Рождество в Шекспире (ЛП)
Список подарков пополнялся, и их необходимо было разворачивать и восхищаться. Нужно было написать еще больше благодарственных писем. Две другие подружки невесты должны были забежать в полном восхищении и провести последние приготовления. Священник, Джесс О’Ши, заглянул на минутку урегулировать пару вопросов. У него были гладкие русые волосы и квадратная, массивная челюсть, не портившая его облик: я надеялась, что он был также умен, как красив, потому что я всегда представляла первоочередным объектом священников невротиков или просто подающих надежды членов их паствы.
Он привел с собой хвост — дочь. Коренастая Криста, чьи волосы были такие же русые, как у ее матери, но не такие же гладкие, хотела спать и сердилась на младшего братика за его ночные бдения, как и предсказывала Лу. Криста была в плаксивом настроении.
— Люк плакал всю ночь, — сказала она угрюмо, когда ее в третий раз спросили, где же братик.
— О, Криста! — проговорила одна из подружек невесты неодобрительно. Пожизненно лучшая подруга Верены, Тутси Монаан, блондинка с круглым лицом и крохотным мозгом. — Как ты можешь говорить так о маленьком ребенке? Малыши такие милые.
Я видела, как лицо Кристы вспыхнуло. Тутси сильно нажала на старую кнопку вины. Я, оттолкнулась от стены гостиной и подошла поближе к девочке.
— Верена тоже рыдала всю ночь напролет, когда была ребенком, — сказала я Кристе очень спокойно.
Криста посмотрела на меня с недоверием. Круглые карие глаза, определенно самое красивое в ее внешности, пристально и скептически посмотрели на меня.
— Да ну, — сказала она с сомнением.
— Плакала-плакала. — Кивнула я твердо и направилась на кухню, где умудрилась найти Кристе газировку, которая ей очень понравилась. Вероятно, пить ее ей не разрешали. Потом я побродила вокруг дома, время от времени уходя в свою комнату и закрываясь на десять минут. (Это время я определила методом проб и ошибок, пока кто-нибудь не начинал скучать по мне или не приходил посмотреть, где я и чем занимаюсь).
Верена просунула голову в мою дверь в 12:45, чтобы спросить, пойду ли я с ней к доктору.
— Мне надо забрать рецепт на противозачаточные таблетки, но я хочу, чтобы доктор Лемей проверил мои уши. Правое ухо кажется побаливает, и я боюсь, что к свадьбе это превратится в ярко выраженную инфекцию. Бинни сказал заходить, он успеет меня осмотреть до послеобеденного наплыва пациентов.
Одно из преимуществ медсестер — в кабинеты местных врачей можно попасть быстрее, Верена рассказала мне это несколько лет назад. Насколько я могла помнить, Верена страдала от аллергий, которые часто вызывали ушные инфекции. Они всегда появлялись в самое неподходящее время. Например, за четыре дня до свадьбы.
Я вышла вслед за ней к автомобилю с чувством освобождения.
— Я знаю, тебе хочется выйти из дома, — заметила Верена, глядя на меня. Мы выехали с подъездной дорожки и направились в офис доктора Лемея.
— Это настолько очевидно?
— Только для тех, кто знает тебя, — сказала Варена с сожалением. — Да, Лили, ты как тигр в клетке. Ходишь взад и вперед, взад и вперед, свирепо глядя на проходящих людей.
— Ну, не все так плохо, — сказала я с тревогой. — Я не хочу расстраивать их.
— Я знаю, что не хочешь. И я рада, что тебя это волнует.
— Меня всегда это волновало.
— Ты ведь могла и соврать.
— У меня просто не было дополнительного… — Я потратила всю энергию, которая у меня была, чтобы казаться нормальной. Попытка убедить других людей оказалась попросту невозможной.
— Я думаю, что наконец поняла. Прости, что подняла этот вопрос. Родители знают лучше меня, что ты заботишься о них.
Меня только что простили за что-то, чего я не сделала, ну или сделала, исключительно по мнению Верены. Но она прилагала усилия. Я тоже приложу усилие.
Доктор Лемей до сих пор принимал в том же маленьком здании, в котором он практиковал всю свою карьеру, все сорок лет. Он приближался к пенсионному возрасту, его медсестра Бинни Армстронг тоже.
«Они работали командой в течение двадцати пяти лет», — подумала я.
Верена припарковалась на углу, и мы пошли по узкому тротуару к парадной двери. На двери в кабинет доктора Лемея раньше висела табличка «Только для черных», в начале его практики ее заменили живописным окном. В последние пять лет, чтобы обезопасить хрупкое стекло, были установлены решетки. Отчасти история Бартли описана в этих двух словах, решила я.
Дверь была покрашена в синий цвет, чтобы соответствовать карнизу, но краска уже облупилась и виднелся знакомый оттенок зеленого. Я повернула ручку и вошла, шагая впереди Верены.
В маленьком здании было удивительно тихо. Ни телефонных звонков, ни звука копировального устройства, никаких радио-игр, даже музыки.
Я повернулась, чтобы посмотреть на сестру. Что-то было не так. Но взгляд Верены скользнул мимо меня. Она не собиралась признаваться в этом.
— Бинни! — прокричала она слишком бодро. — Мы с Лили приехали! Иди и погляди. — Она уставилась на закрытую дверь с другой стороны приемной, дверь, ведущую в лабораторию и офисы. Через стекло было видно, что за стойкой регистрации никого нет.
Мы услышали слабый, ужасный звук. Звук смерти. Я уже слышала такой раньше.
Приемную я одолела за шесть шагов и открыла вторую дверь. В знакомом зале с тремя комнатами справа и тремя комнатами слева теперь настелили линолеум, имитировавший дерево, вместо пестрого бежевого узора, который я помнила. Я решила, что выглядит он неуместно.
Потом я заметила ручеек струящейся крови — единственное движение в зале. Я проследила за ним, не особо желая найти источник, но в небольшом пространстве он был слишком заметен. Женщина в белой униформе лежала в дверном проеме средней комнаты справа.
— Бинни, — закричала Верена, ее руки взлетели к лицу. Но потом моя сестра вспомнила, что была медсестрой, и немедленно оказалась на коленях у окровавленной женщины. Было трудно различить контуры лица и головы Бинни Армстронг, так ее изувечили. Тот крик вырывался из ее горла.
Пока Верена стояла на коленях рядом с ней, пытаясь нащупать пульс, Бинни Армстронг умерла. Я видела, как тело расслабилось.
Я посмотрела в дверь справа, небольшой офис регистратора. Чистый и пустой. Я посмотрела в комнату слева, лабораторию. Чистая и пустая. Я осторожно двигалась по приемной, а моя сестра делала массаж сердца мертвой медсестре. Я осторожно вытянула шею у двери в следующую комнату слева, еще одну лабораторию. Пусто. Дверной проем, в котором лежала Бинни, вел к крошечной лаборатории и чулану. Я осторожно прошла мимо сестры и нашла доктора Лемея в последней комнате справа, в его офисе.
— Верена, — сказала я резко.
Верена посмотрела на меня, вся забрызганная кровью.
— Бинни мертва, Верена. — Я кивнула в направлении офиса. — Иди, проверь доктора Лемея.
Верена вскочила на ноги и подошла, чтобы посмотреть на дверь. Потом она двинулась к другой стороне стола, чтобы нащупать пульс доктора, но выйдя оттуда, покачала головой.
— Он был убит за столом, — сказала она, как будто от этого стало еще хуже.
Седые волосы доктора Лемея слиплись от крови. Она же запеклась на столе, где лежала голова. Уродливые трифокальные очки съехали, и мне ужасно хотелось их поправить, как будто если я так сделаю, он снова будет видеть. Я знала доктора Лемея всю свою жизнь. Он принимал роды моей матери.
Верена коснулась его руки, лежащей на столе. До меня не сразу дошло, что она была абсолютно чистой. У него не было шанса оказать сопротивление. Первый удар был сокрушительным. В комнате полно бумаг, подшивок, бланков заявлений и медосмотров… большая часть из них теперь определенно залита кровью.
— Он погиб, — прошептала Верена, хоть в этом сомнений не было
— Нам нужно убираться отсюда, — мой голос прозвучал громко и резко в маленькой комнате с чудовищным зрелищем и запахами.
Мы переглянулись широко раскрытыми от ужаса глазами.
Я кивнула головой в сторону входной двери, и Верена метнулась вперед меня. Она выбежала, пока я проверяла обстановку на наличие движения.