Адвокат дьявола (ЛП)

духовного мира, давалась ей сложно, но и интересовала ее. Ей нравилась структура
ритуалов и молитв, они были для нее как формулы. Она ходила в церковь, но не так часто,
как хотела ее мать. Там были ответы, она знала, но, может, не на ее вопросы. Или
инстинкты говорили ей, что церковь не собирается отвечать на все ее вопросы. Она не
знала.
Она закончила молитву, поднялась с колен, села на край кровати и открыла свою
Библию, где оставила закладку из перышка. Это было перо вороны, которое она нашла на
нижней ступеньке крыльца. Дана проводила им под словами, пока читала. Второе
послание к Коринфянам, одиннадцатая глаза, четырнадцатый абзац: «И неудивительно:
потому что сам сатана принимает вид Ангела света».
Эти слова ее беспокоили.
Переехав в Крейгер, Мэриленд, пару месяцев назад, Дана стала видеть более яркие
сны. В Сан–Диего ее сны были странными, но забавными. Ей снился конец фильма
раньше, чем семья смотрела его. Она знала чье–то имя без знакомства. Сны были как
дежавю, потому она вспоминала их, когда часть сна становилась реальностью. Но таких
снов не было много. Несколько в месяц. Они стали странными и темными здесь, в
Крейгере. И стали появляться чаще. Может, дело было в городе. Может, в том, что Дана
чувствовала себя здесь изгоем.
У нее еще не было друзей. Настоящих. Мелисса была на два года старше, она могла
завести друзей всюду. Она была такой. А Дана – нет. Она знала, что ее сложно принять,
потому что она все время была в своей голове. Не помогала и перемена, девять лет она
была в католической школе, а на десятый год попала в обычную. Дана нервничала из–за
нехватки строгости здесь, она привыкла, что все ходят в форме, следуют правилам. Ей
было неуютно в школе, а Мелисса вела себя так, словно ее выпустили из тюрьмы.
Дана отложила Библию, почувствовала себя скованно и развернула матрас для йоги.
Это было чем–то новым. Мелисса загорелась этим в Сан–Диего и считала, что йога – путь
к просвещению. Дана была просто рада, что это разминало ее мышцы. Поза горы была
легким началом. Она свела ноги вместе, расслабила плечи, равномерно распределила вес
на руки и ноги. Она глубоко вдохнула и подняла руки над головой, ладони были
направлены друг к другу, а руки – прямыми. Она потянулась кончиками пальцев к
потолку. И задержала их там, сосредоточилась на дыхании, расслабив мышцы.
Йога была еще одним пунктом, что был странным для девушек в школе.
В школе была враждебность, и все это считали нормальным. Было какое–то
невидимое разделение между военными и обычными людьми. Она видела это в Сан–
Диего, здесь было так же, но это не задевало Мелиссу. Ее сестра всегда общалась с
обеими группами, и ее принимали. Она нравилась. Дане было непросто.
Если бы в школе узнали, что снится Дане, они бы держались от нее подальше. Они
бы не просто считали ее чудачкой… Они бы поняли, что она не такая.
Потому она держала сны при себе.
Как она могла объяснить то, что видела дьявола?
Она не рассказала Мелиссе всей правды. Она не рассказала ей, что эти сны у нее
были с переезда сюда, почти каждую ночь. Что–то было в городе. Дана не могла просто
описать это. Или понять.
Она устала от позы горы и легла лицом на матрас, чтобы сделать кобру. Она прижала
ладони под плечами, вытянула ноги, носками уперлась в мат. А потом она напрягла таз,
это всегда вызывало у нее странные ощущения, она опустила бедра и сжала ягодицы. А
потом медленно и уверенно поползла по полу, чтобы поднять голову, плечи и верхнюю
часть тела, удерживая нижнюю часть и ноги на месте. На максимальной точке она
попыталась толкнуть грудь к противоположной стене. Идея была в том, чтобы двигаться,
расслабляться, повторять, но она задержалась, чувствуя, как мышцы в нижней части
спины разжимаются. С двумя щелчками что–то в спине встало на место. Пропало
напряжение, что было в ее спине весь день.
Может, йога все–таки помогала.
Она расслабилась и повторила позу.
За стеной Мелисса пела с хриплым голосом вокалиста. Ее забрал ветер. Она была
обещана небесам. Эти строчки вызвали вспышку других воспоминаний у Даны. Сны были
разными, порой были лишь обрывки, словно она пыталась настроить антенну телевизора.
Обрывки картинок, слов, но без истории в них. Одно было постоянным, и от этого Дана
была растеряна и даже ощущала себя виноватой: в ее снах дьявол всегда выглядел как
ангел. Чистый и красивый. Дана знала, что Люцифер был Ангелом света. Это смущало,
ведь в католической школе она всегда представляла дьявола жутким и страшным. А если
нет? А если он был красивым? Может, это объясняло, почему некоторые легко
поддавались его чарам.
У ангела в ее сне были добрые глаза, нежные руки и немного печальная улыбка. Он
сидел на краю ее кровати и шептал Дане секреты, которые она не помнила, когда
просыпалась.
Но она знала, что дьяволу было важно, чтобы она ему верила. Чтобы верила, что он
не злой. Что его не так поняли. Что он хороший.
Глубоко в сердце Дана задавалась вопросом, было ли зло. Если бог создал вселенную
и все в ней, то он создал и зло, и дьявола. Зачем? Мог ли дьявол помогать богу, преследуя
сбившихся с пути людей, направляя их к вере и спасению?
Она была уверена, что монахини в старой школе были бы в ярости, узнав о таких ее
мыслях.
Дана поняла, что слишком долго была в позе, теперь напряжение вернулось в спину.
Она опустилась на пол, перекатилась на спину и смотрела на потолок. Снаружи гудел
гром, напоминая смех. Не смех на веселой вечеринке, не гулкий смех отца в редкие
случаи, когда он был радостным. Нет, он был другим. Мрачнее. Коварнее. Словно ночь
смеялась и не хотела делиться секретом. Ветер шипел змеями среди деревьев.
В соседней спальне песня началась снова, ее сестра пела, а часы тикали в ночи.
 ГЛАВА 4 
 Крейгер, Мэриленд  
 23:59  
– Все хорошо, – сказал мужчина. – Я тебе не наврежу.
У него было лицо ангела, таким он был для нее месяцами. Ее ангелом. Таким же
настоящим, как любой ангел, в которого она верила.
Его голос был нежным и юным, но глаза были старыми, и от этого она вздрагивала.
Голова ее болела, комната словно раскачивалась. Что–то не так было с ее головой, она это
знала, но не могла вспомнить, что произошло.
Машина? Что–то с ней? Да, нет… возможно?
Она умела водить?
Девушка помнила, как ушла с вечеринки, вспомнила, как ей не понравилось, как
один парень трогал ее. Или как другие парни смотрели на нее и смеялись. Она ощущала
себя куском мяса на вертеле, который крутился и жарился на горячем огне их улыбок.
Девушка пыталась думать, прояснить мысли, но это было слишком сложно. Думать
было больно. Она ощущала тупую боль, словно ладони сжимали ее череп, за глазами
пульсировала тяжесть. Было почти так же плохо, как мигрень, но ощущалось иначе. Она
ощущала себя иначе. Боль была похожа на ту, когда у нее были такие сильные колики, что
вызывали мигрень. Было так же плохо, но боль была свежей, новой. Резкой.
Она резко поняла, что ее мысли ускользают не туда, и вырвалась из дурмана. Она
была в углу, идти было некуда. Ее плечи ударялись о стену, было холодно. На полу были
ржавчина и мусор.
– Все хорошо, сестренка, – сказал мужчина – ангел – и ей пришлось несколько раз
моргнуть, чтобы прояснить зрение и увидеть его. Увидеть его странные старые глаза и
подлую улыбку.
– Зачем вы это делаете? – спросила она, ее голос был скрипом ржавой цепи, обычно
она так не звучала. Горло тоже болело. Она кричала? Потому ее голос так звучал?
Возможно. Кричать ей хотелось. Это она сделать могла.