Тайна леса Рамбуйе

Подъехала вызванная по рации «скорая помощь». Труп уложили на носилки, пристегнули ремнями, накрыли черным одеялом и увезли.
— Месье, — повелевающе обратился капитан к Клоду, — мне нужны ваши документы.
— У меня их нет.
— Извините, месье, но мы не можем без удостоверения вашей личности закончить протокол. Вы вынуждаете меня…
— Да, вы можете сделать обыск. Но документов у меня нет.
И Клод похлопал себя по карманам брюк и куртки, показывая, что они пусты.
— Вот все, что есть, — сигареты и зажигалка.
Второй полицейский занялся машиной, обыскал все укромные места и доложил, что ничего не нашел.
— Странно, месье, очень странно. Как же это вы разъезжаете без документов, без водительских прав? Кстати, машина ваша?
— Нет, не моя. А документов нет оттого, что меня сегодня обокрали.
Полицейский покачал головой и с откровенным удовольствием принялся перечислять все просчеты и погрешности Клода.
— И человека вы не сбивали, и документов у вас с собой нет, и машина не ваша, и вообще вас, видите ли, ограбили… Если я спрошу ваше имя, то, вероятно, назовете первое попавшееся, не так ли?
— Ошибаетесь, капитан. Я вам не назову никакого имени. Останусь инкогнито.
— Ну, что же, так и запишем.
Но писать не стал. А смотрел пристально в глаза, и Клоду сделалось не по себе. Он уловил во взгляде оскорбительную жалость палача к своей жертве.
В черной форме с голубыми оторочками, увенчанный черным нимбом кепи с блестящим, как зеркальце, околышком, капитан был довольно молодым и, пожалуй, красивым. Но уж очень он нагло, вызывающе улыбался, откровенно торжествовал, как победитель.
«Стоп! — сам себе сказал Клод. — Стоп, Сен-Бри. Здесь что-то не так…»
Он не мог понять, где и что «не так». Интуиция, чутье, опыт юриста ему шептали, что он влип в какую-то историю, попал в западню, что во всем происходящем есть неестественность — подвох. Однако в чем — он не знал. Только предчувствовал. Капитан был подчеркнуто спокоен и театрально мил, видимо, оттого, что играл роль в чьем-то сценарии и был рад, что жертва не вносила в него серьезных неожиданностей. Он учтиво распахнул дверцу полицейской машины.
— Прошу вас, месье инкогнито…
— Я могу ехать за вами на своей…
— Не можете, месье.
«Рено-16» повел второй полицейский — молчаливый, с погонами рядового.
Сначала ехали молча. Первым заговорил капитан.
— Напрасно отпираетесь, месье. Несчастный случай на дороге. С каждым может случиться.
— Почему вы исключаете, что моей вины нет вовсе? Я ехал. Увидел человека, лежащего на обочине, и остановился. Вот, собственно, и вся «драма» в лесу. Вы инкриминируете мне то, к чему я не имею никакого отношения, поймите это.
Капитан пожал плечами.
— Не знаю, молодой человек, не знаю… Но почему-то люди так устроены, что сначала все отрицают, а затем понемногу признаются. Когда улики и логика берут верх. Я это хорошо знаю из своей практики.
Подъехали к белому четырехэтажному зданию комиссариата полиции с государственным флагом на фасаде.
Клода провели на третий этаж и заперли в небольшой комнате с решетками на окнах, где были только стол и табурет. Он сел на стол и закурил.
В жизни порой возникают ситуации, к которым не только не готовишься, но которые на свой счет даже в голову не берешь. В таком положении оказался Клод Сен-Бри. Еще часа три назад, когда он сидел в кафе на площади Контрескарп, все его размышления текли в русле перспективного будущего… И вдруг нелепая случайность все ломает и рушит.
Клод курил, качал ногами, сидя на канцелярском столе, прислушивался к звукам в коридоре.
«Из этой дурацкой истории, — рассуждал он, — можно выкарабкаться двумя ходами. Первый — профессионально доказывать свою невиновность. Но здесь мало шансов. Полиции и следствию выгодно посчитать преступником первого встречного — лишь бы поскорей закрыть дело. Второй ход — бежать. Тем более что никаких документов при мне нет, личность моя не установлена, отпечатки пальцев почему-то еще не взяли. Для полиции большой прокол, если преступник бежал, — дело останется незакрытым. Но как бежать?»
Открылась дверь, и вошли двое в штатском. Полицейский, дежуривший за дверью, тоже хотел было войти вслед, но ему велели остаться в коридоре.
Уверенные манеры, неброские дорогие костюмы, золотой браслет часов, блеснувший на руке, — все это сказало Клоду, что пришли большие чины. Он спрыгнул со стола и растоптал окурок.
— Пренеприятная история, молодой человек, — тихо произнес тот, который был моложе. — Добровольное признание всех обстоятельств трагического происшествия, случившегося с вами в лесу Рамбуйе, облегчит и вашу участь, и наше расследование.
— Но почему, уважаемые господа, и вы, и тот капитан, все вы пытаетесь заставить меня еще до расследования признаться в преступлении, которого я не совершил?
— Очевидно, это делается в ваших же интересах.
— Весьма сомневаюсь, что в этих стенах пекутся о моих интересах.
— Ну, что же, пойдемте, коллега. Пусть им займется следственный отдел.
И они ушли.
Клода перевели в просторную угловую комнату в конце коридора. Здесь было несколько канцелярских столов с пишущими машинками, у стены громоздкий, как шкаф, автомат-кофеварка.
Захотелось черного кофе.
Следователь средних лет с незапоминающимся лицом перехватил его взгляд на кофейный аппарат.
— Стакан кофе стоит один франк.
— У меня нет одного франка.
Следователь порылся в кармане и достал франковую монету. Секунду колебался — то ли самому опустить в щель автомата, то ли дать Клоду. И опустил сам. Автомат зарычал, вздрогнул, выбросил бумажный стаканчик, и в него брызнула коричневая струйка.
— Прошу вас, — следователь жестом пригласил Клода взять стаканчик. — Во время ночных дежурств эта штука хорошо помогает.
Кофе показался очень вкусным и душистым. Клод пил маленькими глотками, следя за полицейским чиновником, листавшим какие-то бумаги.
Выпив кофе, он взбодрился и повеселел. Возможно, на это и рассчитывал следователь, угостив его за свой счет.
— Итак, с чего мы начнем, молодой человек? Вероятно, с выяснения вашей личности.
— Симон Клиньянкур.
— Пусть будет так. Но учтите, что ложные показания усугубляют, ну и так далее… Когда и где родились, местожительство, род занятий, где проходил военную службу…
Клод экспромтом сочинил свою биографию, которую уже через час не смог бы вспомнить и повторить.
Допрос тянулся долго, нудно. Клод видел, что следователь — человек без выдумки, его невыразительная внешность гармонировала с профессиональной посредственностью. Раза два следователя куда-то вызывали. И по тому, как, возвращаясь, тот многозначительно поглядывал на Клода, он понимал, что вызывали по его делу.
Обдумывая побег, Клод попросился в туалет. В уборной, к его разочарованию, не было окна.
Прошло уже полночи. Скучный допрос кончился, и следователь куда-то надолго исчез. Вернулся с отпечатанными на машинке листами желтоватой бумаги.
— Месье… Симон Клиньянкур, послушайте показания свидетелей — тех полицейских, которые вас задержали.
И стал читать показания.
…16 мая в 15 часов 45 минут полицейский патруль в составе капитана и рядового таких-то, дежуривших в лесу Рамбуйе, видел, как синяя автомашина «рено-16» на большой скорости наехала на идущего по обочине человека в полосатом костюме. От сильного удара автомашина остановилась, что и помогло задержать водителя… Пострадавший, не приходя в сознание, скончался…
«Во всем этом я разберусь позже и не здесь, — лихорадочно думал Клод. — Сейчас — бежать. Надо срочно что-то придумать!»
Он тоскливо, в который раз огляделся вокруг: голые серые стены, заделанные крупной решеткой окна, белый потолок.
«М-да, отсюда дорога только одна — в тюремную камеру, где придется торчать до суда, пока ведется следствие… А там вскроется, что я никакой не Симон. Запутался ты, месье Сен-Бри, запутался окончательно».