояла на столе за моей спиной, я достал маску, наложил ему на лицо, включил подачу флуотана, потом осмотрел раны. На левой руке сгорело три пальца, и в животе была дыра – я выпустил ему наружу чуть не все внутренности. Рана была такая горячая, что в инфракрасном свете выглядела как расплавленная плазма. Поэтому я не мог разглядеть, поражены ли жизненно важные органы. Меня поразило, как легко все произошло. Рот у меня был словно набит ватой, сердце билось учащенно. Тамара предупреждала, что я не смогу убить Эйриша, и я боялся оставить его, зная, что в следующий раз так легко не получится. Потом пошел в спальню, чтобы забрать мою раненую и бежать с ней на плантации.
Она сидела в постели, подобрав под себя ноги, обхватив руками колени и раскачиваясь взад – вперед. На лице – маска. Включившись в монитор, она упивалась сновидением – не как профессионал, но как наркоман, время от времени продолжая повторять: «Я хочу уйти. Я хочу уйти. Я хочу уйти…» По лицу ее катились капли пота, но само лицо оставалось мертвенно – бледным.