По воле судьбы

Глотать было больно, но, по крайней мере, не нужно теперь бороться за каждый вдох. Ей казалось, что тело настолько сильно растянуто, что вряд ли когда-нибудь вернется в нормальное состояние.
У ног Джоан лежали осколки плитки, из-за которых она и оказалась здесь. Это была не ее вина. В тот день, когда плитка обжигалась, за печью присматривал Джордж. Он был пьян, но не настолько, чтобы проспать целый день, как это обычно случалось. Время от времени ему нравилось выдавать себя за великого мастера. Обычно она придумывала вескую причину, по которой не стоило продавать испорченную продукцию, но в этот раз он все-таки умудрился продать свой товар.
Джордж наверняка знал, что плитка недостаточно хороша. Вот почему так настаивал на том, чтобы Джоан взяла эту партию – ей, а не ему пришлось бы разбираться с покупателями.
Оживление внизу насторожило девушку. Каменщик уходил. Она не могла его упрекнуть, он и так простоял несколько часов. Приподняв голову, она посмотрела ему вслед. Волей-неволей ее взгляд упал на толпу. Люди сновали туда-сюда, останавливаясь, чтобы насладиться зрелищем, но никто не задерживался надолго, на перекрестке было слишком жарко. Волосы Джоан еще больше выгорели на солнце, а к длинному списку пыток добавилась еще одна – жажда.
Уход ее защитника совершенно опустошил девушку. Сердце отчаянно сжималось, она пытаясь собрать остатки воли, но в истерзанном теле не было места ничему, кроме слабости. Что с ней сделают, когда спустят отсюда? Просто бросят на помосте или вышвырнут вон из города? Она была уверена, что будет не в состоянии идти, более того, даже не знала, сможет ли ползти.
Джоан смотрела на осколки плитки сквозь застилавшую глаза пелену слез и проклинала Джорджа. Слабая вспышка гнева придала ей сил. Надеясь на чудо, она молилась, чтобы чувства не покинули ее, господь помог выстоять, но все же на мгновение забыла, где находится.
Как ты осмелился обидеть меня? Как осмелился прикоснуться ко мне? Мой отец об этом узнает. Мой муж убьет тебя…
Кто-то дотронулся до ее плеча. В полузабытьи она повернула голову, готовая кусаться и отбиваться до последнего. Но через мгновение черная ярость улетучилась, и Джоан поняла, что находится в колодках и смотрит на каменщика. Он снова стоял рядом и держал в руках чашку.
Риз обеспокоенно посмотрел ей в глаза и поднес чашку к ее лицу.
– От жары ты теряешь сознание. Наклонись и попробуй отпить сколько сможешь. Чашка наполнена до краев, у тебя должно получиться.
Это был эль, не вода. Она пролила гораздо больше, чем выпила, но немного освежающей влаги все же попало в горло.
– Закрой глаза.
Джоан послушалась и почувствовала, как оставшийся эль вылился на ее голову.
– Фонтан слишком далеко, это должно подойти. Солнце уже заходит, Джоан. Потерпи еще немного.
Она не была уверена, сможет ли терпеть. Как ей хотелось, чтобы все закончилось сию же минуту!
Но оказалось, что Риз не оставил ей выбора. Он встал на прежнее место у ее ног, повернувшись к ней лицом. Разговаривая с ней так, словно они вели светскую беседу за столом, начал рассказывать ей старые легенды. К тому моменту, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, а эль высох на ее волосах, только его голос удерживал ее в этом мире, вернее, очень маленьком мирке, в котором существовали только они двое.
Сумерки. Живительная прохлада.
Незаметно опустел перекресток. Два человека поднялись по ступеням на помост. Один из них повернул ключ в замке колодок, и тяжелый деревянный рычаг просвистел над ее головой.
Джоан попыталась пошевелиться. Безуспешно. Попыталась распрямить плечи и почувствовала такую боль, словно со всего маху ударилась о камень.
Крепкие руки обхватили ее за талию. Она обмякла и начала падать, но эти же руки удержали ее, не дав упасть на помост.
– К чему так переживать из-за какой-то подзаборной шлюхи, мастер Риз? – донесся приглушенный голос надзирателя. – Бросьте ее. Кто-нибудь из родственников позаботится о ней.
– Никто не придет. Я сам позабочусь о том, чтобы с ней ничего не произошло.
– Воля ваша, делайте, как знаете, но есть и более простые способы попасть в рай.
– Может и так.
Все тело Джоан невыносимо болело. Ей было так больно, что его руки у нее под мышками и коленями казались ей железными тисками. Каждый поворот головы причинял невыносимую боль.
Ступеньки, потом темнота. Тишина, только звук его шагов.
– Ты проснулась, Джоан?
– Да.
Она не слышала своих собственных слов и была не совсем уверена, что не спит. Мелькавшие дома казались темными неясными силуэтами.
– У тебя есть какие-нибудь родственники, кроме брата? Друзья в городе?
Пересилив себя, она отрицательно покачала головой.
– Тогда я отнесу тебя к себе домой. Там ты сможешь прийти в себя.
Джоан проваливалась в небытие. Она смутно чувствовала руки Риза, его грудь, дыхание, ритм шагов.
Огни. Один, два, три, еще… Огни загорались прямо у нее перед глазами. Запах топленого жира начал приводить ее в чувство.
Джоан различила черты лица Риза в мерцании свечей, когда он наклонился, чтобы зажечь последнюю. В этом свете он казался еще красивее, чем раньше. Она смогла рассмотреть помещение – большая кухня, очень чистая, опрятная.
Риз посадил ее на скамью у очага, придвинул к ней стол, на котором горели свечи, принес чашку и кусок хлеба.
– Здесь немного эля. Попробуй выпить и поесть. Размочи хлеб, если горло болит слишком сильно.
Казалось, что рука налилась свинцом, но Джоан медленно потянулась, взяла чашку, положила хлеб на колени.
Риз снял тунику и, подойдя к одной из ниш в стене, выкатил оттуда высокую ванну и поставил ее поближе к очагу.
Джоан понемногу откусывала размоченный в эле хлеб и наблюдала за уверенными движениями его стройного тела.
Все это время Риз уговаривал ее поесть еще. Он развел огонь и выйдя через заднюю дверь, вернулся через некоторое время с двумя ведрами воды. Каменщик продолжал носить воду, пока ванна наполовину не наполнилась Последние ведра с водой он поставил греться на огонь.
– Теперь можешь говорить? Горло еще болит? – спросил он, наливая себе в кружку эля.
– Немного, – отозвалась Джоан хриплым шепотом и слабым жестом указала на ванну. – Для меня?
– Да.
Это означало, что нужно будет сдвинуться с места. Только не это!
– Никто не знает о больном теле больше, чем каменщики. Завтра утром ты будешь благодарить меня. И еще. Не обижайся, но после гнилых фруктов, что в тебя кидали, и эля, который я вылил тебе на голову, от тебя ужасно пахнет.
– Ты думаешь, от меня? А я думала, это от тебя.
Риз рассмеялся. Похоже, ему понравилась ее попытка пошутить. Успокоившись, он склонился над очагом и посмотрел на нее.
– Я не знал, что ты еще и плитку обжигаешь.
Она почувствовала, что должна объяснить ему что к чему, но постаралась ответить уклончиво. Хлеб и эль восстановили ее силы настолько, чтобы помнить: с этим человеком необходимо соблюдать осторожность.
– Я работаю на плиточника. Это была его плитка, не моя.
К ее глубокому разочарованию это было все, что Риз хотел услышать.
– За рекой? Мастерские старого Ника неподалеку от Саутуорка? Я знаю этот товар. Строители доверяли отцу, но не покупают у сына.
– Товар все еще качественный, если Джордж пьян в стельку, спокойно спит и не мешает. Но бывает и так, что судьба не столь благосклонна. Он нетерпелив и не выдерживает плитку в печи столько, сколько необходимо.
– Поэтому тебе пришлось отдуваться вместо Джорджа за его «художества». Как ты можешь работать на такого человека?
– Когда я начинала, был жив его отец. Ник учил меня ремеслу. Когда Джордж унаследовал мастерские, я стала работать с ним.
– И заодно обжигала там свои статуэтки и горшки. Ты лепишь из его глины? Используешь ее для своих поделок?
Она слишком устала, чтобы проявлять какие бы то ни было эмоции, но предположение Риза задело ее за живое.