Человек за роялем (СИ)
— «Доброго вечера. К сожалению, вынуждена отклонить ваш подарок. Я придерживаюсь классики», — я отвечала так учтиво, как только могла. По-хорошему, следуя этикету, мне бы не следовало с ним общаться вовсе. Оторванный лист с его первым «письмецом» я отложила по правую руку, чтобы потом выбросить.
— «Я настаиваю на прогрессе, сочетающем в себе классическую бумагу и новую форму её потребления. Как учтивая леди, вы просто обязаны были похвалить меня за такую инновационную идею».
— «Простите, однако у меня нет ни малейшего желания хвалить того, кто с самого утра застал меня врасплох намеренно, при этом даже не утруждая себя извинениями», — это было уже чересчур. Он определённо не знал куда деть свою наглость, поэтому, судя по всему, решил направить её на меня. Тем более из-за этого наглеца и извращенца, мне пришлось стать на колени, чтобы было удобнее писать.
— «Мне думалось, что утренних комплиментов с вас будет достаточно и мои извинения не потребуются», — это уже не проходило ни в какие рамки. Меня учили правильно отвечать мужчинам, даже если они надоедливы и не понимают того, что делают. Но этот молодой человек явно намеренно выводил меня из себя, поэтому я решила отвечать чуть более развязно. Надеюсь, ему это не понравится, и он тут же прекратит разговор.
— «Надеюсь, вы осведомлены о том, что случилось с индюком, который, также, как и вы, имел длительный умственный процесс?».
— «Вы считаете меня индюком?», — я совсем забыла о том, что этот юноша ни единого моего вопроса не воспринял как риторический. Нужно было подобрать совершенно другую форму.
— «Я считаю, что, как для первого дня после знакомства, вы слишком многое себе позволяете», — небольшая стопка бумаг подходила к концу, как и свободное место на моём листочке, однако, я добавила: — «Будет лучше, если вы будете обходить меня десятой дорогой. Доброй ночи».
— «Я же, в свою очередь, считаю, что это вы спровоцировали меня. Такие прекрасные ножки нужно либо демонстрировать всем и каждому как эталон, либо спрятать под длинной юбкой, чтобы не видел никто».
— «Мне приятны ваши комплименты, однако неприятно ваше внимание. К тому же, я уже пожелала откланяться ко сну».
— «Но разве существуют комплименты без внимания?»
— «Чарльз, я уже переоделась, и мне нужно идти спать».
— «Как жаль. Я мог бы не исписывать ненужными словами этот клочок бумаги, а порадовать свой глаз настоящим произведением искусства. Что же, спите спокойно. И, надеюсь, я не побеспокою вас, если ночью захочу украсть хотя бы один ваш вздох».
Это уже больше напоминало угрозу. И, понимая то, что настоящих его чувств прочитать я не могу, один из неразобранных чемоданов я придвинула к роялю, предварительно не забыв запустить подарок в комнату Блейка. Кажется, он попал прямо в лицо, что не могло меня не радовать. Понимая, что эта новость просто замечательна, я отправилась в постель…
3. Помощь
После обеда, на следующий же день я предстала пред судом тётушки в её кабинете. Вернее сказать ранее кабинет принадлежал моему отцу. На стенах всё ещё оставались знакомые мне картины, а на стеллаже в углу я успела рассмотреть знакомые мне книги. Всё это принадлежало моему отцу. Личный кабинет ему нужен был для того, чтобы в вечерней тишине не могли его потревожить ни внезапные гости, ни мы с Гидеоном. Гилберт Рассел был потрясающим человеком. Он мог до ночи сидеть у себя, не видя сна за огромными стопками бухгалтерских бумаг. Кроме того, по причине заключения выгодных сделок, он отсутствовал весьма часто. И, несмотря на это всё, успевал проводить с нами время и даже возить моего брата на охоту и прочие чисто мужские занятия. Он был достоин этого кабинета. Вы же используете его лишь для того, чтобы подчеркнуть свою деловитость, миссис Гест. Вам пора угомонить свои амбиции.
Впрочем, тётушка не предложила нам стульев, а персонально для меня не была предусмотрена бумага — значит, мне полагалось молчать и не встревать даже, если сильно захочется. В любом случае, она не умеет ни читать по губам, ни разбирать язык жестов.
— Что это такое? — под гром её разгневанного голоса, на стол рухнула небольшая, немного помятая и мокрая стопка бумаг. Они были маленькими, такими же как… Я тут же узнала те самые листочки, с помощью которых мы вчера обменивались сообщениями. Что же, не самая восхитительная находка, но… Откуда это взялось у Миллисент? Не мог же Чарльз сдать нас обоих. Насколько я знала, то, что он писал, являлось весьма неприличным, так что показывать это, тем более тётушке, было себе дороже. Кроме того, он стоял рядом со мной, а не подле «госпожи Гест» — значит, он тоже в секторе обвиняемых. Так как же это попало к ней? И почему на этой стопке нет той розовой ленты, которую так заботливо повязали на него в самом начале?
— Мне стало жаль мисс Рассел, — начал Блэйк. Я чувствовала, что он пытается как можно лучше подобрать слова, чтобы, скорее всего, не повязнуть в настигшей нас беде ещё сильнее. Впрочем, я не была уверена. Уверенности мне предали бы его мысли. Мысли, которых я не слышу. Вопрос о том, почему так происходит, снова всплыл у меня в голове. — Она постоянно ходит с огромными листами, а, когда она кладёт их в карман, полагаю, они мнутся и приобретают вид весьма непрезентабельный. Тем более для того, чтобы показывать их таким уважаемым людям, как вы. Поэтому я решил сделать ей небольшой подарок. Это была лишь жалость — не больше.
— Мне всё равно, что привело к появлению этого предмета. Он у меня в руках. Его мне принесла… одна из прислуг и сказала, что нашла это в саду, — тётушка пыталась успокоиться, но в её мыслях я слышала тревожные знаки, будто чёрным по белому написанные слова. У неё на него планы и интрижка со мной едва ли в них вписывалась. — Я хочу знать, почему текст, находящийся здесь, носит настолько фривольный характер. Если мне не изменяет память, вы познакомились не так уж и давно, чтобы обмениваться подобным.
— «Но я… Я не при чём. Это всё отверстие для рояля и он!» — от волнения, я стала жестикулировать. Это нечестно, приплетать меня сюда. Я считаю, что в том, что всё это вообще появилось виноват именно Чарльз. Откуда мне было знать, что его изобретательность зайдёт настолько далеко?
— Она права. Во всём виноват я. К сожалению, вынужден признать, что подсматривал я, — для меня оказалось удивлением то, что всю вину он взял на себя. Но, что удивляло ещё больше — это то, что он разбирал язык жестов. Откуда? Как это вообще возможно? В университете, где он учится, есть такие же как я, без голоса? — Затем, мы с ней стали переписываться.
— И каким же образом, позвольте спросить? — тётушка не унималась. Неужели ей этого мало. Впрочем, точно. Она же решила не только прибрать к своим рукам мой дом, но и сделать из меня гувернантку. О чём это я думаю? Ей всегда будет мало. — Вы же не выходили из своих комнат ради каждой записки.
— «Нет же! Это слишком сложно! Мы переписывались и передавали эту вещь через отверстие для рояля!» — я снова стала жестикулировать. У меня наконец-то появился шанс расправиться с этим недоразумением и наконец-то заснуть спокойно. Конечно, это не отведёт от меня всей беды и, всё же, так как мы живём в одном доме (из которого он точно вылетит как только я стану законной хозяйкой), мы обязательно столкнёмся. Но, во всяком случае, я буду уверена, что за мной никто не будет подглядывать.
— Что она пытается сказать? — Миллисент кивнула Чарльзу спокойно, хотя в её мыслях я прочитала некий страх и удивление. Конечно, если бы я увидела кого-то, также хаотично жестикулирующего, определённо сочла бы за человека, которым всё ещё не занялся доктор.
— Она говорит, что так и было. Частично. Мы так увлеклись разговором, что для нас это казалось сущей мелочью. Я же сидел прямо у неё под дверью. Фаддей должен был меня заметить. Впрочем, он сделал вид, что ничего не видел.
Я была злой, очень злой. Только что на моих глазах разрушился единственный шанс предотвращения любых подглядываний и посягательств на мою честь. Изначально, я была готова летать на крыльях радости, однако некто, именуемый Чарльзом Блэйком, одной своей речью отрезал их, не забывая о том, что нужно вырвать из спины даже небольшие перья, чтобы эти же самые крылья не выросли снова. Он всего лишь пользуется привилегией того, что у него есть голос, а у меня — нет. Ничего. Грядёт время, когда хозяйкой этого дома стану я.