По воле судьбы

Джоан попыталась возразить, хотя понимала, что это бессмысленно. Риз встал на колени и помог ей, снова завернув статуэтку, с которой она начала.
– Ты не должен был этого делать, – пробормотала она. – Я всегда сама справлялась с Джорджем, я нужна ему здесь, без меня работа замрет.
– В один прекрасный день деньги ему понадобятся больше, чем ты. Тогда в эту хижину войдет незнакомый мужчина и у тебя действительно не будет выбора, вернее выбор будет между повиновением и побоями. – Он встал и протянул ей руку. – Пойдем. Тут ты никому ничего не должна, ты расплатилась сполна.
Джоан оглядела убогую обстановку хижины, последние три года служившей ей домом. Несмотря на нищету, все это время они с Марком были в относительной безопасности.
Прежде чем покинуть это место, она должна выяснить, что же ее ждет впереди.
– Ты действительно ехал в такую даль, чтобы купить посуду и отчитать Джорджа?
Он стоял рядом с ней. Исходившая от него сила заполняла все пространство крошечного помещения, Джоан ощущала ее.
– Да. Но я пришел еще и для того, чтобы увидеть тебя, убедиться, что с тобой все в порядке.
– Ты можешь поклясться, что это все? Поклянись мне, что, когда ты шел сюда, не намеревался забрать меня?
Риз ответил не сразу. Она ждала, и чувство опасности, которое было ей так хорошо знакомо, заставляло кровь стучать в висках.
– Не думаю, что намеревался забрать тебя, но поклясться в этом не могу.
Он снова протянул ей руку, предлагая идти. Как же она хотела ему верить!
– Если ты честный человек, боюсь, ты пожалеешь об этом, если же нет – пожалею я. – И она встала, так и не воспользовавшись его рукой.
– По-моему, мы оба рискуем.
– По-моему, ты не оставил мне выбора.
Он поднял мешок с ее пожитками и открыл дверь.
– Это правда, Джоан, у тебя нет иного выхода – ты поедешь со мной.
Ее брат пришел несколько часов спустя. Риз услышал, как он, разыскивая сестру, выкрикивает имя Джоан на улице. Покинув кабинет, каменщик по лестнице спустился к дверям. В зале витали ароматы хлеба и супа. Такая привычная для многих суета в кухне, которую уже успела затеять Джоан, была для этого дома приятным новшеством.
На улице стоял Марк с деревянным сундуком в руках. Для своего возраста он был довольно высок, а глядя на широкие плечи и гибкое юношеское тело, создавалось впечатление, что ноша ему не в тягость. Белокурые волосы свисали на плечи, а глаза, неожиданно темные для блондина, изучали Риза с некоторой долей враждебности.
– Так значит, это ты, – обратился он к Ризу вместо приветствия.
– Да, я.
Риз, приведя юношу на кухню, где Джоан варила обед, вышел в сад. Он специально оставил их с Джоан наедине: пусть поговорят в его отсутствие.
Риз подошел к скамье, где на подпорках лежала незавершенная статуя. Вчера он, наконец решившись, приступил к работе над ее лицом. Он всегда оставлял это на конец работы. Высеченные им статуи Риз пытался очеловечить. Работая над ними он опирался не на традиционные каноны, устанавливающие позы и характеры, а выжидал, пока в его воображении не возникнет подходящий образ. Когда святые возникали перед его мысленным взором, они представляли собой смешение черт множества лиц, которые ему приходилось видеть в городе, черт, оставивших неизгладимое впечатление в его памяти.
Урсула будет исполнена достоинства и величия, воплощая одновременно осознание своего высокого предназначения и выпавших на ее долю страданий. Она не будет смотреть на прихожан свысока, как большинство изваяний мучениц.
Марк, все еще с сундуком в руках, вышел из дома. Поставив его на стол под деревом, он посмотрел Ризу в глаза, отчасти самоуверенно, отчасти настороженно. Единственный мужчина в их с Джоан семье был готов к обсуждению условий.
– Она говорит, я тоже могу остаться здесь.
– Вряд ли я решился бы оставить тебя на улице.
Марк обдумал эти слова, затем прожег Риза испытующим взглядом.
– У тебя нет жены. – То ли вопрос, то ли утверждение.
– Как видишь.
– Она не будет твоей рабыней, – он отвел взгляд. – Да и я тоже.
– Мне не нужна рабыня, а ты в качестве раба и подавно.
– Ты знаешь, что я имею в виду. Неважно, как ты это называешь, но она не будет этого делать. Ты сам только что с этим согласился. – Он вытащил из сундука два свернутых мешка. – Я принес наши тюфяки. Неплохо я придумал, а? Даже у каменщика не найдется сразу три тюфяка. Но их нужно набить соломой.
Риз кивнул на калитку в дальнем углу двора и повел Марка к конюшне.
Глаза юноши расширились от восторга, когда они оказались внутри.
– У тебя есть конь?
– Вот он.
Марк подошел к животному и принялся рассматривать зубы и ноги так, словно знал в этом толк.
– Кажется, хороший конь. Сколько ему, около шести?
– Кто тебя научил разбираться в лошадях?
– У моего отца была лошадь. Мы не всегда были бедняками. «Совсем не бедняками, если у отца была лошадь», – подумал Риз.
– Можешь ухаживать за ним, раз уж ты знаешь что к чему.
– Если конь не нужен тебе каждый день, я буду еще и объезжать его.
Риз представил себе, как сияющий юноша, сея панику, галопом мчится по улицам города.
– Я подумаю об этом. Вот, чистая солома здесь.
– Я скажу Джоан, где ее взять.
– Нет, ты сам это сделаешь.
Марк с недоумением взглянул на него.
– Я не буду набивать тюфяки.
– Будешь, если хочешь есть.
– Ты не понимаешь, она не позволит мне.
– Это ты не понимаешь. Не она, а я велю тебе. Если ты будешь здесь жить, то будешь работать. У тебя будут ежедневные обязанности: ухаживать за конем, заботиться о саде. Нужно перекрыть крышу в конюшне. Ты сам будешь отрабатывать свой хлеб, так что не рассчитывай жить за счет сестры.
Марк презрительно хмыкнул и схватил большую охапку соломы. За то время, пока они возвращались к дому, он не проронил ни звука и был угрюм.
Когда мужчины пришли, обед уже был готов – на кухонном столе стояли две наполненные до краев миски. Риз прошел в зал – на длинном столе одиноко стояла третья миска и чашка.
Вернувшись в кухню, он обратился к Джоан:
– Неси-ка туда всю посуду.
– Слуги не едят за хозяйским столом, – сухо ответила девушка.
– А я не люблю есть в одиночестве, и именно поэтому всегда хожу в таверны. Неси все в зал.
Трапеза прошла в тишине. Джоан не отрывала глаз от еды, словно не хотела видеть вокруг ничего… или никого. Даже когда Риз похвалил ее стряпню, она не ответила.
Казалось, Марк не замечал возникшей неловкости. Он с жадностью поедал все, до чего мог дотянуться, и взял бы последний кусок хлеба, не шлепни его Джоан по руке. Понимая, что в возрасте Марка постоянно ощущается голод, Риз отломил себе маленький кусочек, а остальное придвинул к Марку.
Джоан выхватила хлеб из рук своего брата и положила перед Ризом.
– Это твой хлеб, а не его. Перестань все путать, перестань вести себя так, будто мы тебе ровня.
Но Риз снова отдал хлеб мальчику.
– Доедай и ступай набивать тюфяки.
Марк поочередно взглянул на Риза и Джоан, и наконец почувствовав напряжение, стрелой выскочил из зала.
Риз встал и посмотрел сверху вниз на уткнувшуюся в миску Джоан.
– Я должен кое с кем встретиться, Джоан. Когда я вернусь, ты объяснишь мне, как ты себе представляешь нашу дальнейшую жизнь, потому что, кажется, ты разбираешься в этом лучше, чем я.
Вернулся Риз нескоро. Джоан провела весь день в суете, все время прислушиваясь, не звучат ли его шаги? Она боялась, что он вернется не один, со стражниками, и те уведут ее брата, а возможно, и ее.
Несколько раз, пока она мыла чашки и убирала на кухне, она едва не поддалась панике, чуть было не позвала Марка, чтобы сказать ему, что они должны бежать. Она боялась, что Риз отправился в Вестминстер, чтобы доложить, что они у него. Обед был всего лишь уловкой, попыткой усыпить их бдительность, покормить их, а потом убить.