Аморальное (СИ)

 АМОРАЛЬНОЕ 
Пролог
Мать Ольги была итальянкой. Всю жизнь работала то уборщицей, то официанткой – когда внешний вид ещё позволял, – то курьером, в общем, крутилась, как могла. Отцом Ольги был араб. Кем он работал, сказать точно нельзя. Сказать можно только то, что тридцать лет назад он умер в тюрьме. В тюрьму же он попал за убийство жены – хотя никто не мог знать наверняка, действительно ли он её убил; он, во всяком случае, всё отрицал. Но следствию было достаточно проверенной информации о том, что подсудимый нередко избивал жену и дочь.
Ольга пошла в мать: стала такой же пьяницей без перспектив на успешную жизнь. Толстая, вся в складках, рябая, грубая, почти уродливая. Она так и осталась жить в арабском районе: ей было 18, когда она лишилась семьи. Там она всех знала, там она могла найти в себе силы. Там она знала, как жить.
Родители Зураба были значительно интеллигентнее и работали в одной больнице – терапевт и хирург-кардиолог; но он о них знал мало, поскольку сбежал из Ирана ещё ребёнком. Он работал чаще всего на стройке, в воспитании не дотягивал даже до Ольги, промышлял мелким грабежом, сексуальным и обычным насилием, так и не получил гринкард и чудом не вылетел из штатов на родину. С Ольгой ему даже не пришлось прибегать к насилию, и этот акт плотской любви принёс ей тяжёлую беременность, что, кстати, с Зурабом прежде не случалось. Следующим и последним плодом похоти Зураба стал мальчик, от которого мать отказалась, но который вырос вполне здоровым и адекватным, воспитывался в детском доме, работает сейчас адвокатом и не только общается с некогда предавшей его женщиной, но даже понимает её выбор.
Ольга слишком поздно осознала, что распутство принесло свои плоды, и надо отдать ей должное: она честно и добросовестно сделала всё, что было в её силах. Разумеется, аборт себе позволить она не могла, всё же остальное испробовала с завидным самоотверженным усердием, даже не пренебрегала падением с лестниц. Но всё оказалось тщетным, и несчастной пришлось родить: неожиданно, ночью, в каком-то закоулке и полном одиночестве.
Роды были долгие и мучительные. Под конец, скрипя зубами от режущего слух детского крика, она собрала остаток сил, перерезала пуповину перочинным ножом, который всегда носила с собой, и, собираясь оставить младенца там, на улице, даже уже засунула орущей девочке тряпьё в рот; но в какой-то момент преисполнилась материнским чувством, вытащила кляп и обессилено посмотрела на дочь. Та благоразумно замолчала, чем вызвала у неудавшейся детоубийцы жалость, и Ольга замотала дочь в свою шаль и положила у трассы. Нести новорождённую в детский дом ей, наверное, не позволял страх угрызений совести. К тому же она была так разбита недавними муками, что мечтала только о том, чтобы завалиться в кровать и умереть.
Глава 1
Джафар – фамилия. Джафар – имя отца. Имя – Имтизаль. Отныне и навсегда: Имтизаль Джафар, самый удачливый младенец в мире. Его нашли в грязи и крови, а он дышал. Его привезли в больницу, а он дышал. Ему сделали всевозможные прививки, в которых, возможно, и смысла не было: дети, не познавшие антисанитарию и рождённые под чутким медицинским надзором, и те не отличались таким здоровьем. Знали бы врачи, какие трудности пришлось пережить терпеливому ребёнку во внутриутробный период, прозвали бы его не просто удачливым. Через месяц появляется он, Джафар, со своими светлой улыбкой и добродушием в глазах. Рядом с ним Алия: любимая супруга, излучающая столько же мира и добродетели, сколько и её муж. Алия беременна: через полгода она родит ребёнка, уже третьего ребёнка: рядом с ней стоят трёхлетний Имем и пятилетний Омар. А теперь уже осталась только её подпись, и количество детей в семье увеличится на ещё одного ребёнка. Везло ли кому-нибудь когда-либо больше?
Не всё так грустно обстояло в арабском районе. Его проблема заключалась в том, что пограничным оказался гетто, самый гнусный квартал во всём городе, но это не мешало жизни и многих достойных людей. Примером тому – Джафар и Алия, которые, впрочем, уже переехали на тот момент в центр. Но они слышали о происшествии, растрогались и решили совершить благое дело: удочерить ребёнка. Ведь девочек у них ещё не было.
Имтизаль в переводе с арабского означает смирение, и, наверное, в каком-то извращённом смысле ей это подходило. Она действительно обычно смирялась со всем, что происходило в её жизни. Приходилось. Она унаследовала от биологической матери талант выживать.
Джафар и Алия всегда были религиозными людьми. Они не были фанатиками, они относились к тому типу праведных мусульман, которые по праздникам кормят бедняков, соблюдают все каноны, молятся пять раз в день, прощают любое зло, мечтают о мире во всём мире, никогда никого не осуждают и излучают добро, душевность и мудрость. Доброта – их главное качество. И хотя они никогда не баловали своих детей, никогда не давали садиться себе на шею и совмещали самоотверженность со справедливостью, никто бы и никогда не смог попрекнуть их в недостаточно добром поведении. Они и супругами были достойными подражания. И, разумеется, родителями и воспитателями. Они вырастили прекрасных детей; по крайней мере, лучше них этого бы никто не сделал.
С сыновьями проблем не было никогда: они с раннего детства пытались помогать родителям по хозяйству, оба были послушными, умными и воспитанными. Карима – родная дочь супругов – тоже не могла назваться проблемным ребёнком. Она была самой младшей, а значит, претендующей на избалованность: братья, родственники и все гости (которыми дом был полон, по законам южного гостеприимства, всегда) это только поощряли. Алия всегда слыла красавицей, своеобразной, но красавицей, и было понятно, чью внешность унаследовала дочь; но уже сейчас все видели, что Карима обойдёт мать в обаянии. Карима и в три года очаровывала окружающих, и в пять, и в десять. Родители были к ней не менее строги, чем к остальным детям, но это развило в ней не скромность, а неподражаемую тактичность в общении с людьми: она уже в раннем детстве прекрасно понимала, где, при ком и как можно себя вести. Она росла загадкой для всех, непредсказуемой и тем более притягательной: на самом же деле она уже с малых лет примеряла будущую свою власть над людьми.
Проблемы были с неродным ребёнком. Хотя и он отличался послушанием, любовью к семье и тихим поведением.
Наверное, именно это тихое поведение и стало первой серьёзной проблемой. В буквальном смысле тихое: Имтизаль не говорила.
– Вы ведь даже не знаете, кем могли быть её родители.
Джафар всегда пожимал плечами и говорил одно и то же:
– Моя сотрудница усыновила детей уголовника и вырастила из них прекрасных людей. Они мне нравятся даже больше, чем её собственный сын.
Тем не менее, Джафар и Алия знали, на что шли: они понимали, что брошенный ребёнок мог носить какие угодно гены, и отследить возможные патологии до их проявления было бы невозможно. Поэтому Ими – так её звали дома – как минимум раз в месяц осматривалась врачами, которые с каждым разом волновались за ребёнка всё больше. Ими часто отказывалась от еды и плохо спала, у неё всегда был испуганный взгляд и либо слишком мутный и потерянный, либо же такой пронзительный, что от него становилось не по себе. Она часто плакала и никогда не смеялась, она даже не улыбалась никогда и не терпела присутствия кого-либо, кроме матери и братьев. Позже в зону икс проник и отец, но более – никто. Стоило кому-то поначалу приблизиться к детской кроватке, а позже и попросту попасться Имтизаль на глаза – начиналась истерика. Иногда пугливость Ими ограничивалась ступором и демонически выпученными глазами: пустыми, серыми, почти бесцветными; обеспокоенные родители всячески пытались подавить в ней нелюдимость и страх, и со временем Ими стала смиряться с существованием других людей.
Она достаточно быстро научилась ходить, но и до этого делала всё возможное для того, чтобы скрыться от людей. Пару раз случалось, что Ими удавалось незаметно уползти из манежа и залезть под диван, один раз она даже смогла выползти из комнаты, но в дверях с ней столкнулся отец и вернул в детский уголок. Она могла не есть весь день, могла лежать недвижно и смотреть в одну точку, особенно после истерик, и когда ей исполнился уже год, а она так и не издала ни одного звука, кроме плача или стона, так и не начала отзываться на своё имя и совершенно не реагировала на человеческую речь, все уже забеспокоились по-настоящему. Никаких физических патологий так и не было обнаружено, и психические уже стали очевидны для всех: большинство докторов согласились с первоначальными опасениями насчёт аутизма. К счастью, родители сразу же занялись лечением Имтизаль и возили её по клиникам и именитым психиатрам в надежде создать из асоциальной дочери полноценного члена общества. Никогда и ни на секунду у них не возникало мысли о том, что, не поставь они тогда свои подписи, жизнь была бы легче. И счастливее.